Где вы, пожелтевшие признания в любви?
Грядущий понедельник – чёрная дата в истории нашей Отчизны. И ещё горше она оттого, что некоторые народы уже не помнят, как были они когда-то благодарны нашим предкам за своё освобождение.
Вторая мировая война, в отличие от Первой, не породила литературы «потерянного поколения» – даже для самых «оппозиционных» наших писателей война при всех её ужасах и мерзостях в целом осталась предметом гордости.
Однако в последние годы или, может быть, даже десятилетия наша Победа начала восприниматься как обычная победа одного национального государства над другим, пусть и очень опасным. При этом из центра общественного внимания стало ускользать то значение Победы, которое в советской историографии совершенно справедливо именовалось всемирно-историческим, ибо и в самом деле это была победа над принципиально новой моделью социального бытия, откровенно разделяющей мир на рабов и господ по расовому признаку, откровенно провозглашающей силу единственным источником права. Хотя даже в самое тяжкое время об этой всемирной цели прекрасно помнили и западник Илья Эренбург, и почвенник Александр Твардовский.
Эренбург: «Защищая родное село – Русский Брод, Успенку или Тарасовку, воины Красной Армии одновременно защищают «мыслящий тростник», гений Пушкина, Шекспира, Гёте, Гюго, Сервантеса, Данте, пламя Прометея, путь Галилея и Коперника, Ньютона и Дарвина, многообразие, глубину, полноту человека».
Твардовский: «На восток – один маршрут. / На восток, сквозь дым и копоть, / Из одной тюрьмы глухой / По домам идёт Европа. / Пух перин над ней пургой. / И на русского солдата / Брат француз, британец брат, / Брат поляк и все подряд / С дружбой будто виноватой, / Но сердечною глядят. / На безвестном перекрёстке / На какой-то встречный миг – / Сами тянутся к причёске / Руки девушек немых. / И от тех речей, улыбок / Залит краской сам солдат: / Вот Европа, а спасибо / Все по-русски говорят. / Он стоит, освободитель, / Набок шапка со звездой. / Я, мол, что ж, помочь любитель, / Я насчёт того простой. / Мол, такая служба наша, / Прочим флагам не в упрёк...»
Автор «Тёркина» в ту пору мог бы смело повторить вслед за Пушкиным: «И неподкупный голос мой был эхо русского народа». Но я далеко не уверен, что Твардовский и сегодня удержался бы от упрёка «прочим флагам». Уж очень много упрёков адресовали «прочие флаги» освободителю в шапке со звездой – несть числа одним только статистическим изысканиям, сколько немецких женщин он изнасиловал, да и прочих не оставлял без внимания.
И что уж говорить о прочих, когда и под нашим флагом, кажется, только множатся упрёки от тех, чьих отцов и матерей солдат-освободитель и народ-освободитель спасал, оказывается, совершенно неправильно – и людей не жалел, и материальные, культурные ценности… Но, как ни грустно, это совершенно неизбежно: в любом большом достижении всегда огромен список издержек, и нет такого успеха, который не мог бы быть достигнут с меньшими затратами. А потому, даже не искажая фактов, всегда можно заняться составлением адвокатского списка, а можно – прокурорского, и люди занимают прокурорскую или адвокатскую позицию отнюдь не по соображениям справедливости. Справедливостью все стороны лишь прикрывают собственные интересы, а интересы практически для всех важны только сегодняшние.
Можно, конечно, скорбеть по поводу неблагодарности человеческого рода, однако он таков был, есть и таким останется, ибо эгоизм – стремление выжить любой ценой, не оглядываясь, во что это обойдётся прочим, – базовое свойство всякого живого организма. И без этого свойства люди не выжили бы в тех тысячелетиях страшнейших испытаний, которые лежат позади, и дай Бог, чтобы их не было впереди.
Можно не сомневаться: упрёки станут порождать лишь ответные упрёки, наши прокурорские списки будут лишь стимулировать встречные. А вот почему бы нам не заказать маленькому, но компетентному коллективу историков литературы, кино и, может быть, живописи сбор изъявлений благодарности и любви, которые 70 лет назад выражали нашим предкам народы, теперь видящие в нас не просто опасность, но вечную, всегдашнюю опасность для себя и для всего мира. Перечитать и пересмотреть эти забытые любовные записки было бы полезно и для нас, но вдруг кого-то и за кордоном растрогают эти пожелтевшие признания бабушек и дедушек?
Александр Мелихов, писатель, заместитель главного редактора журнала «Нева»
