Писатель предупреждает… Читатель не замечает
Кто-то сказал, что, если бы человечество прислушалось к поэтам, нам не пришлось бы тратить безумные суммы на социологические исследования. И это суровая правда.
«Я читал всю жизнь, – признается Мишель Уэльбек в эссе, носящем то же название. – Жизнь виделась мне восхитительным даром, а чтение было одной из радостей этой бесконечно чудесной жизни». Готов подписаться под каждым словом цитаты, но, с одной оговоркой: все глаголы я поставил бы (и ставлю) в настоящем времени.
Правда, литература, по мнению французского современника, «вещь совершенно бесполезная». Такой сентенцией он начинает другое эссе: «Уйти из ХХ века». Оба текста опубликованы в сборнике писателя «Человечество, стадия 2», который появился на русском совсем недавно.
О второй стадии человеческого филогенеза рассуждать мне совершенно не хочется. Там месье Мишель рецензирует очередной манифест феминизма, а это направление мысли уже завело нас в социальное болото, в котором мы увязли по самое некуда. Литература же, возможно, имеет отношение к первой стадии человечества. Может быть, к проточеловечеству, еще не разделившемуся по гендерным и имущественным признакам. «К андрогинам?» – иронически спросит читатель. «Возможно», – осторожно отвечу я. Литература относится к людям, она вообще взывает к тому общечеловеческому, что тлеет в каждом из нас. К тем уголькам, которые еще способен раздуть вихрь эмоций, как раз и прилетающий из «страны литературных героев».
В одном из пассажей Уэльбек рассуждает об успехах точных наук, развившихся в прошлом веке, об упадке гуманитарных дисциплин и заключает, что «самой блестящей, самой изобретательной литературой этой эпохи будет научная фантастика». Здесь я совершенно согласен с коллегой. В самом деле литераторы, работавшие в любимом жанре, предложили нам цепь пророчеств, значение которых мы начинаем осознавать только сегодня. Недели две назад я слушал выступление одной московской философини, специалиста по социальной педагогике. Она сокрушалась, что молодежь сегодня утратила мотивацию к образованию, сохранив лишь слабые стимулы к научению, к овладению престижной профессией. Но о том же самом писал Айзек Азимов приблизительно полвека назад. Рассказ «Профессия» вышел в 1957 году. Однако предостережение писателя никто не принял в расчет, потому что оно было артикулировано не в наукообразном регистре, а преображено сочным, образным языком.
Увы, современные писатели тоже чересчур кренятся в сторону прямой речи. Публицистика занимает большую часть нынешних повестей и романов. Наверное, потому тот же Уэльбек из всего наследия Клиффорда Саймака выделяет именно «Город» – роман, в котором писатель-художник почти не виден. Но зато в этом тексте, словно курсивом, выделены десятки сентенций, которые так удобно пережевывать, но не переживать.
Настоящая литература предлагает нам не идеи, а – целый мир. Вспомним хотя бы книги братьев Стругацких. В них немного найдется беллетризованной публицистики, но целые сцены повестей и романов насыщены анализом проблем, насущность которых мы начинаем осознавать только сегодня. Образность этих книг одновременно и достоинство, и недостаток. Достоинство с точки зрения благодарных читателей. Недостаток видится с точки зрения критика, которому куда проще разбирать публицистику. Нынешний прозаик сам сводит свою работу к уровню газетной статьи, чтобы присяжному рецензенту было удобнее. Кстати, об этом говорил один из персонажей Стругацких.
Мы сетуем на потребительский эгоизм современного общества. Но напомню, что повесть «Хищные вещи века» появилась в шестидесятые годы, когда Жана Бодрийяра еще не переводили на русский. Читали мы, конечно, «Вещи» Жоржа Перека, но наши авторы пошли дальше и увидели больше. Книга вышла в середине шестидесятых годов, в то самое время, которое сейчас многими воспринимается средоточием пресловутой духовности. Каждый раз, наведываясь в магазины «Старая книга», я вспоминаю сцену, когда Иван Жилин копается в развалах разъезжего букиниста и ужасается тому, что не может унести все эти сокровища даже в своих мощных руках. А толпа вокруг собирается на площадях «побалдеть» от наркотика, который распыляется с вертолета, пялится по вечерам в телевизор. И молодые люди гробят одну за другой свои молодые жизни, пытаясь отыскать смысл существования в супертехнологичном наркотике.
Мне тоже не нравится гедонизм современного социума. Но, оглядываясь назад, перечитывая любимые книги, вижу, что выросло нынешнее общество потребления не на пустом месте. Фундамент его закладывался в ту, социалистическую эпоху, о чем предупреждали нас прежде всего беллетристы. А мы, если и слышали их, то не хотели понять. Будет ли этот урок усвоен добрыми молодцами и девицами? Сомневаюсь. Говорят же, что основной урок истории состоит в том, что она никого еще и ничему так и не смогла научить. В этом смысле литература – вещь бесполезная даже вдвойне.
Владимир Соболь, писатель, лауреат Государственной премии России
