Общество
ПPИЕМНЫЙ ЗАУПОКОЙ
30 ноября
НЕ ХОЧУ ЗДЕСЬ УМИРАТЬ
Бледный ледяной кафель, шершавые низкие своды потолка, в углах клочьями - отставшая побелка, серый каменный пол, эхо. Грязно-белые двери - как есть - нищая деревенская лечебница. Две перекошенные от старости инвалидные коляски. Железное ложе на колесиках - каталка. Хлопья поролона из трещин на скрипучем кожзаменителе облезлых диванов. Три здоровенные дворняги лениво поднимают головы. "Тут еще и собачий приют?" Гулкое: "Они вместо охраны. Теперь идти туда". Иду. "Ложитесь". Ложусь. "Сейчас к вам подойдут". Жду. В таких интерьерах герои военных хроник по замыслу режиссеров умирают медленной мучительной смертью. Здесь тоже иногда умирают. Бомжи. Или люди с тяжелыми ранами. Или опоздавшие. Других удивительным образом спасают. Приемный покой...
- Вы вправду журналистка? Напишите про нас, - хрупкая медсестричка присаживается на клеенчатую кушетку.
- Нарветесь на неприятность.
- А мне все равно. Видите кардиограф? Списан семнадцать лет назад. Другого нет. Кардиограммку этим сделаем?
- Подозреваю, здесь много чего нет...
- Поэтому и прошу. Пять одноразовых шприцов выдают на смену. И двадцать многоразовых. Кипятим в хлорамине. Каменный век. Гинекологическим зеркалам лет по двадцать. Одно судно на весь приемный покой. Халаты и то сами покупаем... Бомжей протиpаем от вшей вареной смесью кеpосина и мыла...
- Каменный век!
- А их вши на нее и не реагиpуют. Имейте в виду.
Целый час, а то и два лежать в мертвенно-бледной холодной комнате. На жесткой кушетке. Без простыни (простыней на смену выдают ровно шесть). Представлять, что по тебе уже ползают насекомые. Смотреть, как привозят людей с коликами и одышками, как дежурный терапевт устало допытывается, где болит, как хирург мнет костлявое тело пьяной зареванной тетки, как старуха с восковым лицом затравленно озирается по сторонам. Для pазнообpазия можно сходить в туалет, котоpый находится в закутке, чуть ли не на улице. Как раз там, где родственники должны ждать приговора. Почему там, становится понятно, когда пьяный супруг одной поступившей дамы орет, пытаясь пройти в женское отделение: "Суки, убью!"
Почти анекдот: одна сестра выталкивает мужика в предбанник. Другая нажимает на кнопку сигнализации. Через десять минут лениво вваливаются два молодых обрюзгших омоновца с автоматами. Через минуту, недовольные, уходят.
Дверь в туалет хлипкая и скрипучая. Возле унитаза - бадья с кровавыми бинтами и еще какой-то дрянью. Ржавые подтеки на стенах. Дух выгребной ямы летом. Захлопнуть дверь. Зажать нос и быстро уйти обратно. Прошмыгнуть на свою кушетку мимо комнаты с надписью: "Процедурная" - огромной холодной залы с операционным столом посредине. Там по углам жмутся дpевние шкафчики с антикварными инструментами. Там на столике стоит штук пять биксов с якобы стерильными материалами. Нет, они, конечно, стерильны, но ровно настолько, насколько позволяет состояние этих цилиндрических ящичков, погнутых в нескольких местах. Юная практикантка с ужасом смотрит на гнутую иглу и шепчет: "А если бы она сейчас осталась под кожей?"
Наверное, к этому можно привыкнуть. Но сперва становится страшно, что однажды последней картиной жизни будет эта...
СЕГОДНЯ - ДЕНЬ ВТОРОЙ
- Стаж? С 1978 года! - две молодые элегантные медсестры смеются, видя мое недоумение. - Хорошо сохранились! Мы тут, наверное, последние из могикан.
- Маловато вас - две медсестры на сутки...
- Начальству скажите! Хотя оно знает, что в приемном покое должны дежурить две сестры и два санитара и что смена - это сутки через трое, а не как у нас...
- А как у вас?
- Наверное, как везде! Фактически дежурят по две сестры сутки через двое, без санитаров, поэтому мы исполняем все обязанности: и историю болезни записать, и пьяного мужика приструнить, и пол от испражнений вымыть... У нас в приемном покое вместо десяти всего пять сестер и практикантка на полставки. Кто, кроме нас, это сделает? В августе, кстати, за работу санитарками мы получили по 47 рублей к зарплате.
- Великие деньги!
- Ага. А оклад - 771 рубль. Это с нашим стажем! Хорошо, мужья зарабатывают.
- А вам не хочется?
- А кто тогда здесь работать будет? Главврач?
Говорят, главврач очень гордится тем, что поступление в этот приемный покой доступно всем, и бомжам в том числе. Пока лежу, один такой поступает. Иду следом за фельдшером "скорой", который ведет, держа за плечи, нечто тощее и грязное, с головой в кровавых бинтах. За ними на полу - алые лужицы. Пациент бормочет пьяным голосом и пытается упасть на медсестру. "Ты! Поосторожнее!" - фельдшер-богатырь упрямо толкает его к двери с надписью: "Ванная". Оттуда непередаваемо разит немытым телом и чем-то медицинским. Нечто хлопается на перекошенную кушетку. Таких кушеток - штуки три. На той, что без ножек, - слой песка и ошметки ветоши: имущество предыдущего пациента.
Через полчаса подходит хирург. Тянет бинты. Под ними иссиня-черная глазница.
Из брови хлещет кровь. "Идите отсюда! - нервно приказывает фельдшер - напарница богатыря. - Это место специально для них. Еще подхватите чего". Можно подумать, лежа на своей кушетке чуть ли не через стенку от этой комнаты, я нахожусь в другом мире. Кстати, из-за отсутствия санитаров здесь моют пол раз в два дня. Сегодня - день второй.
И НИКТО НЕ КРИЧИТ ОТ БОЛИ
Что еще можно рассказать о часах, проведенных здесь?
При мне никто не умирал. Пьяные "лица кавказской национальности" не ломились с грозным многоголосным матом в хлипкую дверь. Братки не привозили своих коллег с огнестрельными ранениями и не угрожали женщинам в белых халатах, что "если не выживет - хуже будет". Как не появлялись и бритые и скуластые, с жестким "выживет - будет еще хуже". И даже никто не кричал громко от боли. Так, постанывал парень, держась за бок. Худенькая женщина тихо плакала, сжавшись в комок. Бабуля причитала. Но тоже совсем тихо. А может, так казалось, потому что в залах, где мы все находились, было просторно и холодно? Достаточно холодно, чтобы слушать исключительно собственное тело.
- Моему ребенку был бы уже год, - медсестричка, которая возилась со мной все это время, измеряет давление в последний раз.
- Почему "был бы"?
- Выкидыш. На третьем месяце. Диагноз - эта работа... ОКСАНА АХМЕТОВА, ФОТО ЮРИЯ ФАЙНБЕРГА
Бледный ледяной кафель, шершавые низкие своды потолка, в углах клочьями - отставшая побелка, серый каменный пол, эхо. Грязно-белые двери - как есть - нищая деревенская лечебница. Две перекошенные от старости инвалидные коляски. Железное ложе на колесиках - каталка. Хлопья поролона из трещин на скрипучем кожзаменителе облезлых диванов. Три здоровенные дворняги лениво поднимают головы. "Тут еще и собачий приют?" Гулкое: "Они вместо охраны. Теперь идти туда". Иду. "Ложитесь". Ложусь. "Сейчас к вам подойдут". Жду. В таких интерьерах герои военных хроник по замыслу режиссеров умирают медленной мучительной смертью. Здесь тоже иногда умирают. Бомжи. Или люди с тяжелыми ранами. Или опоздавшие. Других удивительным образом спасают. Приемный покой...
- Вы вправду журналистка? Напишите про нас, - хрупкая медсестричка присаживается на клеенчатую кушетку.
- Нарветесь на неприятность.
- А мне все равно. Видите кардиограф? Списан семнадцать лет назад. Другого нет. Кардиограммку этим сделаем?
- Подозреваю, здесь много чего нет...
- Поэтому и прошу. Пять одноразовых шприцов выдают на смену. И двадцать многоразовых. Кипятим в хлорамине. Каменный век. Гинекологическим зеркалам лет по двадцать. Одно судно на весь приемный покой. Халаты и то сами покупаем... Бомжей протиpаем от вшей вареной смесью кеpосина и мыла...
- Каменный век!
- А их вши на нее и не реагиpуют. Имейте в виду.
Целый час, а то и два лежать в мертвенно-бледной холодной комнате. На жесткой кушетке. Без простыни (простыней на смену выдают ровно шесть). Представлять, что по тебе уже ползают насекомые. Смотреть, как привозят людей с коликами и одышками, как дежурный терапевт устало допытывается, где болит, как хирург мнет костлявое тело пьяной зареванной тетки, как старуха с восковым лицом затравленно озирается по сторонам. Для pазнообpазия можно сходить в туалет, котоpый находится в закутке, чуть ли не на улице. Как раз там, где родственники должны ждать приговора. Почему там, становится понятно, когда пьяный супруг одной поступившей дамы орет, пытаясь пройти в женское отделение: "Суки, убью!"
Почти анекдот: одна сестра выталкивает мужика в предбанник. Другая нажимает на кнопку сигнализации. Через десять минут лениво вваливаются два молодых обрюзгших омоновца с автоматами. Через минуту, недовольные, уходят.
Дверь в туалет хлипкая и скрипучая. Возле унитаза - бадья с кровавыми бинтами и еще какой-то дрянью. Ржавые подтеки на стенах. Дух выгребной ямы летом. Захлопнуть дверь. Зажать нос и быстро уйти обратно. Прошмыгнуть на свою кушетку мимо комнаты с надписью: "Процедурная" - огромной холодной залы с операционным столом посредине. Там по углам жмутся дpевние шкафчики с антикварными инструментами. Там на столике стоит штук пять биксов с якобы стерильными материалами. Нет, они, конечно, стерильны, но ровно настолько, насколько позволяет состояние этих цилиндрических ящичков, погнутых в нескольких местах. Юная практикантка с ужасом смотрит на гнутую иглу и шепчет: "А если бы она сейчас осталась под кожей?"
Наверное, к этому можно привыкнуть. Но сперва становится страшно, что однажды последней картиной жизни будет эта...
СЕГОДНЯ - ДЕНЬ ВТОРОЙ
- Стаж? С 1978 года! - две молодые элегантные медсестры смеются, видя мое недоумение. - Хорошо сохранились! Мы тут, наверное, последние из могикан.
- Маловато вас - две медсестры на сутки...
- Начальству скажите! Хотя оно знает, что в приемном покое должны дежурить две сестры и два санитара и что смена - это сутки через трое, а не как у нас...
- А как у вас?
- Наверное, как везде! Фактически дежурят по две сестры сутки через двое, без санитаров, поэтому мы исполняем все обязанности: и историю болезни записать, и пьяного мужика приструнить, и пол от испражнений вымыть... У нас в приемном покое вместо десяти всего пять сестер и практикантка на полставки. Кто, кроме нас, это сделает? В августе, кстати, за работу санитарками мы получили по 47 рублей к зарплате.
- Великие деньги!
- Ага. А оклад - 771 рубль. Это с нашим стажем! Хорошо, мужья зарабатывают.
- А вам не хочется?
- А кто тогда здесь работать будет? Главврач?
Говорят, главврач очень гордится тем, что поступление в этот приемный покой доступно всем, и бомжам в том числе. Пока лежу, один такой поступает. Иду следом за фельдшером "скорой", который ведет, держа за плечи, нечто тощее и грязное, с головой в кровавых бинтах. За ними на полу - алые лужицы. Пациент бормочет пьяным голосом и пытается упасть на медсестру. "Ты! Поосторожнее!" - фельдшер-богатырь упрямо толкает его к двери с надписью: "Ванная". Оттуда непередаваемо разит немытым телом и чем-то медицинским. Нечто хлопается на перекошенную кушетку. Таких кушеток - штуки три. На той, что без ножек, - слой песка и ошметки ветоши: имущество предыдущего пациента.
Через полчаса подходит хирург. Тянет бинты. Под ними иссиня-черная глазница.
Из брови хлещет кровь. "Идите отсюда! - нервно приказывает фельдшер - напарница богатыря. - Это место специально для них. Еще подхватите чего". Можно подумать, лежа на своей кушетке чуть ли не через стенку от этой комнаты, я нахожусь в другом мире. Кстати, из-за отсутствия санитаров здесь моют пол раз в два дня. Сегодня - день второй.
И НИКТО НЕ КРИЧИТ ОТ БОЛИ
Что еще можно рассказать о часах, проведенных здесь?
При мне никто не умирал. Пьяные "лица кавказской национальности" не ломились с грозным многоголосным матом в хлипкую дверь. Братки не привозили своих коллег с огнестрельными ранениями и не угрожали женщинам в белых халатах, что "если не выживет - хуже будет". Как не появлялись и бритые и скуластые, с жестким "выживет - будет еще хуже". И даже никто не кричал громко от боли. Так, постанывал парень, держась за бок. Худенькая женщина тихо плакала, сжавшись в комок. Бабуля причитала. Но тоже совсем тихо. А может, так казалось, потому что в залах, где мы все находились, было просторно и холодно? Достаточно холодно, чтобы слушать исключительно собственное тело.
- Моему ребенку был бы уже год, - медсестричка, которая возилась со мной все это время, измеряет давление в последний раз.
- Почему "был бы"?
- Выкидыш. На третьем месяце. Диагноз - эта работа... ОКСАНА АХМЕТОВА, ФОТО ЮРИЯ ФАЙНБЕРГА
