«Государство не должно ничего налаживать!»

 

Профессор Самуил Горелик, бизнесмен и консультант бизнес-инкубатора «Ингрия», объясняет, почему кризисы полезней стабильности

 

– Самуил Лейбович, при слове «инновации» у россиянина появляется саркастичная усмешка. И неудивительно: по телевизору про них говорят каждый день, а в реальности – днем с огнем не сыщешь. Почему нельзя точно обозначить причины, мешающие у нас развитию инноваций?

– С одной стороны, причин много, с другой – их нет. Инновациям ничего не мешает, и в то же время мешает все. В первую очередь уже существующие технологии. Люди, которые внедрили в свое время эти технологии, еще не успели получить достаточную прибыль, чтобы отказаться от старых. Для перехода часто нужны кризисы: экономические, военные. Или волевые решения очень высокого уровня. Война – очень сильный кризис, который влияет абсолютно на все. После войны происходили резкие скачки технологий. Принимались сильные волевые решения, потому что нужно было совершенствовать оружие, старое терялось само по себе. Даже после российско-грузинской войны, которая вскрыла немало недостатков в нашей армии, в том числе неработающую связь. И после кризиса 2008 года появился интерес к инновациям: освободился большой объем денег, бизнесмены ищут, куда их вкладывать, потому что вкладывать в старое нет смысла.

– Существуют ли какие-нибудь способы измерения уровня инновационной культуры?

– Да. Есть точные процедуры измерения инновационной культуры, все можно объективно мониторить и оценивать по странам, регионам, городам. Анализ можно проводить по любой выборке, на уровне группы, крупного и среднего социального объекта, который связан с инновациями, на уровне всего интернета, всего человечества. На любом уровне можно выделить интегральные признаки и по ним все определить.

– Как перестроечная ломка сказалась на преобразовании науки и включении ее в систему рыночной экономики?

– Я считаю, положительно. Несмотря на то что все считают – отрицательно. В СССР, к сожалению, наука развивалась только в интересах войны – это была единственная серьезная система мотивации развития наук. Говорить, что Россия была на передовых позициях в науке, все равно что говорить, как мы хорошо жили. Перестройка резко улучшила научный климат,  раскрепостила и освободила людей, хотя многих и заставила искать средства к существованию. Число российских ученых ничуть не уменьшилось, а увеличилось, потому что они стали искать финансирование на Западе, уезжать. Ничего страшного в том, что наши люди получили доступ к науке, нет. Я тоже смог заниматься той наукой, которой хочу, а раньше занимался только в интересах войны. Не сводится все к прагматизму. Настоящие ученые – первые, кто был недоволен тем, что не могут обмениваться с иностранцами информацией, знаниями. Перестройка сломала все эти границы: мы реально вошли в мировой научный процесс. До этого наши ученые не получали ничего: ни премий, ни грантов. Сейчас наши научные работы публикуются, их читают. Языковой барьер тоже преодолен. Перестройка прекрасно повлияла на достижения науки, встроенной в мировую экономику. И наш бизнес сейчас построен в значительной степени на достижениях науки.

– Как же преодолеть изолированность науки, замкнутость внутри вузов и НИИ?

– Вопрос непростой. Прежде всего не надо это преодолевать. Науку нельзя делать публичной, у людей, которые ей занимаются, есть понятие авторства, амбиций. Двигают науку амбициозные люди, немножко честолюбивые, немножко тщеславные, но амбициозные. Им надо создать обстановку с возможностью публикаций, признания, любви. Не нужны миллионы, но нужны возможности, средства для удовлетворения любопытства. Вузам сейчас дают нормальные деньги, и я считаю, что не надо преодолевать эту замкнутость.

– Ученые так и останутся людьми несколько потусторонними?

– Как-то раз Эйнштейн пришел в гостиницу и спросил: «Скажите, где живет профессор Эйнштейн?» Портье посмотрел и говорит: «Господи, да вы же и есть профессор Эйнштейн!» – «Да, это я помню, я не помню, в каком номере я живу», – ответил профессор. Понимаете, какая разная точка зрения у портье и у Эйнштейна? Да, в каком-то смысле мы все странные, кто занимается наукой, – мы творческие. 

– Почему государство неэффективно в налаживании связей науки и бизнеса?

– Государство не должно ничего налаживать. Моя позиция такова: дайте электричество, свободу в общении, транспорт, инфраструктуру – и не мешайте. Государство должно не мешать и  выделять гранты, причем позволить распределять эти деньги самому научному сообществу. Появился даже такой термин – «грантоежки», которые одну и ту же тему подают на разные гранты, ничего не делают и продолжают получать деньги. Самый страшный разврат – не когда дети смотрят порносайты, а когда молодые люди получают гранты по второму, третьему разу за одну и ту же работу. Потому что они становятся коррупционерами и считают, что это нормально. Государство должно это давить, а оно провоцирует. Вот где его неэффективность. Думаю, в государстве нет достаточной свободы, нет контроля со стороны общества. Если бы само научное сообщество распределяло гранты, оно бы давало их людям, которые действительно способны их использовать.

– А как развить конкурентный спрос на инновации в среде, где преобладают крупные монополисты?

– Надо содействовать малому и среднему бизнесу. К тому же большое спасибо государству за то, что оно подняло шум вокруг инновационных технологий, и надо шуметь дальше.

– Часто ли встречается модель «ученый-инноватор, самостоятельно занимающийся бизнесом и реализующий свои изобретения», возможна ли вообще такая модель?

– Очень редко встречается, почти никогда. Тот, кто изобрел бизнес, не становится его владельцем, когда он реализуется. Таких пять-десять процентов. Обычно, как только ученый начинает внедрять идею, он придумывает новую, которая уничтожает предыдущую. Он сам является могильщиком своей предшествующей идеи. Чаще всего проект продают на ранней стадии, получают деньги и начинают заниматься следующим. Для многих людей идея – самоцель. Те, кто внедряет, и те, кто создает, – разные люди с разным образом мышления. Стоит разделять создающего идею, команду, которая ее воплощает, и тех, кто ее потребляет и продает. Это три разные команды, которые в бизнесе имеют свою долю и играют свою роль. Не надо бояться, что крупный бизнес выкупит идею и будет ее развивать, потому что многие идеи так пропадают – третьей стадии нет. Бизнес делают, а потом не знают, кому он нужен. Надо основываться на решении, кому он нужен, и потом начинать делать.

– На каком этапе развития находятся сейчас «упаковщики проектов», посредники между учеными и предпринимателями?

– Такие у нас начинают появляться. Это как раз те, кто стоит между идеей и командой, между командой и инвестором. Я почти созрел для этой деятельности, она мне понятна. Я сам предлагаю идею. Могу оценить ее будущее, оформить пакет, научно обосновать и увидеть ее перспективность в экономике. Дальше могу найти инвестора и его увлечь, но управлять не могу и не хочу.

– При внедрении таких людей и их обучении следует перенимать зарубежный опыт или учиться с нуля?

– Внедрять никого не надо. Такие люди есть, развиваются внутри среды, исходя из существующего опыта. Думаю, надо учить, несмотря на то что какая-то часть появляется самостоятельно. Перенимать опыт тоже всегда надо, даже если он зарубежный. Лучше всего американский, потому что мы ближе к ним. Мы их ругаем, но ближе всего именно к ним. Знаете, с кем больше всех ругаются? С близкими людьми. А с теми, кто далеко, ругаться не надо, потому что общих интересов нет. Перенимать нужно любой опыт, и с нуля учиться тоже можно. Учеба в принципе заключается в том, что кто-то перенимает чужой опыт. Априорные знания и способности тоже необходимы. Однозначно это должны быть люди с системным мышлением, чем обладают не все, и, значит, не каждый сможет стать «упаковщиком». Их надо находить, выделять, учить. Вводить в специальность как менеджеров инновационных проектов. Но это должны быть скорее не менеджеры, а заинтересованные люди, которые будут работать на основе своей прибыли, тогда будет эффективно.

– Сможет ли «Сколково» стать проводником прочих проектов в инновационно обустроенный мир или этого примера будет недостаточно?

– Все, что делается, какой бы шум ни происходил, приучает людей к тому, что инновации – это хорошо. Важно не перегнуть палку, чтобы «Сколково» не стало ругательным словом. Потому что иногда оно таковым становится.

 

 

 

Беседовала Марина Слащева