Владимир Ходырев: «Нужно думать о государстве»
Бывший руководитель Ленинграда сегодня отмечает 85-летие
«Да была бы дата! А что это такое – 58 лет?» – шутил по телефону Владимир Ходырев, когда мы договаривались об интервью. Хотя когда видишь, что рабочий день бывшего главы Ленгорисполкома и сейчас расписан по минутам, движения его стремительны, а рукопожатие крепкое, как у армрестлера, понимаешь, что даже в такой шутке есть доля правды.
– Нас просто так воспитывали, что нужно работать, – раскрывает секрет своей активности Владимир Яковлевич. – Мне давно говорят: «Да успокойся ты уже!» А я не хочу успокаиваться!
– Но, похоже, многих ваша неугомонность устраивает, судя по тому, что вы являетесь советником сразу двух губернаторов и участвуете в различных важнейших мероприятиях в качестве эксперта…
– Да я сам везде лезу, надоел всем уже! (Смеётся.) А что прикажете делать? Дома перед телевизором сидеть? Нет, это не для меня…
– Этот год и для страны богат на юбилеи. Совсем недавно мы отметили 70-летие Победы в Великой Отечественной войне, которую вы-то знаете не понаслышке…
– Я родился в Сталинграде. Жили мы как раз напротив легендарного Дома Павлова, а чуть ниже была небезызвестная мельница Гергардта. Хорошо помню немецкие бомбёжки – мы с мальчишками дежурили на крышах, лазали, несмотря на строгие запреты со стороны взрослых. 18 августа 1942 года, за два дня до того, как фашисты сровняли Сталинград с землёй, мою семью эвакуировали по Волге. Нас тогда было шестеро: бабушка, мама и нас четверо пацанов. Отец умер ещё в 1941-м… Сошли на берег в селе Палласовка. Там нас посадили в теплушки и повезли в Узбекистан. Приехали в город Чимкент, а там не то что выгрузиться, а даже яблоку негде упасть – настолько много эвакуированных. Решили мы тогда ехать дальше на том же поезде. Высадились явочным порядком в городе Джамбуле Казахской ССР, где прожили всю войну и встретили Победу. Конечно, было там всякое, как обычно в войну... Но, несмотря ни на что, мы, школьники, продолжали учиться. Я не потерял ни одного года! В 1947 году вернулся в Сталинград. Весь квартал, где стоял наш дом, немцы разбомбили до основания – только полуразрушенный Дом Павлова стоял. К счастью, дом бабушки в пригороде уцелел – у неё поначалу и жил. Потом сестра отца вышла замуж, ей с мужем дали большую комнату. Родственники отгородили мне угол – так я и оканчивал школу.
– А почему решили поступать в мореходку? Морем грезили?
– Наверное, как и многие мальчишки в ту послевоенную пору… Но был ещё один немаловажный фактор: жить было тяжело, а в Высшее морское арктическое училище поступали на государственный счёт, где нас, пацанов, не только учили, но и обували, одевали, кормили-поили да ещё 5 рублей стипендии давали. В Ленинграде тогда жил родной брат моего отца, Виктор Ильич. Он был лётчиком, в своё время, кстати, организовал академию гражданской авиации на Литейном проспекте… На курс старше меня учились его сын и мой старший брат. Через два года после меня в Ленинград приехал учиться ещё один мой брат, который поступил в училище подводного плавания имени Ленинского комсомола. Кстати, в своё время он командовал подлодкой, которая, став музеем, стоит на Неве у набережной Лейтенанта Шмидта. Так что мы, братья, все стали моряками… По окончании училища я поступил в аспирантуру, работал младшим научным сотрудником в ЦНИИ морского флота вместе с отцом музыканта Бориса Гребенщикова, который был у нас начальником сектора судовождения и связи.
– А как вас занесло в первую советскую Антарктическую экспедицию?
– В то время шло перевооружение торгового флота: на военных судах стояли гироскопические курсоуказатели, а на торговых их не было. И наш отдел судовождения как раз начал перевооружать транспортные суда современным на тот момент навигационным оборудованием. Мы сделали с ЛИТМО малогабаритный гирокомпас, который было необходимо испытать в разных широтах. Договорившись с Министерством морского флота СССР, поставили опытный прибор на дизель-электроход «Лена», прикрепили к нему меня и отправили в Антарктику.
– Это ведь была уже не первая ваша поездка к полюсу?
– Да, я к тому моменту уже прошёл пять навигаций в Арктике. Но в Антарктике мы столкнулись с массой неожиданностей и неприятностей. Так, например, мы думали, что лёд там такой же, как в Арктике, – прочный, паковый. Но оказалось, что он фирновый. Наметёт снег на лёд, солнышком его чуть согреет – корка образуется. Затем опять снега наметёт. В итоге получается эдакий «слоёный пирог», который не выдерживал тяжести наших тракторов. К берегу мы причалить не могли – стояли среди льдов, выгружали всё необходимое на сани-волокуши и тракторами тащили их вверх. И на моих глазах погиб Иван Хмара – провалился под лёд вместе со своим трактором. В общем, всякое было… Стужа? Мы пришли туда в декабре 1955 года, когда в Южном полушарии лето. Так что лютых полярных морозов избежали. Почти месяц выгружались. За январь и февраль построили целый посёлок – станцию «Мирный», потому что все работали по 12 часов, невзирая на чины и звания. Ну а в середине марта мы ушли, оставив более ста зимовщиков с полным снабжением. Кстати, в декабре 2014 года я был на станции «Новолазаревская» в Антарктиде. Захотел проверить спустя 59 лет – на месте она или нет. Убедился, что всё на месте, посмотрел, как сейчас там наши ребята живут и работают, пообщался с ними и со спокойным сердцем вернулся домой.
– И такую романтическую профессию вы сменили на кабинеты Смольного! Как же вас, морского волка, партийные работники сумели уговорить сделать такой шаг?
– Во-первых, была партийная дисциплина, а я вступил в ВКП(б) в 1953 году. Сказали, что надо поработать в партийных органах. А во-вторых, работа была интересная, связанная с курированием практически всей отрасли морского и речного флота в Ленинграде, то есть любимое дело бросать не требовалось. Я, кстати, в своё время получил первую государственную награду – медаль «За трудовое отличие» – за участие в организации работы судов Балтийского пароходства в период Карибского кризиса. После шести лет работы в обкоме партии я вновь вернулся к научной деятельности – первый секретарь обкома Григорий Васильевич Романов отпустил меня, чтобы я мог защитить диссертацию. Работал в Институте водного транспорта начальником лаборатории средств электронавигации судов смешанного плавания – тогда как раз создавался новый тип судов «река – море». Как только защитил диссертацию, мне предложили возглавить ЦНИИ морского флота. Правда, надолго там задержаться не дали – вызвали однажды в обком и сказали, что рекомендуют меня для избрания первым секретарём Смольнинского райкома партии. Как меня ни отстаивало Министерство морского флота СССР, но Романова, который был для меня большим авторитетом, переубедить не удалось. Пришлось вернуться на партийную работу. Рад только, что успел за короткое время создать филиалы ЦНИИ в пяти портовых городах страны…
– Самому, наверное, очень не хотелось уходить из науки?
– Конечно не хотелось! Мало того, я и в зарплате серьёзно терял. Помню, когда меня утверждали, второй секретарь горкома Борис Усанов сказал Григорию Романову: «Всё бы ничего, да у него оклад директорский – 650 рублей». Романов удивлённо: «Ну и что?» «А то, что у первого секретаря райкома – 330 рублей», – отвечает Усанов. Романов на меня смотрит – я молчу. Потом улыбается и говорит: «Не волнуйся, в среднем за жизнь у тебя будет средняя зарплата. Иди». Ну, раз надо – значит, надо…
– После нескольких лет работы в райкоме, а затем и в обкоме партии вы возглавили Ленинград…
– Да, в 1983 году меня избрали депутатом Верховного Совета, членом ЦК КПСС. Поехали на пленум ЦК. И тут вызывает меня Романов и говорит, что мою кандидатуру будут предлагать на должность председателя Ленгорисполкома вместо Льва Зайкова, который переходил на работу первым секретарём Ленинградского обкома КПСС. Я только руками замахал: «Да вы что, Григорий Васильевич? Я не потяну!» И всегда, куда бы меня ни назначали, я всегда отказывался, говорил, что могу не справиться.
– Неужели вы настолько не уверены в себе?
– Просто у нас не было такого, что, мол, да, я хочу на эту должность. Всегда отказывались, сами на такую работу никогда не рвались, потому что понимали, какая это колоссальная ответственность…
– И всё-таки вы руководили Ленинградом семь лет, застав самое непростое время – перестройку. Что с её приходом стало меняться?
– Да всё развалилось просто! Когда я уходил в 1990 году, сказал пришедшим к власти демократам: «Я вам оставляю город полностью работоспособный, ни одно предприятие не остановлено, безработицы нет, все живут нормально. Руководите!» Проблемы были только с продовольственным снабжением, и мы тогда были вынуждены ввести талоны на отдельные группы товаров, чтобы обеспечить всех жителей.
– Но разве вы не давали повода для недовольства? Взять хотя бы тот же снос гостиницы «Англетер»…
– Я вам расскажу, как на самом деле было дело. Страна с финнами заключила договор о том, что к определённом моменту они должны получить это пятно под застройку. И тут начались пикеты круглосуточные… Ко мне приходят и говорят: «Владимир Яковлевич, если мы сейчас не освободим пятно, государство получит очень большой штраф». Решил я ещё раз сам всё проверить. Пришёл в гостиницу, взял в руки один из вывалившихся кирпичей, а он у меня прямо в руках рассыпался. И тогда я решился: «Сносите!» Что тут началось! Но зато мы вовремя предоставили пятно финским строителям и страна не заплатила неустойку. Однако признаюсь: я виноват в том, что при строительстве была ликвидирована достопримечательность города Ленинграда и Петербурга – так называемая щель между «Асторией» и «Англетером», где находилось популярное кафе. Просто, когда это всё началось, не до щели было, а когда хватился – стройка уже была в самом разгаре, а торцевые стены «Астории» и «Англетера» были соединены.
– Ладно «Англетер» – а почему вокруг строительства дамбы ваши оппоненты такой шум устроили?
– Да это тоже был заказ, как и с «Англетером». Сейчас мало кто знает, что накануне выборов в народные депутаты Верховного Совета в сентябре 1989 года в Риге госдеп США целый месяц проводил семинар с руководителями народных фронтов республик Советского Союза. Мне показывали, чему их учили: что коммунистов надо шельмовать, кидать любую «дезу», от которой потом не отмоешься, – в общем, делать всё, чтобы нас завалить. Вот нас и валили… Но с дамбой мы просто встали насмерть. 40 институтов делали проект! Мы построили огромный макет дамбы в здании на Гражданском, в котором сейчас находится «Максидом». Испытывали, наблюдали – никаких застойных зон, как говорили демократы и экологи, там не образовывалось. И мы достроили дамбу благодаря президенту Владимиру Владимировичу Путину, потому что он понимал, что всё, что вокруг неё в те годы творилось, было только сплошной политикой. Теперь же город надёжно защищён от наводнений этим уникальным сооружением, не имеющим аналогов в мире.
– Чем в своей работе вы до сих пор гордитесь, а за что обидно?
– Горжусь тем, что я живу в таком городе и кое-что сделал для его процветания. Ещё до моего прихода на должность председателя Ленгорисполкома был разработан план комплексного экономического и социального развития, который я тоже всячески поддерживал. Система была такая: мы готовили для строительства территорию с инфраструктурой, а затем возводили в каждом квартале жильё и необходимые социальные объекты: поликлиники, магазины, детские сады, школы. За это большая группа ленинградцев получила Государственную премию. А метро? По пять километров туннелей ежегодно прокладывали! Жалею же лишь о том, что вместо того, чтобы созидать, начали разваливать. Очень жалко, что нарушена система подготовки кадров. Порядок надо наводить внутри! Если мы начали вести независимую внешнюю политику, то надо не забывать и внутри страны с умом дела делать. Почему леса горят? Потому что сократили лесников. Почему у нас в этом году смертность выросла? Да потому, что мы оптимизировали медицину. И руководить должны профессионалы, а не менеджеры. Поэтому я нашу современную кадровую политику не понимаю и не принимаю. Уверен, что если и дальше будем так продолжать, развития страны мы не получим. Думать надо о государстве. О государстве! А уже потом о себе…
Родился в Сталинграде 19 мая 1930 года. В 1953 году окончил Ленинградское высшее арктическое морское училище имени адмирала С.О. Макарова, обучался в аспирантуре. В 1955–1957 годах – штурман дизель-электрохода «Лена». В 1955–1956 годах участвовал в первой советской Антарктической экспедиции.
С 1957 года работал младшим научным сотрудником, начальником сектора в Центральном НИИ морского флота (ЦНИИМФ).
В 1961–1966 годах – инструктор отдела транспорта и связи Ленинградского обкома КПСС, курировал морской и речной флот.
В 1966 году временно ушёл с партийной работы в Ленинградский институт водного транспорта (ЛИВТ), где создал сектор проектирования судов типа «река – море» и факультет судоводителей для этих судов. Избран секретарём парткома ЛИВТ. В 1972 году назначен директором ЦНИИМФ.
С 1974 года – первый секретарь Смольнинского райкома КПСС Ленинграда, позже стал заведующим отделом науки и учебных заведений в Ленинградском обкоме. С 1979 года работал секретарём Ленинградского горкома, с 1982 года – вторым секретарём обкома КПСС.
21 июня 1983 года был избран председателем исполнительного комитета Ленинградского городского Совета народных депутатов. В годы работы на этой должности большое внимание уделял проблеме транспортной инфраструктуры города. В частности, были открыты станции метрополитена «Площадь Александра Невского – 2», «Проспект Большевиков», «Пионерская», «Улица Дыбенко», «Рыбацкое», «Озерки», «Проспект Просвещения». Обновлён аэровокзал Пулково-2. Началось строительство комплекса защитных сооружений Ленинграда от наводнений. Кроме того, были построены новые учебные корпуса Ленинградского государственного университета, установлен памятник М.В. Ломоносову на Менделеевской линии. Также были созданы первые совместные предприятия: «Лентэк», «Ленимпэкс», «Ленвест». Зарегистрирована первая Ассоциация коммерческих банков. 3 апреля 1990 года освобождён от работы по личному заявлению.
С 2011 года – президент некоммерческого партнёрства «Транспортный союз Северо-Запада», объединившего значительную часть участников рынка грузоперевозок. Президент Санкт-Петербургской региональной общественной организации «Научно-промышленная ассоциация «Тетраполис».
Действительный государственный советник Санкт-Петербурга III класса. Кандидат технических наук. Автор ряда изобретений. Является членом целого ряда общественных и профессиональных движений и ассоциаций, академиком Санкт-Петербургской инженерной академии и Международной академии человека и экологии.
Награждён правительственными наградами – орденом Октябрьской Революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами «Знак Почёта», Дружбы народов, орденом Почёта, орденом Сергия Радонежского III степени и многочисленными медалями.
Анна Кострова. Фото Ирины Мотиной