«Работа артиста – найти компромисс»

Сергей Трофимов считает, что музыкант – это скоморох: игрок со смертью, который высмеивает сиюминутное

«Я привык улыбаться людям, как знакомым своим», – поёт Сергей Трофимов. И почему-то ему хочется верить. Есть в его интонациях та теплота, которую невозможно сыграть. Он работал со многими звёздами эстрады: Вахтангом Кикабидзе, Лаймой Вайкуле, Александром Маршалом, Николаем Носковым. Он сам стал звездой. Но и сегодня заслуженный артист России Сергей Трофимов всё тот же, что и 10–15 лет назад: он не избегает экспериментов и не боится раздвигать рамки музыкального стиля, он так же просто общается со своими слушателями, затрагивая потаённые струны человеческой души.

13 ноября на сцене БКЗ «Октябрьский» Сергей ТРОФИМОВ выступит перед петербургской публикой. Накануне концерта артист ответил на вопросы корреспондента «НВ».

– Сергей, говорят, путёвку в концертную жизнь вам дал Владимир Ворошилов и программа «Что? Где? Когда», в которой прозвучала песня «Аристократия помойки». И есть в ней такие слова: «Аристократия помойки диктует моду на мораль». А как сейчас в России обстоят дела с моралью – лучше?

– О морали я не берусь судить, я не папа римский и не митрополит. Я говорил об «аристократии помойки» как об аристократии в смысле духа. Я уверен, что дух творит себе форму: если присутствует только жажда наживы и попытки брать, брать, брать, то и мир вокруг становится точно таким же.

– А ведь известным людям часто приходится идти на некую сделку с совестью: эпатировать, привлекать к себе внимание, делать более простые и пошлые тексты, играть глупенькие роли, которые приносят деньги… Вы шли на компромиссы в творчестве?

– Последнее время я выступаю в розовых штанах и считаю, что этого вполне достаточно (смеётся). Шучу, но на компромиссы, конечно, приходится идти. Потому что если заниматься чистым творчеством и писать музыку, которую интересно конструировать, то это будет продукт, понятный только тебе и узкому кругу твоих друзей-музыкантов, которые разбираются в такой сложной музыке. А есть ещё так называемый товарный продукт – это то, что доступно любому пользователю. Найти компромисс между товарным продуктом и тем, что ты хотел выразить, собственно, и есть работа настоящего артиста.

– О чём бы вы никогда не стали писать?

– Я в этом плане собой совершенно не владею. Я же не сижу и не говорю, что сегодня буду писать, например, о летающих тарелках. Это всё происходит по вдохновению, и тему диктую тоже не я.

– А кто диктует тему?

– Интуиция какая-то.

– Но сейчас ваши песни стали менее злободневными…

– Я не согласен. Значит, вы не слышали последних песен.

– Тогда давайте разберёмся, что в вашем понимании злободневность. Какие проблемы, на ваш взгляд, сегодня особенно важно поднимать в песнях?

– Самая большая проблема, которая в принципе существует сейчас, – это неадекватное восприятие действительности. Мы живём в полностью мифологизированном мире, который совершенно не соответствует тому, что происходит на самом деле. Этому есть масса объяснений: информационный век, компьютерные технологии, телевидение, но мы не владеем повесткой дня, нам её навязывают СМИ. Вы же не следите за тем, что происходит, скажем, с геологией у побережья Америки или с какой скоростью течёт Гольфстрим? Вас больше беспокоит, какие где беспорядки происходят. Но ситуацию в мире можно рассматривать только целиком. И я пытаюсь своим творчеством предложить людям очень простой путь: не делать заранее оценок происходящего на основе поверхностной информации. Потому что самое главное – это то, что происходит не вне, а внутри нас. В нас самих зарождается мир, который потом становится реальностью. Мир – это отражение нашей души, и вот об этом я пытаюсь докричаться уже много лет.

– Кстати, если говорить о мифологизации: вы ведь сначала стали известны как Трофим. Как произошло перевоплощение из Трофима в Сергея Трофимова? Почему вы решили поменять образ?

– В середине 1990-х у нас наступил такой период, что без Трофима нельзя было обойтись. В России тогда творилось что-то невообразимое. Отношение ко всему было ироничным. Так и появился проект «Трофим» со всей его балаганностью и народностью. Трофим был человеком из народа, который реагировал на то, что происходило, понимая, что поделать с этим ничего нельзя. Затем изменилось и время, и моё отношение ко всему происходящему, и Трофим как проект закончил своё существование.

– Вы начинали как рокер, бард, шансонье, а также… два года пели в храме. Как вы пришли в церковь?

– А это происходило в начале 1990-х. Вспомните то время! Бандитствовать не хотелось, воровать тоже. Искусство было никому не нужно. И я в этом времени как-то потерялся. Крестился, захотел стать ближе к России, её традициям. Пошёл изучать православие изнутри. Был в четырёх московских храмах – сначала певчим, потом регентом, подьячим.

– Это повлияло на вас как музыканта?

– Я открыл для себя потрясающий русский знамённый распев. Я до этого ничего не знал про эту музыку и очень благодарен отцу Виктору, который мне показал переложенные ноты. Он потом ещё мне подсовывал стопицы – старинные ноты, чтобы я их расшифровывал. Я до сих пор потрясён новгородским Софийским распевом.

– У вас на сайте я прочитала вопрос от поклонника: «Очень хотелось бы выйти на люди. Посоветуйте, с чего начать». Что бы вы ответили начинающим музыкантам?

– Вы знаете, надо творить. Если это твой путь, то обязательно провидение, судьба поможет, ты окажешься на людях и найдёшь свою аудиторию – я так считаю.

– В 2004 году вы организовали фестиваль «Сергей Трофимов собирает друзей», в рамках которого талантливые, но не очень известные исполнители могли выступить перед большой аудиторией. Появились ли какие-то новые имена?

– Организовывал не я, это организовывал форум моего сайта – ребята, которые там общаются друг с другом, которые неравнодушны к моему творчеству. Они просто решили проводить фестиваль, а я там был как почётный гость. А имена – да! Это Рамиль Бодабшин – очень интересный парень, Маша Кудрявцева – потрясающая девушка с удивительным чувством какой-то истинно московской поэзии, Андрей Рудов, который тоже поёт свои песни. Я просто сейчас боюсь кого-то забыть – имён было очень много, я называю тех, у кого уже началась самостоятельная профессиональная деятельность.

– Как вы считаете, музыкант может повлиять на общественные события?

– Музыкант может повлиять на эпоху. Я твёрдо убеждён, что 1960–1970-е годы – это эпоха «Битлз». Какие бы там международные события ни происходили, но дух времени, его основные векторы, мне кажется, «Битлз» определяют в достаточной мере. В этом плане да. А вот на какие-то общественные события – вряд ли.

– Скорее он может их правильно отобразить для истории?

– Музыкант – это скоморох.

– Почему?

– Потому что есть основополагающие темы, которые волнуют любого творческого человека, – это бытие и смерть. Вернее: каков смысл этого бытия, если всё заканчивается смертью? И только в призме этого вопроса все остальные темы имеют место быть. По сравнению с этим всё остальное не так уж и важно. Исчезаешь ты – исчезает твоя вселенная. А скоморох – это игрок со смертью: он высмеивает то, что сиюминутно.

– Вы ведь выступали в Чечне с концертами. То есть знаете об играх со смертью не понаслышке. Может звучать кощунственно, но война не раз давала творческий импульс писателям, музыкантам, художникам. Как бы вы рассказали о войне?

– Война противоестественна человеческой природе, она больше подходит к тому животному началу, которое живёт в нас. Поэтому в первую очередь война – это не геройство и не сверкающие доспехи в лучах восходящего солнца, а грязь, пот, кровь и полное смятение в душах. По крайней мере это я могу сказать по своему опыту и по опыту общения с друзьями. Тот, кто говорит, что он на войне никогда не боялся, врёт, не верьте.

– На ваш взгляд, может ли искусство повлиять на то, чтобы воспитать человека, не склонного к насилию?

– Может и должно. Любой человек похож на Господа Бога. Чем? Тем, что он творец. Когда человек созидает – это искусство в том или ином проявлении. В силах человека создавать нечто из ничего, он может вылепить кувшин, может украсить свой дом так, что это будет радовать прохожих. В конце концов у него может быть педагогический дар обучать детей, закладывая в них что-то хорошее и необходимое. Это может быть талантливый хирург, который творит с человеческой плотью чудеса и этим спасает жизнь. Вот это как раз и нормально. А то, что происходит с человеком, когда он превращается в примата, старается всё разрушить вокруг себя и нивелирует человеческую сущность до нуля, – это противоестественно и ведёт к гибели. Любая форма жизни во Вселенной стремится к эволюции. И если в нас заложен потенциал той энергии, который называется большим взрывом, или потенциал первоначальной энергии Творца, то для нас большое преступление использовать его кощунственно в разрушительных целях – мы за это будем потом серьёзно отвечать.

 

 

Беседовала Светлана Жохова. Фо­то Александры Мудрац / ТАСС