Трудности перевода

Какое лучшее лекарство от ксенофобии? Путешествие.

Десять лет назад мой товарищ попал в Таиланде под цунами. До этого он относился к местным жителям как к обезьянам и ради смеха устраивал уличные гонки на рикшах. Его мировоззрение сильно изменилось, после того как «обезьяны» сняли его с дерева, запихнули в багажник джипа вместе ещё с тремя белыми сахибами и спасли. «Обезьяны», кстати, оказались просто обывателями и, привезя груз в какую-то горную школу, отправились рисковать дальше. А местные дети долго рассматривали стаю ободранных иностранцев и в итоге понесли им свои завтраки.

Чем больше я путешествую по миру, тем больше убеждаюсь: людей нашего типа культуры не так уж много. Можно гордиться нашими обычаями, но нет оснований смотреть на другие народы, оттопырив губу. На Рорайме проводники-индейцы собирали кал за всеми участниками нашего турне и трое суток носили с собой: святые места, как по-другому? Под Санта-Кларой половина нищей кубинской деревни собралась, чтобы совершенно бесплатно починить колесо моей машины. В Тбилиси я зашёл в один дом передать посылку, и меня уговорили прожить здесь несколько дней: не порядок, если комната для гостей долго пустует.

Моя домработница Айша – из узбекской деревни. Когда я её нанимал, друзья сказали, что однажды одолжили ей целых 15 тысяч рублей на похороны родственника. Она могла потеряться с такими огромными деньжищами, но вернулась и всё отдала. Айша молится за меня Аллаху, когда я уезжаю, а я никогда не проверял после неё наличку в ящике стола. Во многом поэтому я не верю в пропагандистские сказки, будто американцы поголовно одноклеточные, хорваты сплошь усташи, а грузины – угроза миру. Так думают те, кто не был ни в Америке, ни в Хорватии, ни в Грузии.

Наслушавшись шума из телевизора, один из моих товарищей отказывается заходить в эстонский магазин у Смоленского кладбища. А другой радуется каждому поражению латышских спортсменов. Никто не спорит, что власти Латвии подчас недемократичны к русскому населению. Но при чём здесь все латыши?

Прогуливаясь по старой Риге, замечаешь, что основной язык здесь по-прежнему русский. Рядом с Домом Черноголовых работает Музей оккупации, открывшийся в здании советского Музея освобождения. Как ни странно, его посещают много русских туристов. Значит, есть интерес посмотреть на историю под другим углом.

Наша совместная история стала основой для развития сельского туризма в Латвии. Ведь раньше считалось, что в стране есть только Рига и Юрмала. Например, в 40 километрах от Риги находится городок Цесис – столица Ливонского ордена. От орденского замка Венден сохранились восьмиметровые стены, часть башен, но большинство внутренних перекрытий разрушено. Особенно во дворе, где взорвали себя около 200 местных жителей, не пожелавших попасть в плен к воинам Ивана Грозного во время штурма в 1577 году. Тем не менее и руины можно превратить в первоклассный туристический продукт.

Посетители осматривают Венден со средневековыми восковыми лампами в руках, встречая на пути реальных персонажей времён Ливонской войны. Например, арбалетчик брат Вильгельм не только просветит вас на тему быта рыцарей, но и заставит задуматься о собственном гендерном поведении во время обеда. По его жесту за стол садятся сначала мужчины, они же первыми начинают трапезу, произносят тосты и режут мясо для дам. Отношение к последним подчёркнуто вежливое, но лишено услужливости: вино налить – святое, но еду сама себе положит. Наоборот, её обязанность пополнять тарелку рыцаря, на что он обязательно говорит «спасибо» – не более, но и не менее.

Илона Ансоне, глава Балтийского отделения РСТ, рассказывает, что это уже никому не интересно – смотреть достопримечательности и слушать их нудную хронологию. В Турайде восстановили замок XI века с 80-метровой башней. Но не видать замку посетителей, если бы вокруг не реконструировали старинную винокурню, пивоварню, хлебопекарню, не построили фуникулёр и парк аттракционов с самой длинной в Европе канатной дорогой.

В этих краях незнакомы с многомилионными дотациями на поддержание памятника «в форме» и их неприкрытым распилом, поэтому средства расходуют рационально. Например, в деревне Дунте существует второй в мире Музей барона Мюнхгаузена. Согласно официальной версии, шесть лучших лет своей жизни барон провёл здесь, на родине своей дражайшей супруги Якобины. Якобиной в Дунте уже 20 лет работает латышка Айна: помимо прочего, она – директор, смотритель, экскурсовод, аниматор и главное творческое ядро. Даже во время свадьбы собственной дочери она принимала здесь туристов.

Недалеко от Валмиеры источает божественные запахи небольшая хлебопекарня, где посетители могут испечь свой хлеб. Хозяйка Илзе купила её в зрелом возрасте, когда человек по-настоящему задумывается, каково оно – дело его жизни. Муж Илзе сбежал в город менее чем через год – какая уж тут выгода от предприятия. Она осталась с детьми в качестве помощников, переделала печь без всяких чертежей, достала классический инвентарь вроде корыта для теста, которому сто лет. И тянет всё это на себе седьмой год. Так и хочется сказать на это: «Есть женщины в русских селеньях». Но это будет не совсем правильно: до российской границы отсюда 150 километров.

Денис Терентьев, литератор