«Предки создали, отцы – спасли, а нам надо беречь»

 

Корреспондент «НВ» побывала в музее лейб-гвардии казачьего полка под Парижем и пообщалась с потомственным казаком Александром Павловичем Бобриковым

Казачий музей в городке Курбевуа, пригороде Парижа, считается одним из центров русской послереволюционной эмиграции. Ещё несколько лет назад здесь собирались исключительно «свои», и только в 2009 году музей отреставрировали, после чего туда потянулись вереницей многочисленные посетители. Причём интерес к нему проявляют не только потомки русских эмигрантов первой волны, но и самые обычные французы.

«Держимся и будем держаться»

У современного россиянина, выросшего в скучных типовых многоэтажках, при входе в этот храм истории сразу же перехватывает дух. Всё здесь дышит благородным XIX веком. Месье Бобрикофф включает освещение главного зала, неспешно проходит между экспонатами, давая короткие комментарии, без пространных объяснений. Да и к чему они? Ведь все образованные русские люди, по его мнению, должны знать, кто такие генералы Шатилов или Муравьёв-Амурский. Ни к чему лишние слова, когда экспонаты говорят сами за себя. Вот полевая форма генерала Врангеля (одного из лидеров белого движения), вот стремена атамана Платова (героя Отечественной войны 1812 года), а это пальто Марии Фёдоровны (да-да, матери Николая II).

В личной коллекции господина Бобрикова есть даже шашка имама Шамиля. Неужели того самого имама, с которым Российская империя тридцать лет боролась за Дагестан и Чечню?

– Да, того самого, – буднично отвечает Александр Павлович.

В каждой комнате трёхэтажного особняка – портреты императоров и казаков, мундиры, именные столовые приборы и посуда, юбилейные медали и военные ордена, а ещё штандарты, фотографии, боевые шашки и акварели Георга-Эммануэля Опица «Казаки в Париже в 1814 году». Но, несмотря на обилие интереснейших экспонатов, всё равно не чувствуешь себя как в музее. Всё здесь уютно, чисто, аккуратно – такое чувство, что зашёл выпить чаю в тёплые хоромы усатых удалых казаков.

– Это всегда было жилым помещением, – рассказывает Александр Павлович. – Сначала здесь жил основатель музея генерал Илья Николаевич Оприц, потом генерал Поздеев с семьёй, потом мой дядя, а наверху в комнатах – четыре офицера. Сейчас музей до сих пор обитаем, но всё под охраной полиции.

Изначально казачий музей находился в Петербурге, но после Февральской революции 1917 года его перевели в Новочеркасск, а затем – после большевистского переворота – в Стамбул и Сербию. В 1924 году полк подписал контракт на работу во Франции: солдаты и офицеры разгружали вагоны на Северном и Восточном вокзалах. Сами казаки жили в бараках, но за пять лет накопили деньги, чтобы перевезти музей во Францию в 1929 году.

Кстати, переезд состоялся во многом благодаря американскому генералу Шериллу, женатому на княгине Кантекузен; он выделил средства и помог перевезти экспонаты в городок Курбевуа. Всё шло благополучно, пока в 1936 году к власти во Франции не пришли левые, составлявшие костяк Национального фронта. Естественно, «монархический» музей в красном Подпарижье мешал, и казаки решили некоторые ценные вещи отправить на время в Брюссель, что называется, от греха подальше.

– Потом мы многое вернули, но в Бельгии по-прежнему остаётся юбилейный серебряный кубок, подаренный императором полку в 1913 году, – сокрушается Александр Павлович.

В музее два раза в год организовывали пышные балы.

– Мои родители всегда в них участвовали, – рассказывает месье Бобрикофф. – Папа встречал гостей, а мама заведовала лотереей. На балы не наряжались: все приходили в штатском. Сейчас у нас продолжают собираться гвардейцы, кадеты, общеказачий союз и атаманский полк… Раньше много всех было, а сейчас только мы и остались. Но ничего: держимся и будем держаться!

«Каждый устраивался как мог»

Александр Павлович – прямой потомок донских казаков по отцу и терских казаков по матери.

– Я – стопроцентный казак! – с гордостью говорит он.

Дед нашего героя генерал Степан Леонидович Бобриков эмигрировал в Париж поздно – только в 1929 году. До этого семья жила в Стамбуле, где генерал потерял старшего сына Льва Степановича. Тот заболел тифом и отказался эвакуироваться, чтобы не заразить тифом пассажиров парохода, после чего и вовсе пропал.

– Мой папа смог найти Льва Степановича только через 40 лет, – рассказывает наш герой. – Оказывается, он скрыл от всех, что приходится сыном белому генералу. Чтобы выжить, он вступил в Красную Армию, а чтобы против своих не воевать, пошёл подавлять восстание в Азербайджан.

Так Лев Степанович и остался жить в Баку, где ему вскоре удалось найти работу. А во Вторую мировую его призвали на фронт, и он даже получил ранение около Берлина.

– Дядя никогда особенно не рассказывал о войне, – говорит Александр Павлович. – Папа получил визу в 1964 году и, наверное, был первым в нашей семье, кто побывал в Баку в советскую эпоху. Я же видел дядю всего два раза в жизни.

Но мы вернёмся к семье нашего героя. Генерал Степан Леонидович и его супруга, в девичестве Екатерина Павловна Фомина, сразу по приезде во Францию поселились в так называемом Русском доме в предместье Сен-Женевьев-де-Буа. Генерал уже к тому времени серьёзно болел и скончался в 1931 году, а Екатерина Павловна прожила ещё пять лет.

Когда семья Бобриковых переехала во Францию в 1929-м, отцу нашего героя – Павлу – шёл двадцать первый год. Ему пришлось девятнадцать раз оперировать ногу – ещё в Турции его сильно ударили по ноге, в результате чего в организм попала инфекция. Работал Павел Степанович в ателье полковника Андрианова – занимался росписью по шёлку. А его супруга Людмила Матвеевна Медведева изготавливала кукол и шила шарфы.

Семья поселилась в 15-м, самом «русском» районе Парижа.

– Мы жили в доме 10 по улице Мадемуазель, – вспоминает Александр Павлович. – Там французы считались иностранцами. Два дома были на две трети заселены русскими. Единственный француз, с которым мы дружили, был сыном консьержки – так он выучил с нами русский язык. Когда же мы пошли в школу, то по-французски совсем не говорили! Дома разговаривали только по-русски, а при дедушке было и вовсе запрещено по-французски болтать.

Как почти все дети российских эмигрантов, Александр Павлович ходил по четвергам в русскую школу (чтобы не забывать родную культуру) и в тот же вечер ужинал у бабушки.

– Мы могли заказывать всё, что хотели! – вспоминает он. – У бабушки и дедушки по маме всегда было много народу, было весело и дружно. В доме было также много таксистов, а мой дедушка, полковник Генерального штаба терской казак Медведев, сначала работал в американском посольстве, машины мыл, а потом подвизался ночным сторожем в отеле «Астория». Каждый устраивался как мог, надо было выживать.

Бобриковы получили французское гражданство только в 1949 году, до этого считаясь апатридами. В семьях первой волны эмиграции не спешили принимать французское подданство – многие верили, что когда-то советская власть падёт и можно будет снова вернуться в Россию. Кстати, крёстные Александра Павловича рискнули и вернулись в Россию задолго до распада СССР, ещё в 1954–1955 годах. Он – в Одессу, а она – в Грозный. Крёстный никогда не жалел о возвращении – он устроился инженером по патентам, и, поскольку он хорошо говорил по-английски, по-французски и по-русски, его очень ценили. Те же из эмигрантов, кто не возвращался, всё-таки становились французами. Среди них оказались и Бобриковы, которых после получения французских паспортов записали с двумя «ф» в окончании фамилии.

«Я даже играл за сборную СССР»

Александр Павлович изучал русскую лингвистику в Институте восточных языков и потом, много позже, даже работал переводчиком во французской государственной угольной компании Charbonnages de France. Сейчас он свободно владеет четырьмя языками: русским, французским, английским, итальянским – плюс понимает польский и чешский.

Однако главным делом жизни господина Бобрикова стали не переводы, а… волейбол. Сначала Александр Павлович был обычным спортсменом, а потом стал тренером женской сборной Франции по волейболу.

– Как-то раз я даже играл за сборную Советского Союза, – с огоньком в глазах говорит наш герой. – Единственный иностранец! Это была дружеская встреча. Первый состав играл против второго состава сборной СССР. Стадион Пьера Кубертена был забит, а приехали только 11 игроков. Вот меня и пригласили 12-м. И я сыграл. Президент волейбольной федерации СССР Владимир Савин мне вручил потом медаль «За выступление за сборную Союза». Впоследствии я несколько раз играл за сборную Франции против СССР, но никто не обижался: меня считали своим.

Александр Павлович стоял у истоков статистической системы оценки эффективности игроков в волейбол, хорошо знал Николая Карполя и Нила Фасахова. Свою же спортивную карьеру он завершил как заместитель технического директора сборной Франции.

– Меня все называли Боб, – вспоминает Александр Павлович. – Дружили все, а когда я тренировал женскую сборную, она занимала 5–6-е места в Европе. Сейчас хуже играют.

Кроме перевода и спорта месье Бобрикофф ещё отметился и на историческом поприще. Он является специалистом по истории казачества и, сколько себя помнит, всегда занимался музеем. На мой вопрос, кем работает дочь Софи и помнит ли о своих предках, Александр Павлович отвечает:

– Конечно, она сильно офранцузилась, но знает свою историю. Русский в школе учила, даже хорошие отметки были. А работает сейчас аудитором в телекоммуникационной компании Bouygues Telecom.

Сегодня музей казачества существует прежде всего на деньги самих казаков, но получают они помощь и из России. Так, в 2008 году Владимир Путин посетил музей, после чего решил выделить на его ремонт 150 000 евро.

– Чтобы получить эти деньги, я, правда, с русской и французской администрациями возился полтора года, – говорит месье Бобриков. – Французы, например, хотели оставить себе около 20 процентов суммы в качестве налога на «дар» из России. Когда всё-таки получили деньги, мы сделали паркет, отремонтировали потолок.

В целом музею помогают в основном русские – французские компании Veolia Eau и Vinci только один раз установили бесплатно новую электропроводку. За стройматериалы и провода музей заплатил сам. Деньги требуются постоянно, потому что планов по благоустройству заведения сейчас огромное количество. Русские парижане хотят устроить витрину по истории казаков на службе Франции в XX веке. Так что усилиями господина Бобрикова и других энтузиастов слава о русском казачестве во Франции живёт, причём не только среди русских эмигрантов.

– Предки создали, отцы и деды – спасли, а нам надо беречь, – говорит о своём любимом деле Александр Павлович.

Елена Развозжаева, корреспондент «НВ» во Франции