В поисках японского духа
–Ну, как там, в Японии? – спросили меня десятки раз по возвращении в Россию друзья и знакомые. И каждый раз в интонации вопроса уже звучал намек на правильный ответ: ну, разумеется, Япония – это где гейши и самураи, харакири и камикадзе, каратэ и ниндзя...
Сразу признаюсь, ниндзя не видел. Кажется, их вовсе там нет, хотя, конечно, они невидимки и все такое и один из них запросто мог спрятаться у меня под кроватью в гостинице. Не видел и гейш, хотя они точно есть. Тут все претензии к МИДу Японии, который организовал эту поездку: в программе посещения были депутаты парламента, чиновники разных рангов, простые люди, а вот гейш не было. Про харакири ничего сказать не могу: и сам не пробовал, и другим не советую. А вот самураи были.
Немного об экзотике
Юкки, мой гид и переводчик, крохотная женщина с внимательными и умными глазами, оказалась самурайских кровей. История ее благородной семьи насчитывает три столетия. Она хорошо помнит семейное предание, как ее отец в 1944 году сдал свой самурайский меч на металлолом, потому что стране нужна была сталь, чтобы ковать Победу. Победа досталась союзникам, а вот свой меч скоро после войны отец увидел на одном из престижных аукционов... Его стоимости хватило бы, чтобы семья в трех поколениях не знала нужды. Такое вот бесчестье соседствует в стране рядом с честью.
Юкки – это вообще отдельный разговор. Для меня она – воплощение женского начала Японии. Юкки – педантична, спокойна, вынослива и терпелива. Последнее качество особенно ценно, поскольку понятие российских гостей о дисциплине порой выходит за рамки понимания японцев загадочной русской души. Она часто иронично улыбается. Иронию главным образом вызываю я. Во-первых, я прескверно управляюсь с палочками для еды, а во-вторых, во мне три ее веса, что позволяет мне быть снисходительным даже в ситуациях, где другой сгорел бы от стыда.
Задача Юкки – помочь мне понять, что такое японский дух. Собственно, это моя задача. МИД Японии, думаю, имел более скромные запросы. Японский дух сегодня – это что-то вроде нашей национальной идеи: все об этом знают, но не вполне понимают, что же с этим делать. Японский дух может разрушать и может созидать. Он может пугать и восхищать. Вызывать насмешки и даже презрение. Но об этом чуть позже.
Итак, об экзотике, раз уж без нее не обойтись. Она в Японии есть! Во-первых, тут все водители такси работают в белых перчатках! Ей-богу, не вру и не преувеличиваю. Сами они говорят, что в перчатках руки не потеют, но мне кажется, что это просто красиво, вот они и носят. Японцы, известное дело, любят, когда красиво. Во-вторых, все японцы кланяются друг другу. Я сначала было решил, что это они перед иностранцами манерничают, но потом убедился, что это у них обычное дело. Кланяются они друзьям, знакомым, начальникам, подчиненным. Кланяется портье, кланяется кондуктор в поезде, причем два раза: при входе в вагон и при выходе из него, кланяется официант и депутат парламента... Я тоже начал кланяться уже на второй день. Сначала робко и неохотно, а потом даже с чувством и на сорок пять градусов, как положено по этикету. Могу сказать – ничего, спина не болит, быстро привыкаешь, и даже приятно где-то; чувствуешь себя воспитанным человеком.
Еще японцы улыбаются всегда и всем. Это непривычно и навивает мысли о лицемерии, но опять же, привыкаешь быстро, и закрадываются мысли: а может быть, и ничего, что лицемерно? Зато здоровью полезно и нетрудно вообще-то.
Что еще? Да, в Японии много кнопок. Техника в Японии – это религия. Кнопки везде. На одном только унитазе в моем номере в гостинице я насчитал пять штук. Три из них понял – биде, обдуватель и ароматизатор, – остальные решил не трогать, хотя вполне возможно, что это была медитативная музыка или ласковое почесывание по спине.
Еще вам? В традиционный японский ресторан можно войти только босиком. Это неудобно, согласен, а за японским столиком, если ваш вес за сотню, еще и тесновато, но зато прикольно, когда официантка подползает к вам на четвереньках, да еще раз десять за ужин, потому что блюда микроскопические, но их много.
Ну и, конечно, какая же Япония без театра кабуки. Был. Видел. Ничего не понял, поскольку по-японски говорили, но могу заверить: завораживает. Как древний обряд, в котором скрыт глубокий смысл, доступный только посвященным. Народу в театре было много, рукоплескала публика восторженно, и могу лишь добавить, что артисты театра кабуки (между прочим, только мужчины) – очень популярные в Японии люди. Многие из них носят титулы «Сокровище Японии» – что-то вроде нашего «Заслуженный артист России»
Ну вот пока об экзотике и все. Вспомню по ходу повествования еще что-то – обязательно расскажу.
Ох, уж эти острова...
В МИДе Японии меня поразила скромность интерьеров, которая, по всей видимости, должна убеждать каждого посетителя, что деньги налогоплательщиков здесь тратят разумно. Директор сектора международной прессы Хироши Ямадаки и начальник российского отдела Есихиро Ямамура принимали меня в маленькой комнате за простеньким столом, на котором уже стояли чашки с зеленым чаем. Начали, как водится, с хорошего.
Товарооборот Японии с Россией в последние годы рос неуклонно и в прошлом году составил почти 30 миллиардов долларов. Много это или мало? По сравнению с 1990-ми годами, конечно, много. Но вот цифры для сравнения. Товарооборот Японии с США в минувшем году составил 214 миллиардов долларов, а с Китаем – 236. Япония кровно заинтересована в том, чтобы вкладывать деньги в Дальний Восток. Страна прочно ориентирована на экспорт и ищет рынки. Оборудование для сжижения газа в проекте «Сахалин» – яркий пример взаимной выгоды сотрудничества Японии и России в освоении природных ресурсов. Но!
И тут лица господина Ямадаки и господина Ямамуры стали скорбными. Северные территории! Вот вопрос, в который упираются все дипломатические и экономические потуги вывести отношения двух стран на качественно иной уровень. Сразу оговорюсь, вопрос этот рефреном звучал почти на всех моих встречах с политиками, дипломатами и чиновниками Японии, так что в какой-то момент я почувствовал себя очень важной персоной.
Вопрос старый, болезненный и острый. Северные территории – это четыре острова в Тихом океане – Кунашир, Итуруп, Шикотан и Хабомаи, которые входят в Курильскую гряду. Под юрисдикцией сначала СССР, потом России они находятся с 1946 года и с тех пор являются предметом пограничных разногласий между нашими странами. Когда-то они были не нужны никому, кроме своих коренных обитателей айнов. Айны тоже были никому не нужны до поры до времени. Теперь их не отличить от японцев, и потому вернуться на историческую родину они хотят не иначе как под японским флагом.
Сейчас между Россией и Японией действует договор о безвизовом обмене для бывших жителей островов. Говорить об исторической истине в этом случае крайне сложно. Действительно, по российско-японским договорам 1855, 1875 и 1905 годов, в которых определялась межгосударственная граница, острова принадлежали Японии. Однако по договору от 1875 года весь Сахалин принадлежал России, но это не помешало Японии после успешной для себя войны 1905 года аннексировать южную его часть. Сложность в том, что и СССР, и Япония после Второй мировой войны так и не подписали договор о мире, в котором были бы четко зафиксированы и разрешены все территориальные претензии друг к другу. Правда, в 1956 году СССР и Япония подписали совместную декларацию, в которой зафиксировано согласие СССР на передачу Японии островов Хабомаи и Шикотан. С тех пор в истории наших стран было еще несколько деклараций и заявлений, в которых стороны подтвердили, что необходимо строить отношения «созидательного партнерства».
Повторяю: вопрос этот в Японии подогревался в послевоенные годы всегда. И сейчас в Токио на крупном вокзале вам могут всучить в руки бесплатный пакет с салфетками, на котором написано: «Северные территории – наши!» Об этом говорят политики по телевизору, об этом говорят домохозяйки на кухнях. Складывается впечатление, что острова стали удобным символом для японских политиков всех мастей. По принципу: «У вас в доме протекает крыша?! Что же вы хотите, ведь северные территории до сих пор не наши!» Хотя, безусловно, для бывших жителей северных территорий этот вопрос далеко не праздный. Вспоминаю пожилую жительницу Хабомаи, которая покинула свою родину в двухлетнем возрасте. Она рассказала мне, с трудом удерживая слезы, про свою бабушку, которая два года после депортации (они поселились на Хоккайдо) выходила на берег и долго смотрела в океан, где в ясную погоду можно было разглядеть очертания ее родного острова. Она сильно тосковала. А однажды, не справившись с депрессией, утопилась в реке.
Есть ли выход в этой ситуации? Его ищут. Недавно один влиятельный японский политик выдвинул предложение: 50 на 50. Это значит – 50 процентов спорных островов – Японии, а 50 – России. Причем самый крупный остров в этом случае делится пополам. Идея вызвала бурю негодования в японском обществе. Пока. Обсуждаются – пока еще робко – и варианты аренды. Например, на 99 лет, с правом совместного проживания россиян и японцев до и после истечения сроков аренды.
На прощание господа Ямадаки и Ямамура снабдили меня целым ворохом литературы, посвященной этому вопросу.
Японские студенты напоминают комсомольцев
Перед встречей со студентами из Японо-российского центра молодежных обменов Юкки отвела меня в парк. Японский парк в обеденный перерыв превращается в общественную столовую. Скамейки заняты клерками, у каждого на коленях пластиковая коробка с обедом. Такие коробки продаются и в офисах, и на улицах: в магазинчиках и ларьках. Средняя стоимость обеда на вынос – 500–600 йен, или 5–6 долларов. В докризисные времена обед стоил дороже – 800–900 йен. Еда вкусная и сытная, могу лично засвидетельствовать. Встречаются и японские бомжи. Их выдает легкая небритость и философски отрешенное выражение лица. Некоторые чинно сидят на скамейках, некоторые начищают ботинки тряпкой до блеска, может быть, им за это больше подают, может быть, так принято в их бомжатской среде, не знаю. Никто не курит. Я имею в виду бомжей. Про остальных и говорить нечего.
Именно в парке бросается в глаза пристрастие японцев к униформе. Мужчины все сплошь в черных костюмах с белыми рубашками, обязательно галстук. Девушки предпочитают блузки, юбки и гольфы. Немного о японском порядке. Говорят, что три англичанина – это очередь. Три японца – это скорее команда, где обязательно будет лидер. Как это у них получается, не пойму, но получается, причем лидера видно сразу. Он впереди, он дирижирует остальными. Вы можете себе представить такую картину: группа молодых российских сотрудников, ну скажем, Сбербанка возвращается с обеда в офис строем во главе с начальником отдела? Нет? А в Японии это запросто. Я сам видел, как не менее двадцати молодых мужчин (надо ли повторять, что все в черных костюмах, белых рубахах, галстуках?) бойко и слаженно, четко отмахивая руками, прошагали в глубь парка. Увидев на моем лице тревогу и удивление, Юкки пояснила, что молодые люди просто занимаются спортивной ходьбой, причем в свое законное обеденное время, скорей всего, всем отделом. «Чтобы, – тут она неодобрительно посмотрела на мой живот, – не потерять спортивной формы». Надо сказать, что живот мой каким-то образом ассоциировался у японцев с размерами нашей страны, и часто, глядя на него, они начинали свой бесконечный разговор о северных территориях, мол, куда вам столько?!
Здоровье для японца – это тоже религия. Холестерин, сахар и прочую дрянь в организме они отслеживают строго и с государственным размахом. Чиновники всех уровней обязаны время от времени проходить диспансеризацию. Измеряется все, в том числе и ширина талии. Если она зашкаливает (у мужчин пределом считается 88 см), бедолаге выносится первое предупреждение. Это значит – меньше есть, больше работать. Второе предупреждение уже чревато. Могут сократить премию. После третьего предупреждения обжора заносится в черные списки и может не рассчитывать на серьезную карьеру. Да и в деньгах он теряет. «Но ведь это же дискриминация!» – возопил я, невольно почувствовав себя либералом. «Но ведь вы же боретесь с курением, в том числе и мерами жесткого ограничения? – резонно возразила мне Юкки. – Почему же нельзя подобным образом бороться с ожирением?» Что тут скажешь? В Японии действительно самая высокая в мире продолжительность жизни. Это факт. И толстяков среди них почти нет – это тоже факт. Правда, есть и другой факт: Япония занимает девятое место по количеству самоубийств. Связаны ли эти факты друг с другом – не знаю...
Японские студенты мне понравились. Чем-то они напомнили мне наших комсомольских активистов конца 1970-х годов. Вежливые, улыбчивые, знают, что нужно говорить иностранцу. Мир – это хорошо, война – плохо. Смертная казнь вообще-то нужна, ну а если по-гуманному разобраться, то и не нужна вовсе. Принципиальность – это хорошее качество, но нужна и гармония во взаимоотношениях. Спрашиваю, чем живете, молодежь? Разбогатеть, небось, хотите? Нет, отвечают, не хотим. Сначала нужно послужить обществу. Почувствовать себя полезным. Я простодушно и немножко провокационно говорю: а вот у нас, мол, молодые хотят стать адвокатами да бизнесменами. А они мне: а мы хотим попасть в корпорацию хорошую и там свои силы и умение реализовать на общее благо. Даже про северные территории не стали говорить, потому что неприлично ставить гостя в неловкое положение. Я тогда пошел напролом, то есть заговорил о сексе. Типа у нас сексуальная революция бушует и браки трещат по швам, а у вас? А у нас, говорят, не бушует (какой дурак, вообще, будет бушевать в Японии? Его мигом упекут в сумасшедший дом). У нас, говорят, умные все больше о карьере думают, а ленивые и глупые дома с родителями сидят. Тут я совсем потерялся и начал бубнить что-то про дружбу во всем мире, но положение спас парень по имени Уэно Сота. Он понял, что беседе не хватает драйва, и рассказал, как однажды сидел в кафе на Невском с приятелем (он недавно стажировался в России) и вдруг к ним подошел какой-то бритый юноша в кожаной куртке, скорчил страшную рожу, высунул язык и вообще дал понять, что он чем-то страшно недоволен.
Ребята с любопытством ждали ответа. Я объяснил им, что уроды встречаются во всех странах, к сожалению, и в России тоже, и что у нас с уродами борются и будут бороться, пока они не займут подобающее место на задворках общества. Дальше разговор затрещал как-то веселее.
Учеба в Японии – достаточно дорогое удовольствие. В частных вузах оплата составляет в среднем 8 тысяч долларов в год, в государственных – 6 тысяч. Однако много и стипендиатов. Это и отличники, и малоимущие. Причем стипендия составляет 1 тысячу долларов в месяц. Молодой японец, как у нас говорят, «заточен» прежде всего на карьеру. Ради нее многие жертвуют даже семейным счастьем, а некоторые не женятся и вовсе, поскольку это мешает продвижению по службе. Такого четкого понятия, как престижная профессия, в Японии нет. Главная мечта выпускника – попасть в солидную корпорацию, пусть даже на скромную должность. Дальше – все будет зависеть от его усердия, умения завести нужные знакомства и подчинятся старшим. На последнем курсе каждый студент засылает по 50–60 анкет в разные компании с предложением своих услуг.
Русский язык в Японии в последние годы, после развала Советского Союза, теряет популярность. В Токио есть всего лишь одна школа с углубленным изучением русского языка. Еще несколько есть на Хоккайдо. Между тем, по данным японской стороны, число российских граждан, изучающих японский, увеличивается и в 2006 году составило 11 116 человек, в том числе 5453 в вузах и 3336 в школах. Сегодня в Японии обучаются 315 российских студентов и 429 японцев обучаются в России. Некоторые из присутствующих обучались или стажировались в России, вспоминают нашу страну с добрым чувством. Считают, что россияне – открытые и более эмоциональные люди, чем японцы.
Напоследок я задал ребятам свой фирменный вопрос. Что такое японский дух? Чем гордится японская молодежь и чем не гордится? Ответ после долгих препираний и уточнений был таким. Гордятся тем, что никогда нога завоевателя не ступала на землю Японии. Сожалеют о том, что Япония вторгалась в чужие страны. Японский дух – это прежде всего Гармония. Во всем. Со всеми.
Директор центра господин Ямамуро при этих словах важно и одобрительно закивал головой. Ученики не подкачали. Он остался доволен.
Михаил Иванов, главный редактор «НВ»
