В поисках японского духа (часть 5)
(Окончание. Начало в «НВ» от 12,13,14, 16, 19 мая 2009 г.)
Хиросима. «Это был самый настоящий ад»
– А у вас, вижу, тоже метаболический синдром, – приветствовал меня с улыбкой профессор Хиросимского университета Кенди Киогава.
Господину Киогава 74 года. Как и большинство хорошо упитанных людей, он дружелюбен и приветлив. Мы сидим в зале заседаний Мемориального музея мира, который расположен на том самом месте Хиросимы, где 64 года назад американцы взорвали первую атомную бомбу. Метаболический синдром профессора, похоже, не пугает. Да и чем можно напугать человека, пережившего атомную бомбардировку?
Тот самый день господин Киогава помнит в деталях. Много лет он рассказывает, как это было, многочисленным гостям музея из разных стран мира. В этом он видит свой долг, это составляет главный смысл его жизни. Сам он считает несомненным чудом, что дожил до своих преклонных лет. Таких, как он, в Японии осталось десять человек. Можно сказать, что господину Киогаве даже повезло. Он не только выжил – он женился и оставил после себя потомство.
...Это было самое обыкновенное августовское утро. Накануне стояла жара. Кенди с мамой ночевали за городом, у родственников. Они всегда так делали, спасаясь от ночных бомбежек. Правда, в последнее время американские самолеты бомбили их город редко, а несколько дней не бомбили и вовсе. Если бы жители Хиросимы знали, что это затишье было знаковым перед апокалипсисом! Американцам нужно было сохранить город лишь для того, чтобы получить исчерпывающую информацию о его разрушениях потом. После взрыва.
Они вернулись в свой дом утром. В 7.50, как и обычно, Кенди попрощался с мамой и она легла спать. Больше он ее никогда не видел. От дома до школы около полутора километров. Город жил своей привычной жизнью. Автобусы и электрички были наполнены людьми, на улицах – много велосипедистов, прохожих. После утренней линейки школьники разошлись по своим классам.
– Я сидел в глубине класса. Мне повезло. Те, кто сидел у окна, в том числе и двое моих близких друзей, погибли сразу. Я уже не помню, о чем думал в те минуты, о чем говорила учительница. Помню только, что неожиданно все осветилось нереально-ярким светом, окна вспыхнули синим пламенем, и тут раздался адский грохот. Меня как будто швырнуло в небо, а потом – вниз! Очнулся я в темноте. Все тело болело, словно его били молотками. Помню, что вокруг раздавались крики и стоны; кто-то плакал, кто-то звал маму. От школы не осталось почти ничего. Я был в шоке, я ничего не понимал. В воздухе висел дым, пепел, трудно было дышать.
Вдруг во мгле я увидел нашу классную руководительницу. Она была вся в крови и шла, подняв руки, как призрак. «Убегайте! – крикнула она, увидев меня. – Убегайте отсюда!» Я пошел вниз, к реке и увидел там множество людей. Они брели как зомби; у всех были одинаково подняты скрюченные руки. Я понял потом, что руки были изранены огнем и осколками, поэтому несчастные поднимали их, чтобы облегчить боль. Нас всех мучила нестерпимая жажда; многие падали в реку и жадно пили воду и тут же умирали, потому, что пить было нельзя. Вся река была забита трупами. Тела лежали повсюду и в парке, на газонах, под деревьями, в кустах. Никто не понимал, что произошло. Все кричали: «Больно!», «Помогите!», – плакали... Это был самый настоящий ад, созданный руками человека.
Профессор показал мне альбом с фотографиями. На одной – нарядная четырехэтажная школа «до», на другой – обугленная стена посреди руин «после». Еще фотографии. Вот упавший в воду мост; вот тень на бетонных ступенях испарившегося в пекле человека; вот жуткие мумии в лохмотьях из одежды и собственной кожи стоят перед развалинами дома с поднятыми руками... Я видел много страшных фотографий времен Второй мировой войны, но кадры Хиросимы после атомной бомбардировки внушают какой то мистический ужас. Это не война, нет. Это что-то другое. Потустороннее. Словно сквозь приоткрывшуюся завесу видишь оскаленную дьявольскую морду.
– Мама говорила мне, когда я был еще совсем маленьким: люди рождаются, когда начинается прилив, и умирают во время отлива. В Хиросиме шесть рек. И вот, когда начался отлив, я увидел, как тысячи трупов по рекам относит в океан. Я знаю, что в Петербурге много рек и каналов. Представьте себе эту картину: тысячи тел плывут по течению в море.
Я напомнил профессору про то, какая судьба выпала Ленинграду во время войны.
– О да, я знаю – покачал головой господин Киогава.
На уцелевших стенах жители Хиросимы писали свои имена, чтобы дать весточку тем близким и родным, кто уцелел после взрыва. Уцелел и отец Кенди. Он накачивал колесо велосипеда перед своим домом, когда взорвалась бомба. Жена скончалась под обломками, а он сам остался жить. Недолго. Скоро у него выпали волосы и зубы, последние дни его мучил понос и рвота... Еще его мучила вина за то, что он не мог ничем помочь жене, погибшей на его глазах под обломками дома.
– Вскоре над городом прошел черный дождь. Я видел его. Это было жуткое зрелище. Кто-то кричал, что это американцы сбрасывают с неба бензин и сейчас его подожгут. Многие пили эту черную влагу. Все они умерли, потому что дождь был радиоактивным. И все это время над нами летали американские самолеты, изучая результаты нанесенного ущерба.
Я не мог удержаться от вопроса.
– Господин Киогава, как вы относитесь к американцам? Ведь вам приходится часто встречаться с ними? Как они сами оценивают это событие, что говорят?
– По-разному говорят. Кто-то вспоминает Перл-Харбор. Понимаете... Я был в Индии через тридцать лет после обретения этой страной независимости. Я видел, как индийцы не любят англичан. И все-таки им удалось мирным путем сделать больше, чем раньше удавалось силой оружия. Мартин Лютер Кинг был тоже против насилия, а сделал для чернокожих гораздо больше, чем его предшественники. Зло всегда порождает зло. Насилие всегда порождает насилие. Нужно отказаться от принципа: око за око, зуб за зуб. Нужно научиться прощать.
– А как же быть с японским духом?
– У каждой страны есть свой дух. У американцев, например, дух пионеров-первопроходцев. Япония после войны потеряла уверенность в себе, но потом выяснилось, что осуществить высокую мечту можно и в экономике, и в спорте, и в культуре. Такой подход мне нравится гораздо больше, чем милитаризм.
Служить бы рад...
Мне кажется, полезно будет сказать еще несколько слов об опыте японского самоуправления.
В Киото (о самом городе, который по праву можно назвать культурной и религиозной столицей Японии, как-нибудь в другой раз) для меня приготовили специальную встречу с чиновниками из мэрии.
Мэрия Киото – это обшарпанный дом в европейском стиле XIX века, это пустые коридоры с полинявшими вывесками и дремучей наглядной агитацией, это дрянной кофе из автомата на первом этаже, это сумрачный туалет с порыжевшими писсуарами, и это чиновники 999-й пробы, которые приняли меня как родного с кипой бумаг и документов, с бодрыми улыбками и настойчивым оптимизмом, которым буквально светились их честные глаза.
Собственно, проблемы в Японии очень даже напоминают наши. Центр не хочет отдавать власть на места, муниципалы безуспешно пытаются ее отнять. В результате рождаются Реформы. Последняя предполагает сокращение административно-территориальных округов в стране. Сейчас в Японии насчитывается 47 префектур, 695 крупных городов, 1872 малых города и 553 поселка.
Главы и депутаты всех органов местного управления избираются прямым голосованием сроком на 4 года. Органом местной власти является местное собрание, а исполнительную власть осуществляет местная администрация в лице губернатора, мэра или глава местной администрации.
Интересная особенность. Каждые 2–3 года служащего местной администрации переводят либо в другое подразделение, либо в другой населенный пункт. При этом нередко меняется и сфера его деятельности. Так, специалисту по сельскому хозяйству может быть поручена административная работа в области народного образования. Цель – воспитание кадров, компетентных в широком круге вопросов, а также борьба с клановостью и коррупцией.
Между прочим, губернаторы в Японии еще сравнительно недавно (в пору молодой неокрепшей демократии) тоже назначались премьером, а не избирались народом.
Забавная ситуация вышла, когда я попытался выяснить у собеседников, как часто и какого рода проверки осуществляет власть в отношении малого бизнеса. Сначала вопрос не поняла Юкки, потом его долго не могли понять чиновники. В Японии проверка, скажем, кафе проводится один раз в три-четыре года, причем она прописана таким жестким регламентом, что у чиновника не остается никаких возможностей для творчества. Это очень важно для нас, ведь мы в России так любим творчески развивать любую инициативу сверху!
заключение
«Ну а где же мораль? – спросит читатель. – Выводы?» Постараюсь вкратце.
Мы – разные. Больше всего меня в Японии поразила одна сценка. Это было в Киото, на перроне вокзала. Неподалеку от нас с Юкки стоял молодой человек в фуражке и мундире железнодорожника. Подошел поезд, пассажиры сели, поезд тронулся. Молодой человек вдруг театрально вскинул руки и громко, нараспев, что-то прокричал. Поезд набрал ход и покатил себе, а молодой человек в фуражке энергично показывал на него пальцем в белой перчатке и монотонно кричал в след одну и ту же фразу.
– Что он кричит? – спросил я Юкки.
– Он кричит, что поезд ушел.
– И пальцем показывает?
– Да.
– Но зачем?!
Юкки смутилась немножко. Она объяснила, что так положено, что всегда так кричат, когда уходит поезд, чтобы у пассажиров на перроне осталось ощущение порядка и законченности процесса. Я бы не поверил, если бы не видел все это собственными глазами. Нет, вы представьте себе железнодорожника на перроне Финляндского вокзала, который кричит вслед КАЖДОЙ уходящей электричке: «Она ушла! Она ушла, дорогие товарищи!» Долго бы он там простоял (тем более что Военно-медицинская академия рядом)?
Я уже упоминал про японскую вежливость. И все-таки вдумайтесь: японские продавцы мороженого в поезде, прежде чем ВЫЙТИ из вагона, кланяются всем пассажирам. Всегда. Мне возразят, что в этой пустой вежливости, возможно, нет и грамма искренней любви и уважения. Согласен. Ну и что? Меняю искреннее жлобство на лицемерную вежливость, не задумываясь!
Японцы любят учиться. Они готовы учиться чему угодно. Мне кажется, что если японцу на необитаемом острове дать удочку, то он умрет с голоду, если рядом не окажется сэнсэя по рыбалке. И дело не в тупости. Просто каждое дело, считает японец, нужно выполнять на высоком профессиональном уровне, а для этого, как завещал наш классик, нужно учиться, учиться и еще раз учиться. Знаете, сколько учится японская девушка заваривать чай по всем правилам искусства? 13 лет в специальной школе. Я участвовал в чайной церемонии и могу засвидетельствовать, что это не чаепитие – это строгий религиозный обряд, в котором японец удовлетворяет скорее духовную, чем телесную жажду. Да будет вам известно, что, приготовляя чай, нужно ровно пятьдесят раз взболтнуть специальной кисточкой жидкость в чашке, да не просто так, варварски болтать, как мы привыкли, а под определенным углом держать кисточку, иначе чай никуда не годится... Возможно, при этом еще нужно скрестить пальцы ног определенным манером – в тонкости меня не посвящали. Но, помилуйте, – 13 лет! И это не предел. Есть умельцы, которые учатся всю жизнь, тратя на это большие деньги!
Можно было бы над этим посмеяться, если не видеть вокруг все эти скоростные поезда, небоскребы и технику последнего поколения.
Мы – разные, и я вовсе не хочу делать из этого вывод, что мы хуже или лучше во всем. Учиться 13 лет заваривать чай я не стану даже под дулом пистолета; я, пожалуй, обойдусь и без того, чтобы сотрудники нашей славной РЖД орали на перроне, что поезд уходит, – на наших вокзалах и так много нервотрепки. Но правда заключается в том, что Россию окружают страны, где люди умеют и любят работать. Экономический потенциал этих стран стремительно наращивается. На этом фоне мы выглядим до сих пор неудачниками, которые ищут утешение в мазохическом самобичевании. Мы избалованы огромными богатствами, мы разучились не только ценить то, что имеем, но и извлекать из этого прямую прибыль. Страна нуждается в Проекте, который мобилизует наши огромные ресурсы. Такой Идеей для послевоенной Японии стала стремительная модернизация экономики.
И, черт возьми, как же хочется после Японии порядка, господа! Пусть самой лицемерной вежливости! Собранности. Серьезности и ответственности в деле. Ведь подумать только, какая дивная жизнь тогда наступит! Представьте, на улицах – чисто! На дорогах – порядок! Милиционер тебе улыбается не с плаката, а прямо на улице. Чиновник – вежлив. Благодать! И ни копейки денег на это из бюджета не нужно.
А умом и талантами нас Бог не обидел.
