«Дайте же мне быть истинной сестрой милосердия!»
В рамках спецпроекта «Первая. Мировая. Великая», посвящённого 100-летию начала этой войны, «НВ» рассказывает о женщинах, её участницах
С началом Первой мировой войны на фронт устремились тысячи женщин. Большая часть из них становилась сёстрами милосердия. Чаще всего это были вчерашние гимназистки, юные, романтичные, горевшие патриотическими чувствами и исполненные сострадания к гибнущим на фронте. Хрупкие, казалось бы, создания совершали беспримерные подвиги, которым дивились видавшие виды военные, и гибли под обстрелами и бомбёжками.
Александра Толстая: «И могучий красавец казак рыдал как ребёнок…»
В качестве сестры милосердия отправилась на фронт дочь великого Толстого, Александра Львовна. Сделала она это, как и многие тогда, вопреки воле матери. «Мне хотелось забыться, хотелось подвигов, геройских поступков…» – писала Александра Львовна спустя много лет.
Для того чтобы попасть на фронт, она, используя своё положение дочери знаменитого писателя, обратилась к князю Львову, председателю Всероссийского земского союза, организовывавшего помощь раненым. И спустя несколько месяцев оказалась в санитарном поезде Северо-Западного фронта. В октябре 1914 года Александру Толстую перевели на Турецкий фронт, несмотря на то что передовые отряды Красного Креста формировались только из кадровых сестёр. Но энтузиазм был велик – она добровольно пошла в глубь Турции, где свирепствовал тиф. Чтобы добраться до места назначения, нужно было почти по бездорожью преодолевать длинные тяжёлые переходы верхом через горные перевалы.
Игдырь, куда она была командирована, оказался маленьким местечком у подножия горы Арарат, на берегу бурной реки Евфрат.
«Библейские, но унылые, болотистые места с невероятным количеством комаров, носителей одной из самых тяжёлых форм тропической малярии», – напишет она в дневнике.
В бывшей сельской школе был организован первый перевязочный пункт Всероссийского земского союза. Александра Толстая работала в операционной, помогала опытной фельдшерице-хирургу.
«Ранения были тяжёлые, – вспоминала она, – турки употребляли разрывные пули «дум-дум». Трудно было привыкнуть к ампутациям. Держишь ногу или руку и вдруг ощущаешь мёртвую тяжесть. Часть человека остаётся у тебя в руке. «Сестрица, – с надеждой, боясь ответа, обращается ко мне молодой красивый казак, очнувшись от наркоза, – а ногу-то оставили, не отрезали, пятка чешется…» Как ему сказать? Большие чёрные глаза смотрят на тебя с надеждой, мольбой... И, узнав правду, сильный могучий красавец казак, закрыв лицо руками, рыдал как ребёнок: «Сестрица... как же я теперь?!» А через неделю он веселил всю палату и громко заливистым тенором пел свои казацкие песни».
Ночью сёстры дежурили по очереди. Четыре палаты по 40–50 больных в каждой. На палату – один дежурный санитар, а на все палаты одна сестра.
Зачастую находиться рядом с ранеными было опасно для жизни медсестры.
«Захожу во время обхода в палату сыпнотифозных, – писала Толстая. – Около умывальника стоит очень слабый выздоравливающий больной. В глубине палаты кричит, ругается в бреду сыпнотифозный армянин. Не успела я подойти, как он, как кошка, с быстротой молнии вскочил, перелетел через две-три кровати, бросился к умывальнику, схватил бутылку сулемы и размахнулся над головой слабого больного. Он убил бы его, но я успела схватить армянина за руку сзади, бутылка скользнула по черепу больного, слегка его задев... Армянин бросился на меня, повалил меня на пол, схватил за горло и стал душить. Борясь, мы покатились по полу и завалили собою дверь. Руки больного стальными клещами сдавили мне горло... В дверь ломился дежурный санитар... Но открыть дверь он не мог. Каким-то образом мне удалось откатить армянина от дверей. В палату ворвались два санитара, схватили армянина, надели на него смирительную рубашку... А через несколько дней после кризиса, когда армянин был уже в полном сознании, он виновато мне улыбнулся, когда я вошла в палату. «Как же это ты задушить меня хотел?» – спросила я его шутя. Он был смущён: «Прости меня, сестрица, видит Бог, не помню ничего... Коли в памяти был бы, никогда такого не сделал бы».
…Затем Толстая получила назначение в город Ван, где надо было открыть пункт питания для турок, в основном женщин, стариков и детей. И вновь ей приходится совершать длительные переходы через горы.
«За последние месяцы я совсем отвыкла от цивилизации и не обращала никакого внимания на свою внешность. Да это было и невозможно во время походов. Вероятно, жуткий был у меня вид. Облупившееся от солнца и горного воздуха лицо, грубая, пропитанная лошадиным потом засаленная серая поддёвка из кавказского сукна, шаровары, сапоги, на голове чёрная барашковая папаха с белым верхом…»
Вскоре Александра получила новое назначение – на Западный фронт, теперь уже в качестве уполномоченной Земского союза. Её задачей было устройство школ-столовых и организация работы с детьми, оставшимися в прифронтовой полосе. Затем она была назначена начальником санитарного поезда и сама должна была организовать подвижной санитарный отряд. Отряд был разделён на три «летучих» подразделения, три группы для срочной помощи раненным на поле боя. Тут шли жестокие бои, район подвергался бомбардировкам немецких аэропланов, и Александре часто приходилось останавливать обезумевших от страха бежавших от больных санитаров.
«Я никогда не поверю, что люди не боятся обстрелов, бомб, ружейных атак. Все боятся. Весь вопрос в выдержке, в умении владеть собой и не показывать свой страх…» – писала Александра.
Она чудом избежала смерти – задержалась у уполномоченного Земского союза в Минске, а в это время часть дома, где она жила, была разбомблена немецким снарядом. Погибли семь санитаров, тяжело ранило троих врачей…
Войну она закончила в чине полковника и в 1917-м году вернулась в Ясную Поляну. Она была награждена тремя Георгиевскими медалями 4-й и 3-й степени – за личное мужество.
Римма Иванова: «Вперёд, за мной!»
«Ставропольская Жанна д’Арк» – так называли на фронте ещё совсем юную сестру милосердия Римму Иванову. Её подвиги прогремели по всей России и отозвались болью и восхищением во многих сердцах.
Она родилась в Ставрополе в семье казначея духовной консистории, окончила гимназию и работала учительницей. С началом Великой войны прошла курсы сестёр милосердия, работала в епархиальном госпитале в Ставрополе, но душой рвалась на передовую. И добилась своего. Её младший брат Владимир служил врачом 83-го пехотного Самурского полка, в этот же полк зачислили и Римму. Первое время она числилась в полковых списках добровольцем-санитаром под мужским именем: Римма Михайлович Иванов.
Вот что писал о ней командир полка:
«Неустанно не покладая рук, работала она на самых передовых перевязочных пунктах, часто находясь под действительным губительным огнём противника. Молитвы многих раненых несутся за её здоровье ко Всевышнему».
А родители всячески уговаривали дочь вернуться домой. Она отвечала им в письме 9 марта 1915 года:
«Вы должны радоваться, если любите меня, что мне удалось устроиться и работать там, где я хотела. Я забываю всё. Но ведь не для шутки я это сделала и не для собственного удовольствия, а для того, чтобы помочь. Да дайте же мне быть истинной сестрой милосердия!»
За три месяца жестоких боёв девушка вынесла из-под огня почти 600 раненых. За спасение командира взвода прапорщика Соколова она была удостоена Георгиевской медали «За храбрость» 4-й степени, за вынос с поля боя раненого командира роты поручика Гаврилова и восстановление линии связи получила Георгия 3-й степени.
Потом вслед за братом Римма перевелась в 105-й Оренбургский пехотный полк. Уже разнеслась молва о «святой Римме», которая спасает раненых под градом пуль, не боится обстрелов и пренебрегает опасностью. И вскоре в ближайшем сражении она вынесла с поля боя тяжелораненого командира полка полковника Граубе, за что получила Георгиевский крест 4-й степени.
9 сентября 1915 года полк пошёл в наступление у карпатского села Доброславки. В 1-й роте были убиты командиры и все офицеры, солдаты смешались и начали отступать. И тогда перед отступающими солдатами поднялась сестра милосердия Римма Иванова: «Куда вы, здесь же раненые!» Вокруг неё собрались солдаты. Она не колебалась ни минуты и с криком «Вперёд, за мной!» бросилась в атаку и повела за собой солдат. Воодушевившись, бойцы отбили линию вражеских окопов. Но Римма этого увидеть уже не смогла: скошенная пулей, она упала за несколько метров до окопов и скоро умерла от потери крови.
Императорским указом сестра милосердия Римма Иванова была награждена высшей и самой почётной военной наградой – орденом Святого великомученика Георгия 4-й степени. Это была офицерская награда и присуждалась только за подвиги на поле боя. Но для мужественной девушки было сделано исключение. И после Надежды Дуровой, знаменитой кавалерист-девицы, героини войны 1812 года, единственной, кто ещё получил эту награду из женщин, стала Римма Иванова.
Похоронили Римму Иванову в Ставрополе. От вокзала вдоль главной улицы в ряд стояли войска, при прощании со ставропольской девой ей отдавали воинские почести. Но время стёрло в памяти имя героини, и могила её затерялась. Сейчас на месте предполагаемого захоронения возле храма Андрея Первозванного установили надгробие, мемориальная доска появилась на здании бывшей Ольгинской гимназии.
Елена Цебржинская – фельдшер Цетнерский
Дочь морского офицера Елена Константиновна Цебржинская окончила женскую гимназию, вышла замуж за военного врача. В Санкт-Петербурге, куда мужа перевели по службе, окончила акушерские курсы. С началом войны её муж был назначен в 141-й Можайский пехотный полк, который участвовал в неудачном наступлении в Восточной Пруссии, был окружён и попал в плен.
Получив известие о печальной участи мужа, Елена Константиновна оставила сыновей трёх и шести лет на попечение семьи, а сама, переодевшись в мужской костюм, под именем фельдшера Евдокима Цетнерского записалась в одну из маршевых рот, отправлявшихся на фронт. По прибытии на передовую была распределена в 186-й Асландузский пехотный полк, в составе которого и провоевала практически всю осень 1914 года.
В приказе, подписанном 10 июня 1915 года генералом от инфантерии Эвертом, отмечалось:
«Всё это время фельдшер-доброволец, находясь при 7-й роте, в высшей степени добросовестно исполнял свои специальные обязанности, как на походе, так и в бою, причём не только в роте, к которой был причислен, но и везде, где только он узнавал, что нужна медицинская помощь. Все тягости походной боевой жизни нёс наравне со строевыми нижними чинами, часто подавая пример выносливости, хладнокровия и бодрости духа».
Далее шло внушительное перечисление боевых заслуг, завершавшееся описанием того, как вечером 4 ноября 1914 года в бою у деревни Журав фельдшер, перевязывавший раненого ротного командира, сам был ранен осколком тяжёлого снаряда, «но продолжил начатую перевязку и только по окончании таковой сам перевязал себя; после чего под сильным огнём артиллерии противника, забывая собственную рану, вынес офицера из боевой линии».
О том, кто есть на самом деле фельдшер Цетнерский, стало известно только в 12-м передовом отряде Красного Креста, куда Елену доставили на операцию. Запахло скандалом, дело дошло до государя. Но Николай II повелел не наказывать, а наградить фельдшера. В июне 1915 года Елене вручили Георгиевский крест 4-й степени. Правда, из воюющего полка её всё же удалили…
Ирина Егорова, Лидия Березнякова