Юрий Кузнецов: «Мухомора я и полюбил, и понял»

 

Мухомор из «Ментов», генерал из «Острова», Малюта Скуратов из «Царя»… Разговаривать с актером Юрием Кузнецовым легко, приятно, очень душевно. Убеждаешься в том, что он не старается ни в чем подчеркнуть своей значимости, хотя при этом сохраняет чувство собственного достоинства. Вещи он называет своими именами и ни перед кем не желает прогибаться. В общем, он такой, какой есть.

– Юрий Александрович, ваша последняя работа – роль деда Игната в сериале «Золотой капкан». В разговоре с молодыми актерами, которые там заняты, услышала: это – комиксы, стрелялки, догонялки… А вы как относитесь к работе в сериалах?
– Так же, как к любой работе. Серьезно. Хотя способ существования персонажей в сериалах часто не позволяет глубоко погрузиться в психологический характер героев. И все же я пытаюсь понять, какую жизнь прожил мой герой – сибирский дед Игнат, что он мог перенести – какие испытания, какие истины проповедует, и тогда я поневоле начинаю жить жизнью моего героя. Я вот нарисовал для себя его образ как доброго Фили из стихотворения Николая Рубцова – и мне уже есть что играть. В этом смысле сериал для меня мало отличается от настоящего кино.

– Тогда что для вас настоящее кино? Нашумевший фильм «Царь», где у вас большая роль, подходит под это определение?
– Настоящее кино, которому веришь, которое не устаревает с годами. Конечно, картина Павла Лунгина «Царь» – это настоящее кино. Не все там безукоризненно, но мне нравятся работы Алеши Макарова, Ивана Охлобыстина, Петра Мамонова. Моя работа нравится. И вообще, то, что происходило в течение трех месяцев, было очень значительно. Было ощущение бесконечного, неостановимого процесса. Меня так захватила эта эпоха, и сценарий сподвиг к чтению исторических книг, энциклопедий, что вовсе не характерно и даже подозрительно для профессии актера. Хотелось понять масштабы уникальной личности – Малюты Скуратова. Малюта был верным царю, беспощадным к врагам и предателям и в то же время человеком нежным и сентиментальным по отношению к своему сыну.

Сладострастно работалось мне, Пал Семеныч не мешал, правда, на третий день сказал: «Юра, ты не страшный чего-то, ты же Малюта – а я тебя не боюсь». А я ему ответил, что не собираюсь никого пугать. Мы же не говорим, что наши разные начальники, политики, чиновники – все сплошь страшные личности. В человеке намешано много всего – в этом надо разобраться, прочувствовать характер.

– А вот подполковник Петренко по прозвищу Мухомор, которого вы играли в «Ментах», – почему, думаете, так зацепил зрителя?
– А все по той же причине – это психологически точный образ. И по сценарию он интересен, особенно в первых сериях. Ну и актеру, конечно же, важно своего героя полюбить, понять, оправдать. Мухомора я и полюбил, и понял. Может, потому он таким достоверным вышел, что мне было с кого брать этот образ – мой отец был милиционером.

– А не обидно вам, что вас, стольких персонажей в кино создавшего – вы же и у Алексея Германа играли, и у Дмитрия Светозарова, – знает сегодняшний зритель в основном как исполнителя роли Мухомора?
– Однажды ко мне в каком-то городе на встрече подошел недоросль лет 15–16, протянул программку для автографа, потупился и говорит: «Имени вашего не знаю, а кликуху знаю – Мухомор». Меня это вовсе не расстроило – позабавило. Нет, не обижаюсь. Ну и ладно – прославился ролью мента, и хорошо.

– Я как-то вас видела на фестивале, где вы представляли фильм «Остров» того же Павла Лунгина. И у вас слезы были на глазах. Вы сентиментальный человек?
– Я в жизни неплаксив совершенно. Может, минута такая случилась, слезы подступили как искреннее выражение чувств. А на экране бывает, что плачу, бывает. Слезы – это проникновение в суть. Слезы – это откровенность и освобождение. Говорят же в народе: ты поплачь – легче будет. И стесняться не нужно. Эти слезы не сладость и не отчаяние, это все вместе. Это чувство. Вот чувства много в «Острове». Там все про совесть, про раскаяние. Существуя в этом фильме, мы сами до конца не все поняли. Как не понимаем многого в собственной жизни. Но было очень интересно работать. С Мамоновым безумно интересно. С ним подружиться сложно. Не каждого подпускает к себе.

– А вас подпустил?
– Меня – да.

– Часто зрителя считают глупее, чем он есть. А ведь зритель прекрасно различает, насколько искренно играет актер и когда это поделка.
– Верно вы сказали. И зрителей, и артистов обескровили, обесчувствили, прижгли наши живые чувства. И тем не менее моя 14-летняя дочка Саша видит – вот это правда, это неправда. Ее не обманешь. Сериал «Школа» она не стала смотреть – неинтересно ей было.

– Вы дружите с дочерью?
– Еще как! Она для меня такой подарок судьбы! Конечно, и тревог, и беспокойства этот подарок доставляет. Но нет, ничего не буду говорить… Все прекрасно, мы живем в любви, в радости, семья – это вообще главная опора в жизни. С пятницы по воскресенье – это наши дни театральных выходов с Сашей. В основном мы ходим на гастролеров – на спектакли МХТ, «Табакерка» вот приезжала…

– Юрий Александрович, вы же изначально театральный актер, в Омском драматическом играли шесть лет, в Театре Комедии имени Акимова десять лет отработали. А сейчас что же – не тянет на сцену?
– Ой, тянет, конечно, тянет. Но только не в академический театр. Мне нравится маленькое тесное сообщество единомышленников – чтобы несколько человек собрались и думали, и чувствовали близко, в унисон. Такая родственность душ редко вообще случается.

– Почему вы театр оставили? В чем главная причина?
– Я приехал в Ленинград двадцать лет назад и был хорошо известен как актер кино, в Москве много снимался. Потому, наверное, меня с радостью приняли в Театр Комедии. Но играл я там мало. Режиссер Юрий Аксенов говорил мне: ну время еще есть, костюмчик еще не сшили, подождем, порепетируем, у нас еще год впереди. Как-то я ему и сказал: «Ну раз так, то я через год к вам и приду». И отправился на съемки очередного фильма.

Ну а когда пришла к руководству Татьяна Казакова, то мне уж там совсем мало места осталось. Она больше двигала молодых. У меня же за три года ни одной роли, только ввод. Я Казаковой даже благодарен: она окончательно отбила охоту к большой академический сцене и вызвала ненависть к театральной организации. Интриги меня никогда не волновали, но эта каждодневная жизнь в банке – когда актеры уже не знают, чем заняться, – и уже нет творчества… А если и есть роли, то они же не всегда радуют.

Мне как-то уважаемый Олег Валерианович Басилашвили рассказывал, что при распределении ролей лично у него был страх – лишь бы не дали. Потому что актеры устали каждый день выходить на сцену и говорить: «Я Наполеон. Я Гамлет. «Быть или не быть?» Надоело кому-то что-то доказывать. От этого пафоса и показухи я и ушел. И от изысков искусственных. Ушел легко, потому что у меня был тыл – семья.

– Но согласитесь, без театральной школы в кино было бы труднее чего-то добиться?
– Конечно, это так! Кино профессии не учит. Все ты несешь сюда из того, что дал тебе театр. И жизнь, конечно.

– Юрий Александрович, известно, что у человека бывают разные периоды в творческой жизни – и провалов, и взлета. Чем живете, что чувствуете, если вдруг ролей не предлагают?
– В прошлом году у меня было всего 15 съемочных дней. Не было звонков, не было никаких предложений. А семью кормить надо. Как быть? Я пошел в банк – на меня смотрят, не верят: «Вы такой, вы такой известный. И просите в кредит несчастные 3 тысячи рублей?» Мне помогали друзья, москвичи – кто сколько мог. Выжили. Главное – я психологически не выпал из состояния равновесия. Была уверенность – все уляжется. Я знал, что я не один такой – тысячи актеров достойных, талантливых в это кризисное время попали в такое же положение. Ну а последнюю на сегодняшний день свою роль я получил, можно сказать, по знакомству. Пришел на студию к Дмитрию Месхиеву, и он тут же повел меня к режиссеру: «Вот вам дед Игнат, никого больше искать не нужно».

– Получается дружить с людьми своей профессии?
– Трудный вопрос. Вот встречаешься на съемочной площадке – так все хорошо, такие все родные, хорошие, доброжелательные. Но глубоко в подсознании уже сидит боязнь приблизиться больше. Потому что знаешь – через неделю, через месяц ты расстанешься с этими людьми. И то, что горячо и искренне переживал, вдруг уходит. Это ранит, и ты остерегаешься печали разлук. И потом в обыденной жизни при встрече ты только скажешь: «Привет», и тебе в ответ: «Привет». И перезваниваться не получается. У всех начинается своя жизнь. Главное, дружить с самим собой. Надо уважать себя.

Могу поспорить с Константином Сергеевичем Станиславским, который говорил: «Любите не себя в искусстве, а искусство в себе». Думаю, надо любить и себя. И пораженье от побед ты должен отличать.

– Для вас существуют безусловные авторитеты?
– Для меня может являться авторитетом Александр Сергеевич Пушкин, который говорил о многих вещах не догмами, а с иронией, с шуткой и часто вовсе не впрямую. Его кажущуюся пафосность надо еще разгадывать и понимать, что он многое подвергал насмешке. И прежде всего самого себя.

– Вы тоже ироничны к себе?
– Если этого чувства нет, то это тревожный симптом. Как-то один актер сказал мне: «Я хочу нести позитив». Я чуть не упал со стула: «Коля, никому не говори этого». К чему лишний пафос?

 

Беседовала Елена Добрякова. Фото Интерпресс