Пародия на все театральные сюжеты разом
Под занавес театрального сезона в ТЮЗе состоялась премьера спектакля «Титий Безупречный» – первая постановка пьесы Максима Курочкина
Пьеса «Титий Безупречный» появилась на свет в 2008 году в рамках совместного проекта Шекспировского Королевского театра и лондонского театра «Роял Корт», организованного для русских и украинских драматургов. Англичане пьесу не приняли, но зато на родине автора «Титий» получил Гран-при VII фестиваля современной пьесы «Новая драма». С тех пор режиссеры и театроведы ломают головы над этим текстом. Устраивают читки, некоторые из них весьма удачны. Но дальше чтения и восхищенных отзывов дело не шло. Пьесе прочили большую сцену, на которую «новой драме» путь в наших театрах по умолчанию закрыт. Не любят театральные руководители современную драматургию. Да и зрители охотнее «голосуют ногами» за классику и известные, проверенные сюжеты. Во всяком случае так принято считать. И один из мотивов «Тития Безупречного» – рефлексия современного драматурга по поводу предубеждения, существующего в театральном сообществе по отношению к «новой драме».
Пьесу Курочкина называют головоломкой, пытаются разгадать зашифрованный в ней смысл, ищут ответ на извечный вопрос русского театра: «Про что?». Не замечая подвоха. «Титий Безупречный» – это литературная провокация. Можно сколь угодно долго размышлять о культурных аллюзиях, зашифрованных в пьесе и пародируемых автором. Здесь и пародии на традиционные шекспировские сюжеты – выкалывание глаз, разговоры с шутом, череда кровавых убийств и горы трупов в финале, – и на голливудскую продукцию – фантастические боевики, фильмы-катастрофы, семейные комедии и мелодрамы, телевизионные шоу. Но вот ответить на вопрос «про что?» вряд ли удастся. Да и нужно ли?
Ведь пьеса призвана высмеивать стереотипы, клише и штампы масскульта. А заодно и людей, все это поглощающих. То есть – зрителей. Поэтому смысл написанного Курочкиным текста – в отсутствии смысла. В возвращении зрителя к первичной стадии культурного развития, в достижении эффекта «чистого листа», в уравнивании культурно образованного, насмотренного и начитанного зрителя со случайным зрителем «с улицы». Тотальное обессмысливание всего и вся, отсутствие авторитетов и культурных ориентиров, зашоренность, заштампованность, засоренность зрительского восприятия продуктами масскульта – вот, пожалуй, основной пафос авторского месседжа, щедро приправленного иронией.
Действие происходит в постапокалиптическую эпоху. Человечество окончательно превратилось в обезличенную молчаливую массу исполнителей приказов. Но один из людей – Капитан Локального Бюро – возвысился над собой и произнес слово «сука» во время длительного космического перелета в состоянии полуанабиоза. Слово было сказано в адрес стюардессы, забывшей в капсуле Капитана жареную курицу. Его-то и выбрал начальник – Администратор-убийца – для того, чтобы раскрыть заговор против Локального Бюро. Но чтобы раскрыть заговор, одной способности разговаривать в состоянии полуанабиоза недостаточно, и Капитана отправляют совершенствоваться за чтением неведомых ему книг – Чехова и Шекспира, а потом в театр. Перед Капитаном разыгрывают историю Тития, который всю жизнь воевал, а теперь удостоился чести стать Генеральным Бюрократом Объединенных Человечеств….
Бесстрашие, с которым режиссер Борис Павлович взялся за этот эксперимент, да еще на большой сцене петербургского ТЮЗа, давно не знавшей удачных постановок, заслуживает если не похвалы, то уважения. Кроме того, первая постановка – это и отсутствие традиции, непроверенность сценических возможностей пьесы. И первое, что сделал режиссер вместе с командой постановщиков, – внимательно прочел авторский текст, бережно отнесся к каждому авторскому слову, к каждой ремарке. Цензуре подверглись лишь некоторые не слишком уместные в детском театре бранные слова.
«Простая как стул» пьеса должна была, вероятно, превратиться в простой спектакль. Без кавычек. Проделана скрупулезная работа с текстом, предпринята попытка внятно изложить сюжет и выстроить взаимоотношения между персонажами, несмотря на сюжетные нагромождения пьесы. Режиссерский язык – на контрасте с текстом – прост, на грани примитивизма, даже самодеятельности. Визуальный ряд спектакля идет вслед за предложенной драматургом игрой слов: Перл, жена Субурбия, появляется в жемчужных бусах гигантского размера (pearl в пер. с англ. – жемчужина), а дом Тития, чью жену зовут Порк, увешан огромными свиными тушами (pork в пер. с англ. – свинина), (художники Александр Мохов и Мария Лукка). Спектакль сделан минимальными средствами из подручных материалов: на сцене целлофан, пластиковые стулья, смешные и трогательные проволочные «глаза-шпионы» – своеобразные «всевидящие ока», предназначенные для слежки за служащими Локального Бюро.
История Тития, возникающая у Курочкина поверх основного сюжета пьесы как «театр в театре» и написанная как пародия на все театральные сюжеты разом, обретает в спектакле Павловича вполне реальные очертания, а персонажи становятся узнаваемыми типажами. Здесь есть Титий (Алексей Титков), ставящий государственные интересы выше личных, вояка в камуфляже и рыцарских латах, постоянно жующий жвачку и похожий в своем берете и темных очках на всех голливудских человеко-машин одновременно: от Рэмбо до Терминатора и Робокопа. Есть Субурбий, враг Тития, серость и посредственность, мгновенно вырастающая в тирана на новой должности Генерального Бюрократа Объединенных Человечеств. Его зло и комично, едва не скатываясь в истерику, играет Радик Галиуллин.
Режиссеру, кажется, удалось невозможное: он предпринял попытку вывести историю Тития почти в драму с помощью Шута, он же Порк, жена Тития, которую в очередь играют Елизавета Прилепская и Ольга Белинская. В абсолютно пародийном тексте, в абсурдных предлагаемых обстоятельствах актриса (на премьере эту роль играла Прилепская) существует на грани фола, играя драму отчаявшейся женщины, вынужденной долгие годы мириться с причудами своего мужа-робокопа. Она искренне переживает гибель сыновей, которых у нее сверх нормы – двадцать пять.
И здесь отчетливо проступает основная проблема спектакля, которая заключается в том, что артисты ТЮЗа старательно вытягивают из своих картонных персонажей чуждую им психологию, пытаются найти мотивировки их поступков и даже, как в случае с Порк, посочувствовать им. Жанр пародийного комикса, заявленный драматургом, не удается артистам, привыкшим к работе с детско-юношеским залом, которую отличает нарочитая серьезность, открытая эмоциональность и преувеличенность жестов. В лучшем случае получается драма, в худшем – фальшь, как, например, в сцене примирения Капитана со своей Нерегулярной женой, поставленная и сыгранная в лучших традициях плохого сериального «мыла».
На премьере артистам не хватило смелости, или убедительности, или, если хотите, убежденности, чтобы заявленная в пьесе ироничность по отношению к персонажам и ситуациям, дающая необходимую отстраненность и сбивающая пафос, перешла в принцип актерского существования, чтобы заявленная Курочкиным литературная игра стала игрой театральной. Но, надо думать, первый блин чаще всего бывает комом и у спектакля есть потенциал для дальнейшего роста. Тогда можно будет смело ответить на вопрос: не зря ли пьеса долго лежала в разных режиссерских портфелях, возможно, ее следует читать, слушать, но не играть?
Екатерина Рыбас, театровед