Где в нашей радости печаль?..

Многие фильмы про войну я не могу смотреть без слёз. Тот же «А зори здесь тихие»: сколько раз видела – столько раз плакала, хотя родилась, когда война давно закончилась. И прадеды-деды, которые видели войну своими глазами, не очень-то любили про неё рассказывать.

Оба деда прошли войну от и до. И оба молчали. Один начал в Финскую, танкистом, и дошёл до Будапешта. Горел, был ранен, возвращался в родную часть. Но он даже это не мог объяснить. Отчего так прикипали к своим частям, к своим однополчанам в ту войну? Или в любую войну это случается? Рассказывать, как воевали, не любил. И фильмы про войну не смотрел, точнее, лишь два фильма считал похожими на ту войну, которая для него лично была правдой, – «На войне как на войне» и «В бой идут одни старики».

Почему ему казался близким младший лейтенант Малешкин, я ещё могу понять. Танк или самоходка, парнишка из интеллигентной семьи, жгучее желание подвига и страх, что струсишь. Но лётчиком дед никогда не был. Про «поющую эскадрилью», так же как про Малешкина, объяснял скупо и путано: на войне больше всего хотелось жизни. Не жить, не выжить, в том смысле, что не умереть, не схлопотать случайную пулю или осколок, не попасть под трибунал за неисполнение приказа, а именно – жизни. Шуток, песен, минимально обустроенного быта, вроде того радио, что гонял, невзирая на ругань радиста, Малешкин, романов или влюблённостей.

Война второго моего деда была ещё прозаичней. Он попал в интенданты: доставь, обеспечь, придумай... Рассказов героических я от него не слышала, трофеев в доме тоже особых не было, как бы сейчас ни разоблачали тыловиков. Был в доме длинный чубук с изящной фарфоровой башней для воды и табака, бледно-зелёного цвета, которым славится севрский фарфор. Якобы «кальян Геринга». Ни разу не читала, что Геринг курил кальян… Хотя опиумом вроде баловался, так что всё может быть.

У второго деда на войне ни подвигов, ни славы, ни обманов. Только медаль. За участие. И правильно, не бывает интендантских подвигов. У первого деда список величественный: орден Красного Знамени, орден Отечественной войны I степени, орден Отечественной войны II степени, орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги». Точно случались подвиги. Но у обоих никаких воспоминаний. Они словно стёрли войну из памяти.

Ещё у меня хранятся блокадные дневники прадеда. Восемь тонких тетрадей в клеточку. Прадед был директором школы и учителем математики. Карьеру в жизни делал дважды. Один раз при царе-батюшке – дослужился до смотрителя народных училищ и директора гимназии (по тем временам генерал-майор). Даже имел медаль за «Перепись населения». Вторую карьеру, уже будучи в годах, он делал при большевиках и тоже дослужился до директора школы.

Судьба научила его осторожности: ни в каких послереволюционных анкетах не писал про прошлые заслуги. Дневники из блокады крайне осторожные. Так пишут люди, которые знают: в любой момент чужие равнодушные руки смогут перелистать эти страницы, а пристальные глаза стукача увидят в словах то, чего и в помине не было. Записи личные или зашифрованные: анаграмма и рядом вырезка из газеты: «Разбомбили дом в Кронштадте». Много горького юмора: «…и в блокаде есть что-то хорошее. Вот Лавруша никогда не ел первое, а третьего дня заезжал, поел с удовольствием». Так он писал про своего старшего сына в голодном ноябре 1941-го. Мол, блокада и голод приучили к полезному супу. Прадед тоже не любил возвращаться в прошлое.

…Я пишу об этом не просто ради воспоминаний, хотя мои деды и прадеды достойны памяти – как и миллионы других, тянувших лямку самой страшной войны в истории. Я пишу потому, что мне страшно. Мы сейчас приблизились к опасной черте.

Уходят, уже почти ушли все те, для кого «праздник со слезами на глазах» был фактом личной биографии. Те, кто мог не только плакать, но и гордиться по праву. Те, кто имел право вспоминать… Сейчас во время салюта в честь Победы слишком много георгиевских ленточек, привязанных куда и как попало, чересчур пафосно звучит вопль: «Спасибо деду за Победу!» В празднике всё больше ликования. Я не уверена, что те, кто кричит «ура!» после каждого залпа, смотрели «А зори здесь тихие». А если смотрели, не знаю, прослезился ли хоть один. Мы сейчас у опасной черты. У той черты, где надо остановиться. Может, всё же со временем 9 Мая должно быть меньше праздника и больше слёз?

Пусть это будет день поминовения, а не повод для очередного патриотического шоу. Это же не «наша Победа», это Победа дедов и прадедов, которые так часто не плакали, не гордились и не вспоминали. Стоит ли нам ликовать? Не правильнее ли просто помнить и поминать ушедших?

Марианна Баконина, обозреватель канала 100 ТВ