Союзники или оппоненты?

Теракт, устроенный 18-летней террористкой-смертницей в турецком городе Суруч неподалёку от сирийской границы, в результате которого погибли более 30 человек, вызвал массовые протесты курдов против нейтрального отношения турецких властей к «Исламскому государству». Как события в Турции повлияют
на отношения между Москвой и Анкарой? 

Рост нестабильности на Ближнем Востоке, произошедший в последние годы, не мог не сказаться на Турции, претендующей на лидирующую роль в исламском мире. У турецкого руководства и курдского меньшинства, проживающего в стране, возникли разногласия по поводу того, как следует относиться к последним геополитическим тенденциям. В частности, они занимают совершенно разные позиции в оценке роли «Исламского государства». Если турецкие курды активно включились в борьбу с «ИГ», то Турция поддерживает по отношению к террористам холодный нейтралитет и, судя по всему, приобретает у них нефть. 

Разногласия особенно контрастно выявили последние события. В ходе сражения за сирийский город Кобани турецкие пограничники блокировали курдов, желавших перейти границу между Турцией и Сирией, чтобы воевать на стороне сирийских курдов против боевиков. К чему это привело? К тому, что турецкие курды стали негативно относиться к нынешнему турецкому правительству. В итоге на последних парламентских выборах правящая партия Турции ухудшила свои позиции, тогда как курдская Демократическая партия народов, наоборот, легко прошла в парламент. 

Противостояние между курдами и турецкими властями высветил и теракт, совершённый в Суруче. Он был направлен не столько против правительства Турции, сколько против курдских активистов, собравшихся для отправки в сирийский Кобани. Курдские же волнения вызваны тем, что турецкие власти не препятствуют распространению исламской идеологии на территории страны, позволяя проникать туда боевикам. Эти протесты носят антиправительственный характер – курды пытаются заставить президента Эрдогана изменить своё мнение по этому вопросу. 

Может ли Турция примкнуть к коалиции против «ИГ»? Вряд ли. Скорее всего, турки постараются и дальше сохранять нейтралитет. Ведь если такая наземная коалиция будет создана, то она будет опираться главным образом на турецкие вооружённые силы, поскольку Турция является членом НАТО и имеет большую границу с территориями, контролируемыми «ИГ». А турки вовсе не хотят нести на себе основное бремя войны.

Такая двойственная позиция турецкого руководства, безусловно, осложняет его отношения с Москвой. Причём не только потому, что Россия выступает против исламистов, но ещё и потому, что обе страны занимают разную позицию в сирийском вопросе. Так, Турция до сих пор ратует за свержение Башара Асада, а РФ поддерживает президента Сирии.

Неудивительно, что на фоне этих хитросплетений ближневосточной политики турецкое руководство сегодня переживает серьёзные трудности. Правящая партия не набрала нужного количества голосов для формирования правительства. На фоне этого в Турции складываются все условия для масштабного политического кризиса, что делает страну удобным объектом давления со стороны западных стран. 

Например, Соединённые Штаты оказывают влияние на Анкару по нескольким направлениям. Между США с Турцией до сих пор сильны экономические связи. Кроме того, НАТО поставляет в турецкую армию оружие и, если что-то пойдёт не по сценарию, американцы могут одним щелчком пальца «законсервировать» эти поставки. 

 

Впрочем, за те годы, что у власти в Турции находится Партия справедливости и развития, туркам удалось сделать свою внешнюю политику гораздо более независимой от Запада. Яркий тому пример – принципиальное согласие Анкары на строительство «Турецкого потока». Этот проект настолько выгоден для Турции, что даже западное давление не в силах заставить турок от него отказаться. Анкара в любом случае будет получателем и экспортёром газа из России. Однако, пользуясь политической изоляцией нашей страны на Западе, турки будут долго и упорно торговаться, стараясь выбить для себя более выгодные условия сотрудничества.

 

Александр Сотниченко, востоковед, доцент факультета международных отношений СПбГУ