– «Да, я не люблю пролетариата», – говаривал булгаковский профессор Преображенский. Заявление, приводящее в бешенство граждан с левыми убеждениями. Однако Филипп Филиппович не сказал: «Не люблю трудящихся». Он имел в виду именно «пролетариат» – искусственное определение утопистов от социологии. Ключевое слово здесь «искусственное». Я тоже не люблю искусственных построений теоретиков, которые их продолжатели пытаются применить на практике. Ничем хорошим это, как правило, не кончается. Поэтому я с чистой совестью говорю: «Не люблю феминизм». И это не значит, что я не люблю женщин, – их я как раз люблю.

И считаю, что женщин следует защитить от теории и практики феминизма, на самом деле, как ни парадоксально, направленной против них же. Дело даже не в том, что борьба феминисток за равноправие оборачивается нелепыми выступлениями против макияжа или, простите, гигиенических прокладок. И не в том, что конечный исход феминизма – создание мира бесполых существ (пусть феминистки говорят, что это не так, но именно это вытекает из логики их учения). Дело в том, что борьба за равноправие полов цинично используется для безудержной эксплуатации женщин.

В период начального капитализма растущее производство требовало всё больше дешёвых рабочих рук. Мужчины, как правило, претендовали на более квалифицированные должности, потому работодатели вспоминали, что в деревнях пропадает множество молодых девиц, которые вполне могут функционировать у станка. Тогда-то и возникли соответствующие женские организации, и через некоторое время, как бы нехотя, законодатели-мужчины, представляющие интересы этих самых промышленников, дали женщинам равные права, прежде всего право на работу. Женщины приходили в восторг, а промышленники потирали руки.

И до сегодняшнего дня «борьба» феминисток служит ещё большему закабалению женщин. А если смотреть шире – окончательному установлению глобального общества, завершению процесса разрушения семьи, воздвижению чудовищного «человейника». Пусть большинство феминисток этого не понимают – незнание никоим образом не снимает с них ответственности.

На деле физиология и психология мужчины и женщины различаются коренным образом, поэтому декларировать их равенство, вернее, одинаковость – занятие зряшное. Ни в одном традиционном обществе это никому бы не пришло в голову. Я знаю, что феминистки станут говорить о мрачном прошлом, когда женщин тяжко угнетали (или до сей поры гнетут). А я отвечу, что это надо сказать не мне, а женщинам из этих самых обществ. Скажем, старояпонского, в котором ни одно важное решение не принималось без женского совета, а уж домом женщина правила безраздельно. Или женщинам Московской Руси, которые не только имели изрядную власть в доме, но зачастую и немалый вес в социуме. При этом «жуткий» «Домострой» настаивал, чтобы проклятые «мужские шовинисты» свято соблюдали право женщин на отдых и развлечения.

Феминистки вспомнят, конечно, ислам и иудаизм, но мусульманкам и иудейкам тоже есть что возразить: законы этих религий скрупулёзно оговаривают права и обязанности в семье, и согласно им большую часть обязанностей несёт мужчина. Разумеется, и в традиционных обществах были и есть дикие перекосы. Но, во-первых, семейная тирания имеет место и во вполне либеральных социумах, а во-вторых, зачастую обычаи просто не понимают. Как, например, белые поселенцы в Америке осуждали индейцев за то, что женщины таскают у них тяжести, а мужчины идут налегке. Им было невдомёк, что при перекочёвках мужчины несли оружие и занимать им ещё чем-то руки было просто опасно для племени…

 

Женский экстремизм

 

Павел Виноградов, редактор отдела социальных проблем «НВ»