Свидетели ЕГЭовы
Прежде у меня не было личного отношения к ЕГЭ. И конечно, для меня оставался за кадром тот ад, в котлах которого варятся ученики одиннадцатых классов. Я соприкоснулась с ним лишь в текущем учебном году, когда пришла в школу вести кружок по выпуску школьной газеты у старшеклассников.
К слову, мне достались прекрасные, умные, талантливые дети. Они с упоением делали классную газету. Но чем меньше месяцев оставалось до последнего звонка, тем заметнее угасали мои «звёздочки». Вымотанные, напуганные, загнанные бесконечной подготовкой, они уже практически потеряли интерес к любому творчеству.
К весне мир каждого моего ученика сузился до трёх страшных букв. И тогда я предложила им посмотреть своему страху в глаза и… написать в последний выпуск газеты что-нибудь креативное про ЕГЭ. Несмотря на то что мои юнкоры прямо со звонком разбегались по репетиторам, они приняли вызов и вскоре материалы были готовы.
Читая их, я в каждой строчке чувствовала невероятный психологический гнёт, под которым томились эти дети весь учебный год. Нам, взрослым, сдававшим обычные экзамены, трудно постичь степень зазомбированности современных школьников пресловутым ЕГЭ. Поэтому я решила просто показать вам по одному фрагменту из двух работ. Кстати, оба эти материала вышли в школьной газете и стали абсолютными хитами по прочтению среди старшеклассников.
Итак, рефлексия Михаила после пробного ЕГЭ: «В начале двухтысячных под строжайшим секретом правительство нашей страны создаёт лабораторию. По плану через десять лет каждый человек обязан пройти через это чистилище. Многим кажется, что там делают людей сильнее, пичкают всякого рода вакцинами, от которых безостановочно растут мышцы и возрождается слава русских богатырей, но это не совсем правда. Заходим. Тугие двери с визгом открываются. Грубые, серые лица со стальными эмоциями и сильными мощными руками втаскивают меня вовнутрь. Ставят в общий строй, напоминают о запретах: нельзя говорить, жевать, смеяться, плакать, громко топать ногами, хлопать в ладоши, дотрагиваться до стен, открывать окна и прочее, и прочее. Шаги надзирателей словно бой часов, отсчитывающий безнадёжно пропавшее время: тик-так, тик-так (…). Но все мы ждали, верили, надеялись на спасение, и оно было. Где-то далеко впереди маячила надпись: «Резервный день», а на доске почёта несколько пожелтевших фотографий безэмоциональных людей – тех, кто выжил в этот день. Никто из нас толком не может объяснить смысл этого дня, но каждый знает, что там происходит что-то ужасное. Однако есть светлая надежда, что если выживешь, то обретёшь свободу».
А это взгляд Ильи на события, предшествующие сдаче ЕГЭ: «Именно для того, чтобы разгадать эту главную тайну, мы и ввели ещё одну неизвестную, то есть одноклассницу. Проследив за ней тайком, найдём, что после школы она в конечном итоге приходит домой. Дома садится за стол и учится (поразительно похожая картина!) до того самого момента, когда стрелка часов с отчётливым стуком не перевалит за полночь. Затем она поднимает мутные от перенапряга глаза на стену и сокрушённо вздыхает. Вы не поверите: на стене у неё висит аккуратненький блокнотик, точь-в-точь такой же, как и у предыдущего героя, только аккуратненький. И на нём красуется аккуратненькая цифра – уже не 89, а 88. Становится ясно, что мы имеем дело с некой сектой. То, что эти сектанты тщательно отсчитывают дни до какого-то сакрального события, нам тоже становится ясно в ту же самую секунду. Сколько их и что это за событие, которого они так печально и отрешённо ждут? Не конец ли света?»
Мой сын ещё только перевалил экватор школьной жизни. Его учителя ещё только начинают запугивать своих учеников страшным ЕГЭ после каждой «контроши». Но, заразившись тревогой своих подшефных, я вспоминаю их тексты и понимаю, что не успею оглянуться, как временное помешательство придёт и в мой дом. И я уже к этому готова, потому что невольно стала в этом году свидетелем ЕГЭовы.
Инна Тимченко, обозреватель «НВ»
