«Ислам призывает к миру, а не к террору»
Корреспондент «НВ» во Франции побывала в иммигрантских пригородах Парижа и узнала, какие настроения царят среди мусульман в связи с ситуацией вокруг журнала «Шарли эбдо»
Теракт в редакции «Шарли эбдо» поверг в шок подавляющее большинство европейцев, выразивших солидарность с убитыми журналистами. Но если мнение коренных французов широко представлено в мировых СМИ, то настроения в среде местных мусульман, по большей части приезжих, к сожалению, известны немногим. Чтобы восполнить этот пробел, собкор «НВ» во Франции отправилась в самые неблагополучные районы в пригородах Парижа, пообщалась с их жителями и выяснила, что французские последователи Пророка ныне оказались перед сложным политическим и духовным выбором.
«В мечети нет политики»
Если бы 44-й король Франции Людовик IX Святой узнал, что в его родном городе сегодня живут так много мусульман, то он бы наверняка перевернулся в гробу. Уроженец Пуасси, он стал одним из самых почитаемых французских монархов. Будучи глубоко верующим человеком, Людовик основал часовню Сент-Шапель в центре Парижа и возглавил несколько крестовых походов против «неверных мусульман», за что был канонизирован Католической церковью в 1297 году.
Пуасси находится в пригороде Парижа – в 20 километрах от Версаля и в 8 километрах от Сен-Жерменского леса. Этот город в наши дни далёк от христианства. Да, в нём есть католическая церковь и протестантский храм, но на соседних улицах можно найти три мечети и несколько мусульманских молитвенных домов. И если в центре до сих пор стоит памятник Людовику Святому, то окраина более десяти лет считается «островом ислама». Ещё бы – из 37 тысяч человек 10 процентов составляют именно мусульмане!
Французы называют такие кварталы «зоной» или «жилым массивом». Приехав сюда, я на несколько минут задерживаю взгляд на городском пейзаже. В России такой район назвали бы спальным: безвкусные девятиэтажки здесь кажутся серыми и однообразными. Несмотря на субботу, людей на улицах видно немного. Большинство из них – бородатые мужчины, одетые в куртки поверх джелабы (традиционные балахоны для жителей Северной Африки. – Прим. ред.). С удивлением отмечаю, что многие здесь носят обувь на босу ногу, хотя на улице всего плюс один. Женщины же закрывают свои волосы и лица бурками или тёмными платками.
Войдя в районное кафе-бар, сразу понимаю: это было смелое решение. Я чувствую себя очень неуютно, будучи единственной женщиной в баре, да ещё и с непокрытой головой. Вокруг мужчины собрались у барной стойки, чтобы посмотреть последние футбольные новости и поболтать с соседями. Бармен глядит на меня с неодобрением. Что делать, приходится быстро заказывать эспрессо у стойки и переходить в наступление, знакомясь с моим пожилым соседом.
Абделькадер приехал во Францию 12 лет назад из Туниса вслед за своим сыном по программе «воссоединения семей». Сначала он помогал сыну с его рестораном, а потом вышел на пенсию. Морщинки на его загорелом лице были проделаны солнечными лучами родного города. Узнав, что я ещё не была в Тунисе, он начинает активно приглашать в гости, рассказывая о сказочном родном крае. О положении мусульман во Франции у него своё мнение.
– Правительство и муниципальные власти не хотят выделять средства на постройку новых мечетей, – жалуется Абделькадер. – А в некоторых городах даже отбирают помещения для молитв. Но если у нас нет денег на организацию нашего культа, то не стоит удивляться хаосу, когда каждый молится там, где может. Марин Ле Пен выступает против уличных молитв, но если нам не дают построить или открыть мечеть, то правительство не сможет контролировать практику ислама. А ведь нам, мусульманам, молитва приносит успокоение, помогает справиться с чувством ностальгии и даёт силы жить дальше. Поймите, мечеть – это не гнездо террористов, а духовное место, где нет политики.
«Это ответ на попытки нас изолировать»
Между тем мой эспрессо выпит, и я снова оказываюсь на улице. «Неужели это пригород Парижа? – думаю я про себя. – Скорее это место похоже на Каир или Дамаск». Гуляя в толпе бородатых мужчин и замотанных в платки женщин, размышляю о том, что ислам – одна из тех религий, в которой отсутствует институт Церкви. И если каждый из 1800 имамов во Франции трактует Коран в силу своей образованности и личных ценностей, то как увеличение их количества приведёт к контролю над качеством речей?..
На «жилой зоне» духовную сторону жизни определяют мечети, а материальную – халяльные магазины. Их главная продукция – халяльное мясо. Оно изготавливается таким образом: животное зарезают без предварительного оглушения, оно умирает от истечения кровью, а его голова при этом должна быть обращена в сторону Мекки. Сегодня во Франции только три мечети – в Лионе, Эври и Париже – могут официально выдавать документы мясникам, совершающим церемониальное убийство животных. В последнее время профессия мясника становится всё более востребованной, поскольку магазины стараются продавать только халяльное мясо для представителей бурно растущей мусульманской общины. При этом во Франции появляются целые супермаркеты, в которых продаётся не только мясо, но и другие продукты, соответствующие «благочестивым нормам истинного ислама».
В одном из таких магазинов я встречаю Латифу, пышную женщину в длинных одеждах, которые скрывают всё её тело, оставляя открытым только лицо. В магазин она пришла без мужа, но с двумя детьми. Её дети никак не могут найти здесь популярных во Франции конфет-тянучек, потому что это не халяль: в производстве лакомства используется желатин на основе свиного жира. Я спрашиваю её, что она почувствовала, когда узнала об убийстве карикатуристов из журнала «Шарли эбдо».
– У меня был шок, когда я услышала о терактах, – вспоминает Латифа. – Особенно о том, что преступление совершили исламисты. Жаль, что их тоже убили. Ведь мы могли бы больше узнать о том, почему они пошли стрелять в рисовальщиков и из-за кого произошла эта трагедия.
На мой вопрос о причинах трагедии Латифа начинает взволнованно оправдываться.
– Мы не виноваты, – говорит она. – Такое чувство, что все беды происходят только из-за мусульман. Как только происходит какой-нибудь теракт, то сразу на нас все ополчаются. Но это Земмуры (Эрик Земмур – известный во Франции журналист, автор книги-бестселлера «Самоубийство Франции», в которой говорится об опасности увеличения числа иммигрантов в стране. – Прим. ред.) и Ле Пены сеют семена ненависти к мусульманам. Разве мы какие-то опасные инопланетяне? Нет, мы тоже французы! Сейчас столько грязи льётся на мусульман – ничего удивительного, что это провоцирует насилие. То, что произошло 7 января в Париже, – это ответ на попытки нас изолировать.
– Но виноват ли ислам в появлении исламизма? – спрашиваю я.
– Ислам призывает к миру, а не к террору, – сразу же отвечает Латифа. – Ислам не учит ни мщению, ни убийству, а призывает к свету. И это не нравится тем, кто думает по-другому – в силу своего невежества или расизма. Кстати, вы, журналисты, усугубляете проблему, слишком часто путая ислам с исламизмом!
Действительно, с Латифой трудно не согласиться. Журналисты во Франции крайне редко говорят и пишут о мусульманах и неохотно дают им слово, из-за чего большинство французов до терактов искренне считали исламизм и ислам синонимичными понятиями.
«Если ты мусульманин, то многие сразу же видят в тебе исламиста»
Возвращаясь домой, я решаю остановиться у станции метро Belleville. С французского это слово переводится как «Красивый город». Вместе с площадью Праздников в 19-м районе эта часть Парижа считается одним из самых главных островков ислама во французской столице. На улице Бельвиль можно часто услышать арабскую речь или французский с сильным арабским акцентом. Все лавки и магазины здесь ориентированы на мусульман, надписи практически все выполнены на арабском, а слово «халяль» часто смешивается в них со словом «Аллах».
На улице я знакомлюсь с молодыми людьми. Муниру 29 лет, он работает программистом на левом берегу Сены, но продолжает жить с семьёй в родном «Красивом городе». Сегодня он пригласил к себе на ужин своего друга Карима, спортивного тренера 25 лет. Оба приятеля, как и большинство моих собеседников-мусульман, испытывают смешанные чувства по поводу шумихи вокруг «Шарли эбдо».
– Я знаю, что должен сохранять спокойствие, – признаётся Мунир. – Сейчас не время реагировать даже на карикатуры, нарисованные на пророка Мухаммеда. Это та цена, которую нам приходится платить, живя во Франции. Я ведь хочу, чтобы коренные жители видели во мне в первую очередь француза, а не мусульманина. Но это, поверьте, непросто!
– Всё-таки сложно сдержать чувство возмущения?..
– Да. Объясните мне: почему они продолжают рисовать карикатуры на Пророка? Они ведь знают, что для мусульман это унижение. Публикуя рисунки, они показывают ещё раз, что наши религиозные чувства здесь вообще никого не волнуют. С одной стороны, во Франции все могут свободно выбирать себе веру. Но с другой стороны, можно свободно критиковать и насмехаться над религией. Но мы ведь не насмехаемся и не рисуем карикатуры на папу римского или Иисуса Христа!
– Многие ваши единоверцы разделяют ваши чувства?
– Конечно. Сейчас во Франции все на нервах. Если даже министр юстиции Тобира открыто говорит, что у нас можно нарисовать карикатуру на пророка Мухаммеда, то не стоит ничему удивляться. Попробуй сказать что-нибудь против – меня могут посадить в тюрьму на 10 месяцев «за оправдание терроризма». Если ты мусульманин, то многие сразу же видят в тебе исламиста-радикала.
– То, что карикатуристов из «Шарли эбдо» расстреляли за карикатуры, для нас всех шок и трагедия! – в сердцах восклицает его друг Карим. – Ни в коем случае нельзя доходить до такого варварства! Но я не могу понять, почему путь к свободе слова обязательно должен проходить через попрание ислама. Почему они свободны вытирать ноги о нашу религию и все так восхищаются их новыми карикатурами на Пророка? И почему я должен спокойно всё это терпеть? Поймите, я не хочу никого убивать и ни в коем случае не призываю к оружию. Я просто не могу понять, почему именно карикатуры на Пророка становятся символом свободы слова. Да, я осуждаю действия убийц-террористов, но я не могу принять действия «Шарли эбдо».
На вопрос о том, кем стоит считать террористов, расстрелявших 17 человек, Мунир отвечает, что «нормальные мусульмане себя так не ведут».
– Это были молодые бандиты «с района», – говорит молодой человек. – Я лично их не знал, но таких полно на нашей улице. Они собираются каждый вечер у парадных, и если ты их попросишь уйти и не шуметь, они только пошлют тебя куда подальше. Эти молодые парни ничего не боятся, потому что полиция уже давно опустила руки. Мой сосед, тоже мусульманин, пару раз звонил в участок и просил разогнать их по домам, но полицейские даже не хотят выезжать. Говорят: «Они вам что-то сделали? Нет? Ну тогда потерпите, они сами успокоятся». После десяти вечера моя жена уже боится выходить на улицу. На полицию рассчитывать невозможно, а бандиты слушают только «старших братьев». Получается, что порядок на улицах зависит от этих бородатых «старших братьев», «настоящих мусульман», а не от действий полиции. И куда смотрит правительство? Сначала пускают дела в районе на самотёк, а потом все удивляются, почему в «нашей милой Франции» растут семена исламизма!
резюме
Мусульмане попали в ловушку Французской Республики
Говорят, что любая свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. И только время покажет, чья свобода выиграет битву за историю. Или тех, кто считает, что светскость, право на самовыражение и религиозное самоопределение включают возможность смеяться над религией соседа. Или свобода тех, кого такая позиция унижает и оскорбляет.
Пока же складывается впечатление, что мусульмане Франции попали в ловушку Французской Республики. Отныне каждый должен определиться, что для него важнее – республика и её ценности, включая абсолютную свободу слова, или верность исламу и его традициям. Это крайне непростой духовный и политический выбор, который для многих французских мусульман будет сопряжён с серьёзными внутренними конфликтами.
Что поделаешь, времена действительно изменились. Относительно благополучная эпоха, когда ислам мог спокойно сосуществовать с идеалами французов-республиканцев, похоже, ушла в прошлое. И последователям Пророка во Франции всё труднее выбрать между «Я – Шарли» и «Я – мусульманин». Подписаться под обоими утверждениями значит для мусульман, что они спокойно должны относиться к карикатурам на основателя их вероучения. А если сохранить верность религии, то неизбежно возрастёт риск быть отторгнутыми коренными французами и оказаться причисленными к исламистам. Недавно Франсуа Олланд сказал, что «мусульмане – первые жертвы исламизма». Возможно, в этот раз он оказался полностью прав.
только факты
• С 1872 года во Франции запрещено проводить статистические исследования по религиозным вопросам, поэтому даже сегодня сложно сказать точно, сколько в стране проживает мусульман. По данным исследований Pew Research Center, а также центров Ined и Insee, во Франции в 2010 году насчитывалось 4 миллиона 710 тысяч мусульман, что составляет примерно 7,5 процента от общего населения страны.
• Опрос Ipsos показал в октябре 2014-го следующий парадокс: большинство французов думают, что в стране проживают не менее 31 процента мусульман, потому что «они везде».
• Сегодня в стране 2100 мечетей. Для сравнения: в 1985 году их было только 900. 41 процент французов отрицательно относятся к постройке новых мечетей, и муниципалитеты Франции могут запретить строить мечети с минаретами, чтобы минареты не привлекали внимания.
• Исследования 2010 года позволяют нарисовать такой портрет французского мусульманина:
80% – позитивно относятся к христианам,
70% – соблюдают пост в Рамадан,
43% – за раздельные часы открытия бассейнов для женщин и мужчин,
40% – консерваторы,
39% – против гомосексуализма,
20% – регулярно посещают мечеть,
8% – женщин носят вуаль или бурку.
• Помимо мусульман французское население состоит из 43% католиков, 2% протестантов, 0,5% православных, 0,5% иудеев, 0,5% буддистов. При этом целых 45%, то есть половина населения страны, считает себя атеистами.
Елена Развозжаева, собкор «НВ» во Франции
