Гранёный стакан – это посильнее маятника Фуко

В чём уникальность Петербурга? Наверное, по-настоящему это может оценить только приезжий.

Мои родители жили весело и разнообразно, путешествовали каждое лето на всех видах транспорта; в Астрахань, в Крым, в Латвию; вот однажды и в Ленинград.

Город меня изумил. Здесь не было ничего из ненавидимого мною застойного позднесоветского набора. Не было грязи и пыли, заплёванных тротуаров, семечек, изгаженных углов, громогласной матерной ругани. Не было атмосферы алкогольного ступора, равнодушно-азиатской нирваны. Не было уличного хамства, не было запахов старой, прокисшей еды, не было толпы, одетой в одинаковые бесформенные ватные пальто. И даже нетрезвые граждане Финляндии, алкотуристы тех времён, выглядели круто, ярко, оживляли картинку.

На Невском проспекте через каждые сто метров стояли автоматы, продающие газированную воду, – и на каждом таком автомате, на его плоской крыше, на высоте примерно двух метров от земли, сверкали стеклом пустые гранёные стаканы. Обычно – пять, семь.

Эти стаканы меня – тогдашнего – потрясли невероятно. Сильнее, чем Кунсткамера и маятник Фуко.

В тех местах, где я жил, в центральной России, гранёный стакан не мог просто так лежать или стоять на улице. Гранёный стакан был культовым предметом обихода. В Москве тоже везде стояли автоматы с газированной водой – но без стаканов. Стаканы мгновенно разворовывались. Я видел монструозные конструкции: стаканы со стальным поясом и намертво приклёпанной цепочкой.

Пустой стакан, оставленный на улице Москвы, кто-нибудь обязательно присвоил бы. В Ленинграде стаканы никто не воровал.

О, это было невероятное открытие!

В стране, где прошло моё детство, повсюду валялись разнообразные болты и гайки, доски и гвозди, всё было государственным и «народным»; мелкое воровство не считалось грехом. И вот я попадаю в город, где стаканов всем достаточно. «Примерно так должно выглядеть светлое будущее человечества!» – думал я, в те времена – образцовый пионер.

Мы приехали большой компанией. Поездкой руководил мой дед. Ночевали в общежитии одного из университетов – сейчас такое место назвали бы «хостел». И когда вечером нам захотелось выпить чаю – возникла нужда в стакане.

На дело пошёл сам дед, к тому времени – директор средней школы, заслуженный учитель РСФСР. Улучив момент, он стырил один из стаканов. Мы неделю пили чай, обсмеивая кражу. Это был немного нервный смех, смех стыда и культурного шока. От восхищения перед городом, где стаканы тырить не принято.

Культурный шок есть высшая форма наслаждения. Лучшее потрясение сознания, которое я знаю. Восхищение перед человеческим созидательным и нравственным гением. В Ленинграде, в 1981 году, я впервые испытал такой шок.

Что стало со стаканом потом – я не знаю; вряд ли дед отнёс его назад, скорее оставил на кухне общаги для нужд всех желающих.

Сдержанный, умный, спокойный был город Ленинград. Сейчас туристов сюда заманивают Петром I, «окном в Европу», а тогда идеологическая машина производила другие сюжеты. Делала упор на революцию и блокадный героизм. То есть тему Петра никто, разумеется, не замалчивал, но про штурм Зимнего говорили не меньше. И даже, может, интереснее.

Ленинград был твёрдый, интересный город моряков, Корнея Чуковского и Ленина на броневичке.

Конечно же, он выполнил свою роль «окна в Европу» – или, точнее сказать, окна в будущее – и продолжал выполнять вплоть до новейших времён. В самой матрице Питера заложено отрицание варварства, преодоление варварства; это город не имперской, но прогрессорской идеи. Территория интеллекта, российская Силиконовая долина образца ХVIII века. Параллельно-перпендикулярная мечта одержимого монарха о золотом веке державы.

Сейчас здесь хороши не здания, не набережные, не каналы и мосты – в первую очередь люди, не повышающие голоса и не оставляющие после себя дерьма и мусора, не тягающие, что плохо лежит. Граждане России в их наилучшем, максимально приличном виде. Думаю, эта питерская порода сохранится ещё на какое-то время. Питер сам по себе мощная культурная система, и эта система умеет бороться за выживание.

…Мне сорок четыре, я теперь бываю в Питере дважды в год и каждый раз, приезжая, понимаю, что исторический центр города следует надёжно законсервировать. Ничего не трогать, регулярно ремонтировать и поддерживать в сохранности. Дворы-колодцы, железные крыши, купола – этот город сам по себе является совершенством, артефактом, феноменом цивилизации. Не для иностранных туристов – для самих себя надо хранить Питер.

Конечно, это не северная Венеция – скорее размашистая, многократно увеличенная, грубая копия Амстердама, но сравнение приблизительно: Питер гораздо мощнее. И когда я приезжаю в Питер, я никогда не вспоминаю про Амстердам, а когда бываю в столице Нидерландов – вспоминаю про Питер ежедневно.

 

Хорошо, что времена нехватки стаканов прошли. Хорошо, что Питер есть. Хорошо, что он похож на Ленинград.

Андрей Рубанов, писатель (Москва)