«Круче этой командировки может быть только полет на Луну!»
В Петербург вернулись члены экспедиции «Высокоширотная Арктика – 2010», а вместе с ними и корреспондент «НВ» Никита Рубцов, прошедший на ледоколе «Россия» весь путь от Мурманска до Канадской котловины и обратно. В редакции его уже заждались: вместо запланированных 25 дней экспедиция продлилась более 40. Но, как признался Никита, за это время он набрался впечатлений на всю оставшуюся жизнь. Он не только своими глазами видел Арктику, Северный Ледовитый океан, но и в составе команды принял участие в эвакуации полярной исследовательской станции «Северный полюс – 37». За его путешествием читатели газеты могли следить в рубрике «Дневник полярника». И вот – последняя страница этого дневника. Обо всем, что ему запомнилось, он рассказал своим коллегам сам.
– Какими были твои первые мысли, когда ты узнал, что тебе предстоит совершить путешествие в Арктику? Было ли это неожиданно? Мечтал когда-нибудь увидеть Северный Ледовитый океан, большие льды?
– Обычно к подобным путешествиям люди готовятся заранее – за несколько недель или даже месяцев. У меня же все получилось спонтанно, в один момент. 14 мая основная группа участников экспедиции уезжала в Мурманск, а только 11-го вечером я узнал, что еду с ними. Сижу дома, смотрю хоккей – и тут такая новость! Сказать, что я опешил, это ничего не сказать. Это был шок! К тому же за два дня мне нужно было решить все организационные вопросы, пройти медкомиссию, получить кучу справок, сдать экзамен по технике безопасности, получить экипировку. В общем, эти дни пролетели очень быстро, все сложилось в одну большую размытую картинку. И реально я понял, что отправляюсь в Арктику, только когда оказался на борту ледокола. И тут подумал: вот ирония судьбы. В этом году в Петербурге была такая холодная и снежная зима, я так ждал тепла. Неужели для того, чтобы в середине мая отправиться на полтора месяца в Арктику?
– Вы сразу же окунулись в арктические морозы?
– Нет, конечно, не сразу. В Мурманске в середине мая еще было довольно прохладно, на сопках даже еще снег лежал. Но все равно это уже была не зима. Холодать стало через пару суток после отхода, когда стали появляться дрейфующие льды. Вообще, максимум температура за время экспедиции опускалась примерно до -15 градусов. В принципе это не так уж и холодно, но когда вокруг на сотни миль одни льды и со всех сторон ветер дует, мороз до костей пробирает.
– Как же согревались?!
– Сразу хочу отметить, что на ледоколе действовал сухой закон: ни грамма спиртного! Никто его ни разу не нарушил, потому что наказание грозило очень суровое. По прибытии могли «списать» с ледокола. Такой случай был. Согревала специально выданная одежда, целый баул снаряжения: термобелье, свитер, теплый полукомбинезон, куртка теплая с меховым воротником, сапоги и бахилы со специальными валенками, которые вставляются внутрь, солнцезащитные очки, без которых в Арктике ослепнуть можно, перчатки, рукавицы… В общем очень много вещей, без которых не обойтись.
– Мысль о том, что предстоит пройти такой большой путь во льдах, не пугала? Ты не боялся дальнего, неизведанного пути?
– Нет, страха не было. Возможно, потому, что я даже не представлял себе, насколько дальняя это дорога. И потом не первый же я туда отправился, в Арктике уже десятки тысяч человек до меня побывали. Чего бояться-то? Хотя, с другой стороны, наша экспедиция была первой в определенном смысле. До этого никто не ходил в высокие широты в конце мая. Обычно станции снимают в сентябре, когда лед уже не такой толстый. Так что в каком-то смысле я попал в когорту первопроходцев.
– Это ощущение подбадривало?
– Нет, я об этом даже не думал.
– А о чем думал?
– О том, насколько на ледоколе интересно. В первую неделю все было в новинку, каждую минуту я открывал для себя что-то новое: пейзажи вокруг, льдины, белые медведи, которых раньше видел только в зоопарке... Казалось, так увлекательно будет всю дорогу, но потом началась рутина. Неожиданное и неприятное для меня открытие: на пароходе практически нечем заняться. Не знаешь, что делать в свободное время.
– Многие люди никогда не были на настоящем ледоколе и тем более в Арктике. Вот я, например, всегда хотела там побывать, но девушек в такие поездки не берут. Расскажи, как корабль выглядит изнутри? Каким ты его представлял и насколько это совпало с реальностью?
– Когда я впервые увидел перед собой атомный ледокол, я просто обалдел. Он огромный! Как высотный дом! Это уже потом, когда вернулись в Мурманск и я сошел на берег, пароход стал казаться меньше. Но это потому, что я привык. А сначала несколько раз даже заблудился – очень хотелось изучить все отсеки. Конечно, только те, куда открыт доступ. В машинное отделение или в реактор посторонних не пускают. А так у нас была экскурсия, нас провели по ледоколу, все показали. Дальше все изучали сами.
– Как тебя приняли полярники? Удалось сразу влиться в коллектив? Какое впечатление произвели на тебя эти люди?
– Это суровые и немного странные мужики. Но в этом нет ничего необычного: они целый год живут одни на станции, вокруг на многие тысячи километров нет ни одного человека. Будешь тут странным... Приняли они меня сразу, я – журналист, поэтому могу найти общий язык с людьми. Мы познакомились еще по пути в Мурманск и сразу же спелись.
– Где вы жили на «России»?
– На ледоколе условия, мягко говоря, спартанские. Жили в каютах. Это очень маленькие по размеру помещения, но там прекрасно умещаются «ящики» – кровати с бортами, шириной примерно в метр. Есть стол, стул, шкаф, небольшой диванчик, пара шкафчиков на стенах. Все закреплено, чтобы во время движения не болталось. Вообще, «ящик» должен закрываться специальной ширмой-занавеской, но у нас в каюте ее не было.
На нижних палубах ледокола – две сауны и бассейн, куда закачивают морскую воду. Так что я, можно сказать, искупался в Северном Ледовитом океане. Конечно, воду подогревают. Собственно, сауна и бассейн вместе со спортзалом – это одно из немногих развлечений на пароходе. Поэтому старались туда как можно чаще ходить.
– На самочувствии морская дорога сказывалась? Не было морской болезни?
– Нет, не было. Когда шли на станцию, море спокойным было, а во льдах качки нет. Там другая проблема: когда ледокол проходит сквозь льды, ощущается постоянная вибрация. Корабль скрипит, трещит, гудит, гремит. И так – 24 часа в сутки. Удары о корпус льдин очень сильно ощущаются. Вот к этому очень долго привыкнуть не мог, жить в таких условиях очень трудно. А на обратной дороге, уже за пару дней до прибытия в Мурманск, немного покачало в Баренцевом море. Но не то чтобы очень сильно. Все же ледокол большой и тяжелый, на таком судне качка практически не ощущается.
– Лед оказался настолько толстым, что даже такому огромному ледоколу приходилось его пробивать?
– Лето в Арктику только-только приходит, лишь к началу осени толщина уменьшается и образуются разрывы. А мы ко всему прочему еще попали в зону сильного сжатия. Поэтому и рейс затянулся, его изначально планировали на 23–25 дней, а в итоге получилось больше 40.
– Какой температурный максимум, то есть минимум тебе пришлось выдержать? Складывается впечатление, что теплую одежду тебе даже снимать не приходилось?
– Максимально температура падала до минус 15 градусов. Кажется, что это совсем не холодно, но чувствуется сильно. Нужно учитывать ветер, на котором даже в 0 градусов мгновенно замерзаешь. Одеваться, конечно, приходилось тепло перед выходом с ледокола. А так обычно – штаны и свитер, если в каюте сидишь или в столовую идешь. Потом как-то привыкли, всю обратную дорогу я в одной футболке проходил, свитер не надевал даже.
– Тем не менее минус 15 градусов – это относительное тепло, которое как-то не вяжется с распространенным представлением об Арктике и Северном Ледовитом океане. Может, это глобальное потепление климата, о котором сегодня много говорят, сказалось?
– Насчет относительного тепла – зимой в Арктике температуры совсем другие, за минус 60 может перевалить. А о потеплении климата полярники говорят мало и неопределенно. Что-то действительно меняется, но в какую сторону, неизвестно. Начальник экспедиции мне рассказывал, что в 1980-е годы в это время ледокол вряд ли бы прошел к станции, застряли бы во льдах. Но с другой стороны, данные, полученные в последние несколько лет, говорят о том, что изменения могут быть и в сторону похолодания. А конкретней об этом никто не говорит.
– Они избегают этой темы?
– Не то чтобы избегают… Просто этой проблемой занимаются климатологи, а их ни в составе экспедиции, ни в составе СП-37 не было. А полярники – это люди, которые говорят только о том, что знают точно, они не любят строить предположений.
– Постоянных обитателей арктических широт встречали на своем пути? Как животные реагировали на ледокол?
– По пути туда и обратно видели белых медведей. Эти хищники по-разному себя ведут. Самцы спокойно реагировали на корабль, некоторые даже поближе подходили, любопытство проявляли. Как будто проверяли, кто посмел посягнуть на их территорию… А самки с медвежатами, наоборот, убегали. Может, потомство от людей охраняли. Пару раз мимо «России» киты проплывали, ледокол качало, но эти гигантские млекопитающие особенно не показывались. Мы только хвосты успевали заметить. А вообще, можно сказать, что жизнь в Арктике очень скудная. Кроме медведей кого-то сложно увидеть, да и они водятся только там, где в непосредственной близости есть открытая вода, чтобы охотиться на нерп. За ледоколом еще чайки постоянно следовали.
– Такое соседство с дикой фауной не опасно для полярников?
– Конечно, опасно. На СП-35, как ребята рассказывали, мишки туда-сюда как у себя дома ходили. Врач Андрей Галкин рассказывал, что одного медведя даже пристрелить пришлось. Обычно их только отпугивают, пускают сигнальные ракеты. А этот не реагировал. Медведь оказался от одного из полярников на расстоянии прыжка и уже готовился нападать. Полярник успел выстрелить в упор, это его и спасло.
– Практически каждый день ты присылал в редакцию тексты и фотографии. Тебе сложно было работать на ледоколе?
– Очень. Вибрация, тряска, шум, грохот сильно отвлекали, не давали сосредоточиться, голова болела. Возникали большие сложности с передачей данных. Интернета, мобильной связи там нет и в помине, приходилось пользоваться только спутниковой связью, а это очень долго и технически очень неудобно. Я полтора месяца испытывал информационный голод – новостей не получали, не знали, что в мире происходит. Иногда пробивалось радио, но его почти не было слышно.
– Я слышала, что человеку, для того чтобы нормально существовать в таких условиях, необходимо съедать до 5 тысяч калорий в месяц? Чем вы там питались? Хорошо кормили?
– Если честно, так себе. Ничего не знаю про 5 тысяч калорий… Нам давали в основном рис, гречу и различные вариации на тему куриных котлет. Потом даже такая шутка появилась: если дальше так пойдет, то у всех перья отрастут и закукарекаем. Очень хотелось мяса. Шашлычка, например… И пива. В Мурманске, когда мы вышли с территории «Атомфлота», я первым делом выпил бутылку этого напитка.
– Что тебе дала эта командировка? И готов ли ты ее повторить, если случай представится?
– Главное – я проверил себя на прочность и доказал самому себе и всем окружающим, что я могу это сделать. На самом деле я считаю, что круче этой командировки может быть только поездка на Луну. Я выдержал все эти долбежки, холод, скуку и стал, наверное, крепче в моральном плане. А еще теперь могу похвастаться перед друзьями тем, что я-то был в Арктике, а остальные – нет.
Что касается повторения… Официально пока никто не предлагал, но в шутку ребята звали на зимовку. Но туда я вряд ли отправлюсь. У меня совсем другая работа, другой образ жизни. Год просидеть на льдине – это не мое. Хотя кто знает, как жизнь повернется.
