Узнаю тебя в гриме!
Что теряют города, идущие в ногу со временем? Дух, традиции и исключительность.
В 2008 году градостроительная тема считалась в Петербурге самой актуальной. Тогда многим из нас казалось, что исторический центр обречён – настолько неожиданно, безвкусно и беззаконно вторгался новодел на старинные улицы. К губернатору Валентине Матвиенко имелось много вопросов, а она и строительный бум всячески поддерживала, и не упускала случая потрафить градозащитникам. Одним из её реверансов стала «Красная книга памятных мест Петербурга», призванная защитить малые формы: исторические пирожковые, чебуречные, пышечные... Из 100 кандидатур в книгу вошли 16 адресов, значимость которых бесспорна, а функция не может измениться.
В то время на Невском исчезла последняя парикмахерская – «блокадная», как её называли старожилы. Вряд ли бы и соседнее кафе «Север» дожило до наших дней, и пышечная на Большой Конюшенной. Другое дело, что в «Севере» теперь кожаные кресла, тирамису за 200 рублей, а в меню выделяются бренды «Мартель» и «Вдова Клико». В обед кафе заполнено от силы на четверть, в основном пожилыми буржуа. И это совершенно не похоже на атмосферу старого студенческого кафе со стоячими столиками, куда приезжали со всего Ленинграда отведать лучшие в городе пирожные. Пышечная на Большой Конюшенной сохранила побольше разночинного колорита – всё-таки коллекционные вина плохо сочетаются с пончиками и сахарной пудрой. Зато Дом военной книги превратился в кофейню «Библиотека», несмотря на все обещания Смольного не делать этого.
Ювелирный магазин «Яхонт», часовой салон «Павел Буре» – сегодня это дорогие и, вероятно, успешные предприятия. Но при чём здесь «гений места», о котором говорили составители «Красной книги»? Что общего у нынешнего ресторана в «Литературном кафе» и кондитерской «Вольф и Беранже», из которой Пушкин поехал стреляться на Чёрную речку? В доме № 16 на 7-й линии, где располагается аптека доктора Пеля, открылось несколько медицинских центров с кусачими ценами.
Чиновники совершенно не виноваты, что из знаковых мест Петербурга уходит атмосфера. Сегодняшнее «Литературное кафе» – это всё-таки не «Кофе-хаус». И нельзя же законодательно запретить туристам с фотоаппаратами наводнять «Камчатку» Цоя на улице Блохина. Глупо возрождать обмен самиздатом в Книжной лавке писателей. А кондитерскую «Метрополя» оживлять взъерошенными интеллигентами в бабушкиных свитерах, разливающими коньяк под столом. Время уходит безвозвратно, и нельзя дважды войти в одну Неву.
Но есть интересная особенность: «гений места» лучше сохранился в заведениях, оставшихся за бортом «Красной книги». Соответственно, они не попали в путеводители, за которыми следует рекомендация комитета по туризму «привести интерьер в порядок».
Например, в «Старой книге» на Большом проспекте с интерьером всё отлично – он не менялся лет тридцать: ни входные двери, ни пол, ни стеллажи. Нерв живой жизни особенно ярко бьёт здесь в понедельник утром: магазин начинает приобретать книги у населения за наличный расчёт. К полудню наличность обычно заканчивается, а потому книголюбы занимают очередь перед открытием. И кто скажет, глядя на них, что Советский Союз распался 22 года назад! Несмотря на то что у некоторых катастрофически горят трубы, они с достоинством ленинградских студентов выкладывают на прилавок фотоальбомы по ГДР и ЧССР, «Критику чистого разума» Канта или «Кухтика» Валерия Заворотного – любимую, кстати, книгу реформатора Чубайса.
На соседней 6-й линии до сих пор пыхтит одна из последних петербургских чебуречных. Кое в чём и она сохранила эстетику советского общепита: поднос, компот, неторопливая напудренная кассирша, а за раздаточным окном на кухне – кафель времён развитого социализма. Но для того, чтобы место оставалось аутентичным, шустрые поварихи должны находиться немного подшофе и у раздатчицы тёти Дуси – периодически выскальзывать из-под халата грудь. А сейчас в чебуречной половина коллектива – из Средней Азии. И настоящий гурман сюда уже не идёт.
Собственно, вместе с чебуречными, пирожковыми и культовыми магазинами меняется и атмосфера города. Кому-то не хватает филателистических магазинов, проходных дворов и первомайских демонстраций, кто-то радуется новым ресторанам, снятию трамвайных рельсов и отсутствию гопников с гитарой в подъезде. Самый главный вопрос: остаётся ли меняющееся лицо города особенным?
Часто бывая в Москве, я вижу всё меньше различий со своим родным городом. Ну да, исторический центр, Нева, Петропавловка... Но те же сетевые кофейни, под копирку сделанные гостиницы, одинаково пахнущий попкорн в кинотеатрах. И самое печальное: петербуржца и москвича стало подчас не отличить. Те же разговоры «за бизнес», стиль одежды и шуток.
Хотя ещё десять лет назад всё было иначе. В московском клубном подземелье встречались брокеры из Нью-Йорка, сквоттеры из Копенгагена, художники из Лиона. С ними можно было весело пропить наличные, обменяться визитками, осветив друг друга на пару часов, как освещают проходящие мимо планеты. В это же время в провинциальном Петербурге общение творилось на кухнях: оно вообще не касалось зарабатывания денег и грозило занять два-три дня. А потом человек выходил на улицу, проходил пять кварталов дворами-колодцами и понимал, что он дома.
Денис Терентьев, литератор