Кшиштоф Зайас: «Поляки больше не хотят русской культуры»

Проблемам межкультурного диалога между нашими странами и поиску исторической правды был посвящен III Международный конгресс, состоявшийся недавно в Петербурге. Что же определяет историческую память, почему одни и те же события мы, русские, и поляки видим так по-разному? Об истории и современности отношений между поляками и русскими размышляет Кшиштоф Зайас, профессор Ягеллонского университета в Кракове.

– Пан профессор, в вашем докладе на конгрессе прозвучала любопытная мысль: когда мы говорим об отношениях между культурами, появляется некий образ абстрактного Другого. Другой – это тот, кто нужен мне только для того, чтобы доказать, что я выше. Для поляков Другой – это всегда русский?

– Когда мы говорим о Другом, то говорим не только о нациях. Другой – это категория культурного психоанализа, если можно так сказать. Другой нам нужен, чтобы понять собственную идентичность. Поэтому это в одних случаях русские, в других – немцы.

Другой – это, конечно, воображаемая проекция. И она должна удовлетворять психические комплексы. Ведь комплексы могут быть не только у отдельного человека, но и у народа. Так же как и психическая травма.

– А есть ли русская травма?

– Сейчас я жил в гостинице с видом на крейсер «Аврора». И глядя на этот корабль, символ революции и всего того, что было потом, я задумываюсь: возможно, для россиян травмой на самом деле был распад СССР? Утрата власти над огромными территориями – это большая потеря. Так, как это было с Польшей, когда она утратила власть над своими восточными территориями. Ведь в определенное время Польше принадлежала Литва, большая часть Украины и Белоруссии. И Польша вела последовательную колониальную политику на этих территориях. И до сих пор эти территории для поляков как бы свои. Это словно фантомная боль после ампутации конечности – руки или ноги уже нет, а человек чувствует, что она болит. И вот отсюда – те самые «трудные вопросы» российско-польские: одна и та же территория была и польской, и советской потом, а теперь и вовсе ничья, и вопросы все еще не решены.

– Сегодня с двух сторон от Польши две мощные державы – Германия и Россия. В чем разница в отношении поляков к Германии и России?

– Поляки стремятся причислить себя к Западу, стать его частью. Но не станут. Для них Запад, и прежде всего Германия как самый близкий Запад – это такой образ тоски и стремления. При этом Германия экономически доминирует, и не только над Польшей, но и над всей Европой. Россия тоже экономически очень сильная держава. Но разница в том, что Германия доминирует культурно, – поляки стремятся приобщиться к культуре немцев, высоко ее оценивают. А Россия, наоборот, оценивается негативно. Поляки больше не хотят русской культуры, за годы коммунизма им уже стало достаточно.

– Считаете ли вы, что России – политической власти, идеологии – до сих пор присуще имперское мышление?

– Думаю, большой не может считать себя маленьким. Это относится и к политике. Россия и Польша – словно медведь и заяц. И медведь не может серьезно смотреть на зайца, а заяц не может не опасаться медведя... И если Польша испытывает комплексы, хотя и разные, в отношении и Запада, и России, то для России тут все иначе. Но при этом Россия идет на диалог. Например, в деле Смоленской авиакатастрофы ведет себя как старший брат, явно понимая комплексы поляков.

– А что можно сказать об отношении в Польше к русским и к России – оказывается ли русский таким собирательным образом врага?

– Думаю, образ России – это одно, а образ русского – другое. Есть «злая власть» и «добрые люди». В этом нет ничего особенного – я помню, как во время Второй мировой войны моя тетя Лаура пешком прошла всю Россию, сбежав из ГУЛАГа где-то в Сибири. Она добралась до границы только благодаря помощи людей. На границе ее арестовали и вновь сослали в Сибирь, и она снова смогла убежать и на этот раз добраться до Польши. Перенеся такие испытания, которые даже представить себе трудно, она всегда вспоминала о русских людях с огромной благодарностью, ведь именно люди помогли ей выжить.

– Для старшего поколения, наверное, это так. А как складываются отношения между молодыми поляками и молодыми русскими?

– Молодое поколение аполитично. Они дистанцируются от политики, от черно-белых оценок, от стереотипов. Я бы сказал, что у них уже нет комплексов. Молодые люди много путешествуют, они реально живут уже в глобализированном мире, и прошлое для них не является травмой. Сегодня немодно интересоваться политикой, историю в школе они, конечно, изучают, но, сдав экзамен, тут же забывают, им это неинтересно.

– Как вы считаете, чего у поляков и русских больше: общего или различий? Возможно ли вообще взаимопонимание?

– Я сейчас изучаю польское язычество. И понимаю, что если бы Польша не приняла католичество (ее, как Русь, крестили буквально огнем и мечом), а князь Владимир не выбрал бы византийский вариант христианства, то общих черт было бы больше, чем различий. И всплеск движений неоязычества в 1990-е годы – причем и в России, и в Польше одновременно – дает основание задуматься. Возможно, собственную историю надо рассказывать иначе? И тогда она станет не основанием для «трудных вопросов», а основой взаимопонимания.

 

Беседовала Анна Конева