Художник не должен быть голодным»
Тигран Малхасян готов к тому, что, создавая нечто новое, он не будет понят при жизни, но считает,что художникам надо больше, чем остальным
Если человек одарен, то он одарен во всем. Эта избитая фраза обретает новый смысл, когда ты встречаешься и чуть более пристально вглядываешься в такого человека, как Тигран Малхасян. Искусствоведы определяют стиль его живописи как «фрактальный экспрессионизм». Но то, что создает Тигран помимо живописи, не менее интересно. Черно-белые фотографии сплетенных рук – неисчислимый ряд образов. Необычная мебель, сотворенная из промышленных деталей. Светильник – пространственная конструкция из дерева, где электропровода прячутся в витой бронированный рукав. Причудливая дверь в администрацию московского центра современного искусства «Винзавод». Когда недавно в Балтийской медиа-группе проходил очередной творческий вечер, трудно было придумать более интересное оформление, чем дракон, которого Тигран собрал из отживших свой срок авиационных деталей. А стены Балтийского медиа-центра на Каменноостровском проспекте и сейчас украшают несколько холстов Тиграна Малхасяна.
– Тигран, почему вы решили стать художником? Ваш папа, профессор физики, мог увлечь вас в совсем другую область...
– Мой отец занимался экспериментальной физикой и, как следствие, сталкивался с обработкой материалов. А это уже близко к художественному творчеству. В нашей семье рисовали все. А еще я запомнил такой момент из раннего детства: папа вел меня мимо какого-то красивого дворца – это был Эрмитаж. Я сказал, что мне очень нравится этот дом и я хочу здесь жить. Папа заметил: у тебя, сынок, губа не дура…
– Как вы определяете для себя, что такое актуальное искусство?
– Если обратиться к словарю, искусство – это образное осмысление действительности, процесс или итог выражения внутреннего или внешнего мира творца в художественном образе. Казалось бы, все просто, но возникает вопрос: осмысление можно выражать каким угодно образом – смять бумажку, бросить ее в урну и выставить на обозрение, объявив это искусством. И глубокомысленные искусствоведы увидят в этом и позицию, и осмысление, и философию, и нешуточные переживания творца. Но я думаю, определяющее в актуальном искусстве – это поиск своего стиля. Если ты создаешь что-то новое, ты должен быть готов к тому, что не всегда будешь понят при жизни.
– То, что вы делаете со своими холстами, – это новый подход?
– Большое количество всевозможных искусствоведов пытались мне вменить вторичность моего творчества. Тем не менее никто из них не смог назвать ни одного автора, который бы делал то же самое до меня. Я использую технику, которая заставляет силы поверхностного натяжения, центробежные силы и гравитацию оставлять следы на холсте. И зритель может распознавать знакомые архетипы.
– Можно долго стоять у ваших картин и все время находить новые образы, очертания – вот здесь я вижу дома, мосты, людей, промышленный пейзаж. И в то же время это что-то еще, будто изображения движутся, меняются...
– Правильно. Возможность разглядывания зрителя и привлекает. Если ему показывают завершенный продукт, это перестает быть похожим на акт потребления искусства. А этот акт как раз предполагает простор для собственных эмоций зрителя и возможность многовариантного толкования.
– Такое искусство, как ваше, наверное, трудно продавать. Приходится жить на что-то другое?
– Ошибаетесь – спрос есть! Но продажами я сам не занимаюсь, для этого есть галеристы. А кроме продажи картин я работаю на крупные коллекции и изготавливаю арт-объекты. Можно зарабатывать и на изготовлении дизайнерской мебели. Но если говорить о приоритетах, то для меня более важен процесс, чем результат. При этом художник совсем не должен быть голодным – это чушь! Я вообще считаю, что уровень притязаний художника более высок, чем у обычных граждан. Нужно иметь средства, чтобы не просто есть, одеваться, кормить детей, но и чтобы свободно путешествовать, жить в просторном доме, не зависеть от поденной каждодневной работы.
– Вы принципиально не живете в городских квартирах?
– Почему же? Когда путешествую, живу и в квартирах. А так у меня дом в Сестрорецке. Там много сосен, много воздуха и простора. Мне нравится жить вдали от суеты мегаполиса.
– Вы построили корабль своими руками, катаете друзей по Финскому заливу. А не проще было купить яхту?
– Готовую яхту – неинтересно. А корабль – мой арт-проект, социально окрашенный.
– Вы назвали его «Валерия Новодворская». Почему?
– Меня Валерия Ильинична восхищает своей курсовой устойчивостью. Естественно, я спросил ее высокого дозволения. Она мне сказала: «Назвал же Маяковский человеком и пароходом товарища Нетте, почему же не появиться кораблю «Новодворская»? Я согласна».
– Откуда вернулись сейчас, Тигран? Ваш загар подсказывает, что из южных стран?
– Вовсе нет. Я вернулся с побережья Северного Ледовитого океана. Лето в Питере жаркое было, и я поехал в сторону снегов. Эдакий край света. Привез себе в коллекцию несколько камней с северными лишайниками. В общем, получил огромное удовольствие. Мы путешествовали небольшим мужским сообществом. Питались икрой морских ежей, крабами и морошкой. Прекрасный мир – в нем нет денег и женщин!
– Вы что же – женоненавистник?
– Напротив. Но это меня и беспокоит.
– Вам, как художнику, наверное, приходили необычные идеи в тундре?
– Северная природа очень выдержанна по цвету, там нет лишней пестроты. Художнику вообще важно уметь решать изобразительные задачи минимумом средств. На мой взгляд, в этом и заключается мастерство. Не в любом жанре, но в моем случае это так.
– Это не эмоциональная ли экономия? Имею в виду вашу монохромную живопись.
– В живописи я отстаиваю лаконичную ясность. Хотя в быту я, говорят, избыточно эмоционален.
«В 1991-м я придумал, как остановить танки»
– Когда с утра 19 августа 1991-го заиграло «Лебединое озеро», я поехал к Мариинскому дворцу. Интуитивно понял: готовится что-то неприятное. Приехал. Люди говорили о танках, идущих на город, обсуждали варианты строительства баррикад. Но достоверной информации о танках не было. И я придумал, как связать руководство Октябрьской железной дороги с администрацией мэра Анатолия Собчака. Трасса, по которой должны были ехать танки, проходит параллельно ветке железной дороги. А у железнодорожников – своя телефонная связь.
К счастью, начальник Октябрьской железной дороги Анатолий Зайцев оказался не на стороне ГКЧП и включил этот ресурс. Администрация Собчака впоследствии по этой схеме получала информацию. Наладив коммуникацию, я поехал в управление железной дороги. Предварительно посмотрев карту города, которая висела в приемной Собчака, – мне ее показал председатель Ленсовета Александр Беляев, вошедший в экстренно созданный штаб обороны. Я предложил железнодорожникам подтащить к платформе «Аэропорт» саморазгружающиеся платформы с щебнем, гравием и другими сыпучими материалами и с моста засыпать шоссе до сплошной насыпи. Это было вполне реально – сыпучих материалов на сортировочных станциях Ленинграда хватало. Вдобавок груженые составы нужно было сцепить в сплошное кольцо и оставить стоять на путях. На несколько часов это бы точно задержало проход танков.
Задуманное не пришлось осуществлять – танки не дошли. Весь оборонительный план остался только планом. Но тем не менее, растроганные моим участием, в администрации мне выписали что-то типа мандата, чтобы гражданские, военные лица, все службы оказывали мне всяческое содействие. Бумага была скреплена печатью и подписана заместителем Анатолия Собчака. К сожалению, я ее случайно потерял в Германии. Но ничего, хранят такие бумаги все, а вот терять их – это особый шик.
Беседовала Елена Добрякова. Фото автора
