Спорт
ЭТИКА И ЭСТЕТИКА БОЛЬШОЙ ИГРЫ
14 декабря
Гиганта Увайса Ахтаева, рост которого составлял 2 метра 31 сантиметр, кололи булавками, чтобы сдвинуть с места на баскетбольной площадке. А ленинградские ребята из команды ЛЭТИ придумали более гуманное противоядие. Вечером накануне матча они засылали в общежитие политехников, где обычно останавливался в Ленинграде алма-атинский "Буревестник", одного из своих игроков. А тот как бы невзначай предлагал страстному преферансисту Ахтаеву расписать "пульку". Ставки делались серьезные, Увайс выигрывал, и игра затягивалась далеко за полночь. Наутро, да и к началу матча, Ахтаев был, что называется, "никакой"...
Подобные не совсем честные приемы отмечены и в хоккее. Играли некогда за Кировский завод три брата Лапины. Наиболее колоритной фигурой был младший из них, носивший довольно необычное для наших краев имя - Франц. Отличали его еще и мощное сложение и необычные манеры. В числе прочих "шалостей" Франца Лапина рассказывали об одной из его шуток, ставивших в тупик и арбитров, и соперников. Даже в матчах чемпионата страны он, бывало, выбрасывал на лед заранее припасенную где-нибудь в кармане вторую шайбу, что при тогдашнем довольно слабом электроосвещении открытых площадок можно было сделать достаточно незаметно. В таких эпизодах моментально возникал "паралич власти", и игра останавливалась. Прием, конечно, нечестный, однако весьма безобидный.
По сравнению, например, с тем, что позволял себе Вениамин Александров, форменный баловень судьбы, один из наиболее ярких выпускников хоккейной школы ЦСКА в первых поколениях. С юных лет его отличала филигранная техника, высокое умение забросить шайбу. Но он отрабатывал броски "с нуля", то есть чуть не с линии ворот. Бросал, как говорят хоккеисты, "глазные" шайбы, летевшие на уровне глаз вратаря. "Прием" этот отнюдь не был открытием Александрова. Знали его все, однако никто не применял. Уж очень велика была вероятность нанести вратарю тяжелую травму, тем более что масок еще не существовало.
- Ты понимаешь, что делаешь? - обратился к Александрову, заметив эти повадки, его одноклубник Николай Пучков, знаменитый вратарь, в то время уже чемпион мира и Олимпийских игр.
- Да ладно, Пука, - ответило юное дарование. - Брошу так пару раз, он пригнется, а потом я ему скользящую - и готово!
Вообще говоря, шайбе "не для чего" летать на уровне глаз рослого мужчины. Вратари соперников не ожидали ничего подобного, и армейский мальчишка "брал" их, что называется, голыми руками.
Подмечал ли Тарасов столь жестокие приемы своего юного снайпера? Безусловно. Ведь Анатолий Владимирович был великим тренером, а значит, внимательным и наблюдательным человеком. Отговаривал ли он юнца от столь бесчестного приема? Едва ли. Ослушаться Тарасова в игре было рискованно, а Александров долго не менял безжалостную свою манеру.
- Ты даже представить себе не можешь, сколько шайб он забросил таким дьявольским способом, - сказал мне как-то Николай Георгиевич Пучков.
Выходит, Тарасов молчал, и такое молчание было, по существу, поощрением варварской хоккейной работы юной звезды. Александров был очень талантлив, и понял, наверное, свой талант как право сильного унизить соперника, заставить его испугаться, отнять у него возможность противопоставить мастерству мастерство.
Своеобразное пренебрежение к интеллигентам вроде Пучкова, не понимавшим простых и ясных указаний нутра, лишенного угрызений совести, закончилось, между прочим, полным крахом Александрова на тренерском поприще. Когда его безмятежное пребывание на посту старшего тренера хоккеистов болгарского ЦСКА в Софии неожиданно прервалось переводом в ленинградский СКА, Вениамин прямо "с нуля", то есть едва прибыв на новое место службы, сразу "бросил глазную" в своего бывшего вратаря - отправленного в отставку тренера ленинградских армейцев, место которого ему предстояло занять. Александров не пожелал встретиться с Пучковым, чтобы попытаться понять, что же происходит с командой, а просто послал вестового к нему домой. И когда супруга Николая Георгиевича открыла дверь на звонок, солдат пробурчал, что велено ему забрать документацию команды, а в ответ едва не получил дверью в лоб.
Оказавшись один на один с работой, которую не знал, да и знать не хотел, Александров почти сразу "сошел с дистанции" и никогда больше на тренерских должностях замечен не был.
А Тарасов, как немногие, умел надавить на струнки души своих подопечных ради максимального результата, и это далеко не всегда касалось лишь самых светлых душевных струн. Анатолий Владимирович тонко чувствовал, кому какой совет годится. Единственное, что не принималось при этом в расчет, так это люди, находившиеся в его власти, их думы и судьбы.
"Но кто же в мире хоккея не знал, что Тарасов не любил людей?"
Эти слова 4-кратного чемпиона мира Эдуарда Иванова приводит журналист Олег Спасский в книжке, вышедшей в 2001 году. И опровергает тем самым им же изложенные когда-то со слов "мэтра" бесчисленные его педагогические изыски, рассыпанные по страницам тарасовских книг. Словом, чего не сделаешь ради дела...
Борис Михайлов, например, исключительно ради дела все лез и лез на пятачок перед чужими воротами. Поддевал, коль удавалось, клюшку вратаря или на худой конец просто бил по черенку, а когда инструмент голкипера на мгновение терял управляемость, проталкивал шайбу в ворота. Его толкали, били по спине клюшками, но он "не сдавался", а в итоге назабивал больше всех.
Тарасов говорил: "Если Михайлова нет на пятачке, его нет в хоккее", и Борис "вгрызался" в последний эшелон чужой обороны, долгие годы сохраняя место в первом звене. У него были выдающиеся партнеры. И Владимир Петров, и, тем более, Валерий Харламов легко входили в чужую зону. Каждый из них был в состоянии в одиночку переиграть на скорости чуть не целую пятерку соперников. Эта тройка никогда не исполняла позиционную атаку. Партнеры уж если сами не забивали с хода, то доставляли Михайлову шайбу прямо на пятак, и там он, не смущаясь никакими нарушениями правил, всеми правдами и неправдами заталкивал ее в ворота.
Я помню, как, занимаясь с малоопытными вратарями новорожденного "Ижорца", заслуженный тренер СССР Пучков требовал от них главного: ни в коем случае не позволять отрывать свою клюшку ото льда.
- Ты знаешь, сколько шайб забросил таким способом Михайлов? - спрашивал Николай Георгиевич у оторопевшего Сережи Банатова и сам же отвечал: - Да не меньше половины всех своих!
Откровенно говоря, понять тогда ситуацию, да тем более с трибуны, мне, например, было отнюдь не просто. Ведь видели-то мы ЦСКА вживую всего два раза в сезон. Но я знал другое. Тарасов предавал анафеме пучковскую систему игры против превосходящих сил соперника с откатом по системе 1 - 4, и верный его ученик Михайлов всякий раз отдавал себя без остатка, всегда готовый, образно говоря, стереть ленинградский СКА в порошок.
Валера Харламов иной раз подъезжал к нашим на раскатке и просил, чтобы лишний раз не врезались в него, поскольку он сегодня "плохой" и ничего все равно не сделает. Он был подлинным художником игры, и лишняя заброшенная шайба, тем более если она мало что решала, его волновать не могла. А Михайлов, если и "посидел" накануне на равных с Харламовым, все равно был на изготовке, коль требовала того "политическая" ситуация. И вратарям СКА он "протолкнул" больше всех - 57 шайб в 51 матче!
Ему и кличку соответствующую дали - Пыря. Удар "пыром", с носка, короткий и сильный, как тычок, весьма примитивен. Кличку эту, как признается теперь Борис Петрович, придумал ему Евгений Мишаков, и сам-то высокой техникой отнюдь не отличавшийся. Но и он, стало быть, понимал, насколько ограничен в своих исполнительских возможностях лучший бомбардир.
Теперь Михайлов не скрывает, что частенько нарушал правила, третируя вратарей, и как раз благодаря этому забрасывал многие свои шайбы. Бывало, его и удаляли, однако авторитет чемпионов мира был слишком велик, чтобы делалось это всякий раз, когда требовала ситуация.
Несчастье Бориса Петровича как тренера состоит в том, что свои далеко не бесспорные игровые принципы он теперь пытается распространять на всех, кого готовит. Забывет, что он отнюдь не Тарасов, а партнеры, которых может он подобрать новым, им же назначенным "Михайловым", отнюдь не Петровы и не Харламовы. Расхожим михайловским требованием к игрокам остается пресловутая "подворотная" игра. Однако шайбы в такой игре забиваются только случайно, а победы приходят редко.
Вот потому-то у Михайлова-тренера и нет результата, достойного того солидного стажа, что отработал он как в суперлиге, так и в сборной команде России. И явно недостает эстетики в игре руководимой Михайловым национальной команды, как не всегда хватало этики в действиях нашего лучшего бомбардира всех турниров и времен. СЕМЕН ВАЙХАНСКИЙ
Подобные не совсем честные приемы отмечены и в хоккее. Играли некогда за Кировский завод три брата Лапины. Наиболее колоритной фигурой был младший из них, носивший довольно необычное для наших краев имя - Франц. Отличали его еще и мощное сложение и необычные манеры. В числе прочих "шалостей" Франца Лапина рассказывали об одной из его шуток, ставивших в тупик и арбитров, и соперников. Даже в матчах чемпионата страны он, бывало, выбрасывал на лед заранее припасенную где-нибудь в кармане вторую шайбу, что при тогдашнем довольно слабом электроосвещении открытых площадок можно было сделать достаточно незаметно. В таких эпизодах моментально возникал "паралич власти", и игра останавливалась. Прием, конечно, нечестный, однако весьма безобидный.
По сравнению, например, с тем, что позволял себе Вениамин Александров, форменный баловень судьбы, один из наиболее ярких выпускников хоккейной школы ЦСКА в первых поколениях. С юных лет его отличала филигранная техника, высокое умение забросить шайбу. Но он отрабатывал броски "с нуля", то есть чуть не с линии ворот. Бросал, как говорят хоккеисты, "глазные" шайбы, летевшие на уровне глаз вратаря. "Прием" этот отнюдь не был открытием Александрова. Знали его все, однако никто не применял. Уж очень велика была вероятность нанести вратарю тяжелую травму, тем более что масок еще не существовало.
- Ты понимаешь, что делаешь? - обратился к Александрову, заметив эти повадки, его одноклубник Николай Пучков, знаменитый вратарь, в то время уже чемпион мира и Олимпийских игр.
- Да ладно, Пука, - ответило юное дарование. - Брошу так пару раз, он пригнется, а потом я ему скользящую - и готово!
Вообще говоря, шайбе "не для чего" летать на уровне глаз рослого мужчины. Вратари соперников не ожидали ничего подобного, и армейский мальчишка "брал" их, что называется, голыми руками.
Подмечал ли Тарасов столь жестокие приемы своего юного снайпера? Безусловно. Ведь Анатолий Владимирович был великим тренером, а значит, внимательным и наблюдательным человеком. Отговаривал ли он юнца от столь бесчестного приема? Едва ли. Ослушаться Тарасова в игре было рискованно, а Александров долго не менял безжалостную свою манеру.
- Ты даже представить себе не можешь, сколько шайб он забросил таким дьявольским способом, - сказал мне как-то Николай Георгиевич Пучков.
Выходит, Тарасов молчал, и такое молчание было, по существу, поощрением варварской хоккейной работы юной звезды. Александров был очень талантлив, и понял, наверное, свой талант как право сильного унизить соперника, заставить его испугаться, отнять у него возможность противопоставить мастерству мастерство.
Своеобразное пренебрежение к интеллигентам вроде Пучкова, не понимавшим простых и ясных указаний нутра, лишенного угрызений совести, закончилось, между прочим, полным крахом Александрова на тренерском поприще. Когда его безмятежное пребывание на посту старшего тренера хоккеистов болгарского ЦСКА в Софии неожиданно прервалось переводом в ленинградский СКА, Вениамин прямо "с нуля", то есть едва прибыв на новое место службы, сразу "бросил глазную" в своего бывшего вратаря - отправленного в отставку тренера ленинградских армейцев, место которого ему предстояло занять. Александров не пожелал встретиться с Пучковым, чтобы попытаться понять, что же происходит с командой, а просто послал вестового к нему домой. И когда супруга Николая Георгиевича открыла дверь на звонок, солдат пробурчал, что велено ему забрать документацию команды, а в ответ едва не получил дверью в лоб.
Оказавшись один на один с работой, которую не знал, да и знать не хотел, Александров почти сразу "сошел с дистанции" и никогда больше на тренерских должностях замечен не был.
А Тарасов, как немногие, умел надавить на струнки души своих подопечных ради максимального результата, и это далеко не всегда касалось лишь самых светлых душевных струн. Анатолий Владимирович тонко чувствовал, кому какой совет годится. Единственное, что не принималось при этом в расчет, так это люди, находившиеся в его власти, их думы и судьбы.
"Но кто же в мире хоккея не знал, что Тарасов не любил людей?"
Эти слова 4-кратного чемпиона мира Эдуарда Иванова приводит журналист Олег Спасский в книжке, вышедшей в 2001 году. И опровергает тем самым им же изложенные когда-то со слов "мэтра" бесчисленные его педагогические изыски, рассыпанные по страницам тарасовских книг. Словом, чего не сделаешь ради дела...
Борис Михайлов, например, исключительно ради дела все лез и лез на пятачок перед чужими воротами. Поддевал, коль удавалось, клюшку вратаря или на худой конец просто бил по черенку, а когда инструмент голкипера на мгновение терял управляемость, проталкивал шайбу в ворота. Его толкали, били по спине клюшками, но он "не сдавался", а в итоге назабивал больше всех.
Тарасов говорил: "Если Михайлова нет на пятачке, его нет в хоккее", и Борис "вгрызался" в последний эшелон чужой обороны, долгие годы сохраняя место в первом звене. У него были выдающиеся партнеры. И Владимир Петров, и, тем более, Валерий Харламов легко входили в чужую зону. Каждый из них был в состоянии в одиночку переиграть на скорости чуть не целую пятерку соперников. Эта тройка никогда не исполняла позиционную атаку. Партнеры уж если сами не забивали с хода, то доставляли Михайлову шайбу прямо на пятак, и там он, не смущаясь никакими нарушениями правил, всеми правдами и неправдами заталкивал ее в ворота.
Я помню, как, занимаясь с малоопытными вратарями новорожденного "Ижорца", заслуженный тренер СССР Пучков требовал от них главного: ни в коем случае не позволять отрывать свою клюшку ото льда.
- Ты знаешь, сколько шайб забросил таким способом Михайлов? - спрашивал Николай Георгиевич у оторопевшего Сережи Банатова и сам же отвечал: - Да не меньше половины всех своих!
Откровенно говоря, понять тогда ситуацию, да тем более с трибуны, мне, например, было отнюдь не просто. Ведь видели-то мы ЦСКА вживую всего два раза в сезон. Но я знал другое. Тарасов предавал анафеме пучковскую систему игры против превосходящих сил соперника с откатом по системе 1 - 4, и верный его ученик Михайлов всякий раз отдавал себя без остатка, всегда готовый, образно говоря, стереть ленинградский СКА в порошок.
Валера Харламов иной раз подъезжал к нашим на раскатке и просил, чтобы лишний раз не врезались в него, поскольку он сегодня "плохой" и ничего все равно не сделает. Он был подлинным художником игры, и лишняя заброшенная шайба, тем более если она мало что решала, его волновать не могла. А Михайлов, если и "посидел" накануне на равных с Харламовым, все равно был на изготовке, коль требовала того "политическая" ситуация. И вратарям СКА он "протолкнул" больше всех - 57 шайб в 51 матче!
Ему и кличку соответствующую дали - Пыря. Удар "пыром", с носка, короткий и сильный, как тычок, весьма примитивен. Кличку эту, как признается теперь Борис Петрович, придумал ему Евгений Мишаков, и сам-то высокой техникой отнюдь не отличавшийся. Но и он, стало быть, понимал, насколько ограничен в своих исполнительских возможностях лучший бомбардир.
Теперь Михайлов не скрывает, что частенько нарушал правила, третируя вратарей, и как раз благодаря этому забрасывал многие свои шайбы. Бывало, его и удаляли, однако авторитет чемпионов мира был слишком велик, чтобы делалось это всякий раз, когда требовала ситуация.
Несчастье Бориса Петровича как тренера состоит в том, что свои далеко не бесспорные игровые принципы он теперь пытается распространять на всех, кого готовит. Забывет, что он отнюдь не Тарасов, а партнеры, которых может он подобрать новым, им же назначенным "Михайловым", отнюдь не Петровы и не Харламовы. Расхожим михайловским требованием к игрокам остается пресловутая "подворотная" игра. Однако шайбы в такой игре забиваются только случайно, а победы приходят редко.
Вот потому-то у Михайлова-тренера и нет результата, достойного того солидного стажа, что отработал он как в суперлиге, так и в сборной команде России. И явно недостает эстетики в игре руководимой Михайловым национальной команды, как не всегда хватало этики в действиях нашего лучшего бомбардира всех турниров и времен. СЕМЕН ВАЙХАНСКИЙ
