Баллада о пулемётчике

Как и все парни в их деревне, он ушёл на войну в первые же дни. Только успел свадьбу отыграть. Помните, у Евгения Евтушенко:

О, свадьбы в дни военные!

Обманчивый уют,

слова неоткровенные

о том, что не убьют...

Это про те самые деревенские свадьбы, когда женились, чтобы молодая жена получала аттестат за мужа-солдата, а если всё-таки его убьют, – вдовью пенсию. Ну и, конечно, ради первой брачной ночи, ведь большинство совсем юных ребят и девчонок были ещё нецелованные.

И крутила его война, и кидала – из теплушек на марш-броски, из окопов на простреливаемые поля, и гнала сперва с запада на восток, а потом с востока на запад. Сначала война дала ему профессию пехотинца, а после поменяла на пулемётчика.

И вот уже когда до самого конца всего этого ужаса было рукой подать, 5 мая 1945-го, впервые угодила в него пуля – разрывная, прямо в пятку. В ту самую, ахиллесову. Он вынул замок из пулемёта, чтоб из него нельзя было стрелять, и пополз в тыл, к своим. Только раз остановился у какой-то речушки, очень хотелось пить, и…

Очнулся в тот миг, когда его везли на каталке по анфиладе комнат какого-то венгерского замка. В первый момент даже не спросил: куда едем? Крестьянский паренёк, он был настолько поражён этим великолепием – богатой лепниной, огромными старыми картинами… А ехали они на операцию – резать ногу.

Обезболивающих, как водится, на всех не хватало. Тем более на рядовых. Ему влили в рот стакан спирта и сказали:

– Терпи, солдатик!

А прямо над ним висела огромная люстра, и в ней отражалось всё, что происходило на операционном столе. Но он терпел. Терпел до тех пор, пока снова не потерял сознания.

Очнулся уже в палате. От криков. Поначалу слышал только одно:

– А-а-а-а-а-а! – Потом догадался: – Победа-а-а!

Он тоже попытался крикнуть, но вышел только какой-то жалкий писк. Слабый он был ещё, даже для радости.

Несколько дней лежал и думал: как теперь строить жизнь? Кому ж нужен в деревне мужик без ноги? Какой он теперь работник – что в поле, что в домашнем хозяйстве? Думал-думал и надумал. Попросил соседа по палате:

– Слышь, лейтенант, помоги написать письмо жене. У нас ведь в деревне была только четырёхлетка, так что лучше уж я тебе продиктую.

Ну и надиктовал, что, мол, так и так, поскольку я теперь инвалид, то в нашей деревне с поезда не сойду, проеду прямо к матери. А на тебя никакой обиды нет и быть не может. Забудь меня, разведёмся, и ты, ещё молодая, выйдешь за другого и построишь настоящую, счастливую, советскую семью.

Как написал, так и сделал. Да только на той станции, где стояла их деревня, увидел сквозь запотевшее окно, как мечется по платформе жена и кричит. Что она кричала, было не разобрать, но он по губам понял:

– Саша! Саша!

…Третьего дня по телику снова показывали чухраевскую «Балладу о солдате». И как только появился на экране Евгений Урбанский, стоящий посреди платформы на костылях, и к нему побежала жена и стала целовать его, целовать – я сразу вспомнил Александра Петровича. Я всегда его вспоминаю, когда вижу этот фильм и эту сцену. Александр Петрович – герой одного из первых моих очерков. Его история один в один с этой кинематографической. С той только разницей, что я знал дальнейшую судьбу моего героя.

Она была непростой, как у большинства из их поколения, но счастливой. Они с женой вскоре после войны переехали в Ленинград. Он устроился на фабрику и выучился на обувщика. Руки у него были золотые. А ещё они родили двух дочерей и обеим дали высшее образование.

 

Сергей Ачильдиев, редактор отдела спецпроектов «НВ»