«Сто лет назад люди просто забыли, что такое большая война»
В рамках спецпроекта «Первая. Мировая. Великая», посвящённого 100-летию той войны, авторитетный историк-германист, профессор Олег ПЛЕНКОВ размышляет о роли Германии в этом конфликте.
До недавнего времени вина за развязывание Первой мировой войны обычно возлагалась исключительно на Германию. В учебниках истории её рисовали как вечное «всемирное зло», как страну, на совести которой обе крупнейшие военно-политические катастрофы XX века. Однако что касается Первой мировой, то сегодня многие историки оценивают участие Германии в войне 1914–1918 годов не столь однозначно.
Что подтолкнуло немцев к конфликту? Возможен ли был союз Германии и России? Почему немцы в итоге проиграли войну? Как жестокие условия Версальского мира привели к возвышению Гитлера? В поисках ответов на эти и другие вопросы на страницах «НВ» размышляет Олег ПЛЕНКОВ, доктор исторических наук, профессор СПбГУ, автор серий популярных исторических книг «Третий рейх» и «Тайны Третьего рейха».
– Первый шаг в войне действительно сделала Германия, – констатирует историк. – В ресурсном плане она сильно отставала от Антанты и, чтобы рассчитывать на успех, должна была действовать первой. Для этого германский генштаб разработал так называемый план Шлиффена. Этот план предусматривал за шесть недель (пока Россия мобилизует свои силы) сокрушить Францию. На тех, кто об этом плане не знал, происходящее производило самое дикое впечатление: Германия объявила войну России, а сама без предупреждения напала на Бельгию. Но как бы то ни было, сваливать всю вину на одних только немцев нельзя. Показательно, что сразу после окончания войны каждая из сторон пыталась перевести стрелки на своего бывшего противника. В каждой стране – участнице Первой мировой даже выходили серии публикаций, в которых оправдывалось всё, что эта страна творила накануне войны. Лично я считаю, что ни одну из воевавших сторон нельзя обвинить в единоличной ответственности за произошедшую катастрофу. Все державы были в равной степени повинны в начале Первой мировой войны…
Немцев охватил «дух 1914 года». Но не только немцев
— В 1913 году Стравинский привёз в Париж балет «Весна священная». Во втором действии балета девушки водят хоровод, потом выбирают самую красивую и она восходит на костёр, чтобы приблизить наступление весны. Требовался гений Стравинского, чтобы предвидеть: пройдёт всего лишь год, и народы Европы ринутся в этот искупительный, как они думали, костёр войны.
Действительно, в воздухе было разлито ощущение чего-то нового, пусть никто и не формулировал его в словах. У немцев даже есть выражение «дух 1914 года». Ему в самые первые дни войны поддалась практически вся нация, включая интеллектуалов вроде Томаса Манна. И если против Второй мировой войны выступали многие, а пацифистские идеи тогда имели широкое распространение, то в Первую мировую всё обстояло иначе. Даже известный поэт Райнер Мария Рильке – человек, далёкий от политики, своеобразно чувствующий и мыслящий, – оказался вовлечённым в этот угар. А я уже не говорю о сколь-нибудь политизированных людях.
Но почему произошёл такой «срыв цивилизации»? Ведь, казалось бы, человечество в начале прошлого века становилось всё более гуманным и двигалось по пути прогресса. Для ответа на этот вопрос лучше обратиться к художественному и философскому восприятию.
Не стоит, например, забывать, что практически целый век (с наполеоновских времён) в Европе не происходило крупных войн. Люди попросту забыли, что это такое. К тому же в начале ХХ столетия человечество вступило в абсолютно новую фазу – в «век масс», как сформулировал это известный испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет. Это настроение было всеобщим. Поэтому настоящим инициатором войны следует считать не правителей, генералов, царей или императоров, а сами народы.
Показательно, что в июле 1914 года в Британии на площадях целые толпы скандировали: «Хотим войны! Хотим войны!» То же самое творилось и во Франции, и в России. Как известно, когда в Петербурге зачитывали царский манифест о начале войны, все люди на Дворцовой площади как один встали на колени и запели «Боже, царя храни!». В обществе царила потрясающая эйфория.
Другая причина военного энтузиазма состояла в том, что либеральная цивилизация XIX века постепенно заходила в тупики, связанные с буржуазной добропорядочностью, основательностью и консервативными представлениями о возможных переменах. Для слома этих рамок нужен был прорыв. И он наступил – благодаря воодушевлению молодости, безбрежному идеализму и романтизации войны. Обратите внимание: все политические движения, будь то фашистское, большевистское или нацистское, были молодёжными. О самой войне писали с восторгом, для многих она была колоссальным экзистенциальным переживанием.
Понятно, что уже спустя полгода с начала войны, когда войска застряли в болотах, вся романтика прошла. Как назло, осень оказалась дождливой, из-за сырости быстро распространялись болезни, а смерть достигала огромных масштабов. И вот, когда война вступила в эту жуткую фазу, на место романтике немцев пришло чувство гражданского долга, присяги, ответственности. Случаи правого или левого радикализма в немецкой армии не получили слишком большого распространения. Это была армия граждан, ответственных перед своей страной.
Да, сегодня о разочарованности в войне многие судят по произведениям Эриха Марии Ремарка, забывая, однако, что знаменитый писатель – пацифист. Но далеко не все во время и даже после Первой мировой думали, как он. Например, в нацистские времена в гимназии ученик спросил у учителя: «Почему власти запретили печатать Ремарка?» Учитель ответил: «Представьте, что идут соревнования по прыжкам в воду и один прыгун повредил себе руку. А журналист, ведя репортаж, зацикливается только на этом происшествии. А об успехах других – ни слова. Так и Ремарк».
Действительно, война – это концентрация событий и переживаний, выходящих далеко за пределы пацифистского взгляда. Настоящая война, с точки зрения многих немцев, даже после 1918 года – это та, которую изображали писатели-фронтовики, такие как Эрнст Юнгер. Неслучайно его произведения все годы Веймарской республики лидировали в списках бестселлеров. Настоящее же отрезвление и устойчивый пацифизм начали утверждаться лишь после окончания Второй мировой войны.
Легенда об «ударе кинжалом в спину». Могла ли Германия победить?
— В прежней немецкой историографии есть такое понятие: «Легенда об ударе кинжалом в спину». Якобы борющийся немецкий фронт мог выстоять до победного конца, но не выдержали тылы. Дескать, предатели, устроившие ноябрьскую революцию 1918 года, нанесли коварный удар в спину немецкой армии, украв у Германии победу в решающий момент. Но правда ли это?
Отчасти да, а отчасти нет. Многое тогда зависело и от позиций военных, в основном от решений Гинденбурга и Людендорфа. Когда Россию вывели из игры (после заключения Брестского мира), Германия начала перебрасывать войска на Запад. Эта концентрация закончилась к весне 1918 года, а затем началась наступательная операция «Михаэль», в ходе которой немцы надеялись прорваться наконец к Парижу. Их войска на тот момент находились совсем недалеко от французской столицы, было очевидно боевое и тактическое превосходство немцев.
Но операция не удалась даже после восьми попыток. 8 августа последовала контратака с участием австралийского корпуса, и западный немецкий фронт впервые оказался прорван. И хотя эту «дыру» уже через неделю «заделали», начался моральный спад.
И вот 26 сентября Гинденбург и Людендорф явились к кайзеру Вильгельму и заявили, что война, по сути, проиграна, поскольку всё дальнейшее сопротивление бессмысленно. В принципе, немецкая армия вполне могла держаться – год, два, три…. Но командование решило иначе.
Что же касается революции, то она произошла вполне закономерно, поскольку тыл был истощён. Уже в 1916 году по самой «тяжёлой» карточке немецкий рабочий получал одно куриное яйцо в неделю. Люди умирали от голода. Поэтому нельзя винить их в том, что они не выдержали. Кстати, Гитлер учёл ошибки времён Первой мировой и берёг тыл как зеницу ока. Во Вторую мировую войну немцы в тылу почувствовали ограничения только в конце 1944 года, за полгода до поражения…
Интересно, что один из офицеров генштаба предлагал вместо провалившейся операции «Михаэль» начать наступление на Италию. Итальянцев немцы точно разгромили бы, получив идеальные условия для переговоров. Почему его тогда не послушали – никто не знает. И хотя в истории нет сослагательного наклонения, все эти «но» дали возможность Гитлеру представить ситуацию таким образом, словно Германия не проиграла Первую мировую войну, а победу у неё «украли».
Союзу России и Германии мешала Британия
— Первый канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк был сторонником сближения с Россией и чётко выстраивал геополитическую линию: в конфликт с русскими не вступать. (Помните его знаменитое изречение? «Никогда ничего не замышляйте против России, потому что на каждую вашу хитрость она ответит своей непредсказуемой глупостью».) Но российско-германский союз в Первую мировую войну был невозможен по разным причинам.
В России к началу ХХ века развилась германофобия огромных масштабов. Все мы читали «Обломова» Гончарова, в котором Андрей Штольц как раз и представляет немца в российском понимании. Вроде бы он всё делает лучше, чем обалдуй Илюша, но симпатии всё равно достаются Обломову.
А во время Крымской войны произошёл эпизод, окончательно поставивший для русских крест на всём немецком. В критический для русской стороны момент в 1857 году австрийский император неожиданно выступил с ультиматумом, потребовав у Петербурга отдать ему определённые территории. А ведь буквально десять лет до этого во время восстания в Венгрии, когда судьба Австрии висела на волоске, Николай I послал туда армию на помощь тому же самому императору. Мы не ждали такой подлости. Я смотрел газеты того времени – в них только что матерных слов не было по отношению к немцам (тогда австрийцы и немцы в сознании русских не сильно разделялись).
Плюс к тому союзу русских и немцев мешала Британская империя. Англичане проводили свою коварную и корыстную линию, подтверждения чему можно найти даже в литературе. Например, в «Похождениях бравого солдата Швейка» есть такой стишок об английском министре иностранных дел Эдуарде Грее, чья политика во многом способствовала развязыванию войны:
На виселице в приятной выси
Качается Эдуард Грей из породы лисьей.
Надо бы повесить его ранее,
Но обратите внимание:
Ни один наш дуб сука не дал,
Чтоб баюкать того, кто Христа предал,
И приходится болтаться скотине
На французской республиканской осине.
Англичане, например, очень ревновали к немецким успехам. В английских учебниках часто приводят такой анекдот: «Один английский политик в конце XIX века выступил с инициативой: все товары, продающиеся в Британии, отметить клеймом «сделано в такой-то стране». И очень скоро об этом пожалел, потому что клеймо «сделано в Германии» стало знаком качества».
Превосходство немцев побуждало англичан к разным нечестным действиям. И, разумеется, им было выгодно столкнуть лбами Россию и Германию. Документальных свидетельств такой британской политики нет, но ведь на то она и дипломатия, чтобы добиваться своих целей с максимальной секретностью.
Гитлер спекулировал на «версальских» унижениях и угрозе большевизма
— Некоторые историки считают, что поражение Германии и жёсткие условия Версальского мира заложили основу для прихода Гитлера к власти в 1933 году. Я согласен с этим, но лишь отчасти. На мой взгляд, более важным фактором стала победа большевистской революции в России. Да, Гитлер в своих речах спекулировал на «версальских» унижениях, но ещё чаще он манипулировал опасностью большевизма. Которая была реальной.
В 1929 году, когда в стране разразился экономический кризис, Германия оказалась перед выбором: либо кричать «Хайль Москау!» (в Германии тогда образовалась первая массовая коммунистическая партия в Европе, занимавшая 3-е место в рейхстаге), либо кричать «Хайль Гитлер!», и немецкий народ выбрал второй вариант.
Впрочем, Германия действительно была подавлена не только экономически, но и морально. В 231-й статье Версальского договора значится: «Германия является причиной всех потерь и несёт всю ответственность за ущерб, нанесённый гражданскому населению». Конечно, это вызывало у немецкого населения возмущение.
А если говорить об экономических бедствиях, то нельзя не вспомнить о так называемых репарациях. Существовали два репарационных плана: Дауэса и Юнга. По плану Дауэса Германия должна была выплатить союзникам 132 миллиарда золотых марок. Это гигантская сумма! К тому же в Германии, в отличие от Франции или Англии, где на военные нужды идут прямые налоги, война оплачивалась путём займов (немцы рассчитывали, что, когда Германия победит, побеждённые и расплатятся за все долги). Но в итоге вся тяжесть расплаты обрушилась на немцев. Началась самая мощная в истории гиперинфляция. Тогда шутили, что во время гиперинфляции в Германии на такси ездить выгоднее, чем на трамвае, потому что на трамвае нужно платить сразу, а на такси – в конце поездки.
Изначально по второму плану Юнга предполагалось, что Германия будет выплачивать долги аж до 2000-х годов. И когда Гитлер с трибуны кричал: «Не только вы, но и ваши дети, внуки и правнуки будут платить!» – эти фразы, конечно, сильно действовали на публику. Так через несколько лет после окончания Первой мировой началась Вторая…
