Культура
ВО ВСЕМ ВИДЕТЬ ХОРОШЕЕ
02 мартa
Что же за странности она в себе несет? Двое молодых офицеров, Гульельмо и Феррандо, заключают пари с философствующим циником Доном Альфонсо о том, что их невесты, Фьордилиджи и Дорабелла (меж собой сестры), никогда им не изменят - и... проигрывают. Простившись с девушками и отправившись якобы в поход, они вскоре возвращаются, переодевшись "албанцами". И в тот же день, не узнанные прелестными неаполитанками, они страстными любовными признаниями склоняют их к согласию на брак (при этом каждый получает в жены чужую невесту). Что же, действительно прав скептик Альфонсо и верной любви не бывает?..
Отчего девушки, на которых поставлен столь жестокий эксперимент, не возмущаются, а робко просят прощения? И как могли они не узнать своих возлюбленных? Такое было бы возможно в commedia dell‘arte - кстати, увертюра к опере и первые вокальные номера на подобный лад и настраивают. Но когда персонажей охватывает страдание, оказывается, что они отнюдь не маски, а живые, да еще и трепетные, тонко чувствующие люди. Кстати, что такое Cosi - шутка, буффонада или драма, даже лирическая трагедия - это один из наиболее трудных вопросов, встающих перед теми, кто за эту оперу берется.
Большинство опер Моцарта написано в итальянском духе, на итальянском языке. Эта тоже. Для того чтобы строй и стиль Cosi были переданы наилучшим образом, к постановке привлекли бригаду из Италии. Наряду с постоянно в Мариинке занятым ее первым приглашенным дирижером Джанандреа Нозедой в постановочную группу вошли новые для Петербурга мастера: режиссер Вальтер Ле Моли, сценограф Тициано Санти, художник по костюмам Джованна Аванци и художник по свету Клаудио Колоретти.
Музыкальные впечатления и на этот раз главенствуют. Ни одна другая моцартовская опера не содержит в себе такого числа ансамблевых сцен. Добиться в их звучании стройности можно только ценой многочисленных и тщательных репетиций. Нозеда работал с певцами, с оркестром долго и самозабвенно. Не все из объявленных солистов овладели порученными партиями, и дирижеру пришлось отложить их выступления. Но те, что были готовы, продемонстрировали очень высокий, на уровне строгих мировых критериев, результат. На моей долгой памяти такого совершенного, такого подлинного Моцарта у нас еще не было. Сказалось тут многое. В последние годы решительно растет число моцартовских творений в репертуаре Мариинского. Солисты театра постоянно поют за рубежом, участвуя и в постановках опер великого австрийца. Стали доступными аудио- и видеозаписи, позволяющие сравнить разные исполнительские трактовки и учиться на высоких образцах. Все это оказалось отличным подспорьем в серьезной подготовительной работе. Нельзя обойти похвалой группу пианистов-концертмейстеров, глава которой, Наталия Мордашова, сопровождает речитативы на клавесине, восседая за инструментом в белом парике прямо на сцене и порой жестами общаясь с действующими лицами.
Прелестно поют Татьяна Павловская и Галина Сидоренко - Фьордилиджи и Дорабелла. Их благородной пробы голоса, звучащие наполненно и трепетно, "по-сестрински" сливаются. Достаточной ансамблевой стройности достигли и две певицы, выступившие во втором спектакле, - Татьяна Бородина и Надежда Сердюк. Служанка Деспина у Ирины Матаевой точно такая, какой ей и положено быть, - в пении и поведении раскованная, обаятельно озорная, мгновенно и трезво оценивающая ситуацию. Перечисление мужчин начну с маститого Геннадия Беззубенкова, чей Дон Альфонсо, при том, что режиссура не балует его (как и других персонажей) изобретательными мизансценами, все же впечатляет внезапными переходами от панибратской общительности к надменной отстраненности. Даниил Штода, который (как и Беззубенко с Матаевой) пел подряд оба вечера, с удивительной свободой преодолевает неимоверные вокальные трудности партии Феррандо. Его легкий голос в моменты драматические обретает нужную плотность. Ну а музыкальности, ощущения стиля ему не занимать. Ильдар Абдразаков, чей артистизм и певческая культура растут от роли к роли, - достойный Гульельмо. И совсем молодой Владимир Тюльпанов в этой роли виртуозно оснащен - но пока не более.
Спектакль приятно, без излишеств одет. Бесхитростно красив морской пейзаж, нарядно выглядит повисающее в небесах сетчатое покрывало, усыпанное алыми розами - символ обольщения. Все эти "поэтические" атрибуты забавно контрастируют с "прозой" распахнутых гардеробов. Костюмы на уровне хорошего вкуса.
И о режиссуре можно сказать, что она тактична, благонравна, но скромное обаяние ее частенько оборачивается недостатком инициативы, чрезмерной боязнью резкостей. Начинается представление, впрочем, как раз с демонстрации режиссерской активности. Увертюра, которая обычно играется при закрытом занавесе, на этот раз инсценирована. Вопреки ее жизнерадостному характеру и живому метроритму сопровождающее ее действие - сумрачно и медлительно: после пирушки подвыпившие кавалеры будят дам, и пары одна за другой удаляются. Не вполне понятный смысл мизансцен, осуществленных "перпендикулярно" музыке, тем не менее заинтересовывает, и ты надеешься, что он прояснится ретроспективно позднее, когда постановочный прием будет продлен. Но ничего похожего далее не происходит. События развертываются с достоверной основательностью, согласно авторским ремаркам. Но событий не много, по большей части артисты стоят и поют - как на эстраде. Слушать их в концерте было бы сплошным удовольствием, в театре же - скучновато. Даже в моменты фарсовые, такие как появление "албанцев", фантазия режиссера скупа: герои переминаются с ноги на ногу, подталкивают друга, но это не вызывает не только смеха - даже улыбки.
Что же касается житейских и философских проблем, часть из которых была названа выше, то режиссер проходит мимо них, избегая выражать свое к ним отношение. Вопросы остаются вопросами. Возвратясь из театра домой, ты погружаешься в чтение буклета, где содержатся интересное эссе драматурга из Венеции Луки Фонтана (кстати, его доклад накануне премьеры состоялся в Генеральном консульстве Италии) и содержательная статья петербургского музыковеда Валентины Широковой. В этих материалах сформулированы еще многие пробуждаемые моцартовской оперой вопросы и содержится попытка дать на них ответы, отсутствующие в спектакле. Эта возможность дополнить чтением художественное впечатление в общем-то соответствует сентенции, содержащейся в заключительном ансамбле, который артисты поют, сбросив парики и выйдя из образов. Смысл этой сентенции таков: счастлив тот, кто руководствуется в жизни разумом и во всем видит хорошую сторону.
МИХАИЛ БЯЛИК, фото НАТАЛЬИ РАЗИНОЙ
Отчего девушки, на которых поставлен столь жестокий эксперимент, не возмущаются, а робко просят прощения? И как могли они не узнать своих возлюбленных? Такое было бы возможно в commedia dell‘arte - кстати, увертюра к опере и первые вокальные номера на подобный лад и настраивают. Но когда персонажей охватывает страдание, оказывается, что они отнюдь не маски, а живые, да еще и трепетные, тонко чувствующие люди. Кстати, что такое Cosi - шутка, буффонада или драма, даже лирическая трагедия - это один из наиболее трудных вопросов, встающих перед теми, кто за эту оперу берется.
Большинство опер Моцарта написано в итальянском духе, на итальянском языке. Эта тоже. Для того чтобы строй и стиль Cosi были переданы наилучшим образом, к постановке привлекли бригаду из Италии. Наряду с постоянно в Мариинке занятым ее первым приглашенным дирижером Джанандреа Нозедой в постановочную группу вошли новые для Петербурга мастера: режиссер Вальтер Ле Моли, сценограф Тициано Санти, художник по костюмам Джованна Аванци и художник по свету Клаудио Колоретти.
Музыкальные впечатления и на этот раз главенствуют. Ни одна другая моцартовская опера не содержит в себе такого числа ансамблевых сцен. Добиться в их звучании стройности можно только ценой многочисленных и тщательных репетиций. Нозеда работал с певцами, с оркестром долго и самозабвенно. Не все из объявленных солистов овладели порученными партиями, и дирижеру пришлось отложить их выступления. Но те, что были готовы, продемонстрировали очень высокий, на уровне строгих мировых критериев, результат. На моей долгой памяти такого совершенного, такого подлинного Моцарта у нас еще не было. Сказалось тут многое. В последние годы решительно растет число моцартовских творений в репертуаре Мариинского. Солисты театра постоянно поют за рубежом, участвуя и в постановках опер великого австрийца. Стали доступными аудио- и видеозаписи, позволяющие сравнить разные исполнительские трактовки и учиться на высоких образцах. Все это оказалось отличным подспорьем в серьезной подготовительной работе. Нельзя обойти похвалой группу пианистов-концертмейстеров, глава которой, Наталия Мордашова, сопровождает речитативы на клавесине, восседая за инструментом в белом парике прямо на сцене и порой жестами общаясь с действующими лицами.
Прелестно поют Татьяна Павловская и Галина Сидоренко - Фьордилиджи и Дорабелла. Их благородной пробы голоса, звучащие наполненно и трепетно, "по-сестрински" сливаются. Достаточной ансамблевой стройности достигли и две певицы, выступившие во втором спектакле, - Татьяна Бородина и Надежда Сердюк. Служанка Деспина у Ирины Матаевой точно такая, какой ей и положено быть, - в пении и поведении раскованная, обаятельно озорная, мгновенно и трезво оценивающая ситуацию. Перечисление мужчин начну с маститого Геннадия Беззубенкова, чей Дон Альфонсо, при том, что режиссура не балует его (как и других персонажей) изобретательными мизансценами, все же впечатляет внезапными переходами от панибратской общительности к надменной отстраненности. Даниил Штода, который (как и Беззубенко с Матаевой) пел подряд оба вечера, с удивительной свободой преодолевает неимоверные вокальные трудности партии Феррандо. Его легкий голос в моменты драматические обретает нужную плотность. Ну а музыкальности, ощущения стиля ему не занимать. Ильдар Абдразаков, чей артистизм и певческая культура растут от роли к роли, - достойный Гульельмо. И совсем молодой Владимир Тюльпанов в этой роли виртуозно оснащен - но пока не более.
Спектакль приятно, без излишеств одет. Бесхитростно красив морской пейзаж, нарядно выглядит повисающее в небесах сетчатое покрывало, усыпанное алыми розами - символ обольщения. Все эти "поэтические" атрибуты забавно контрастируют с "прозой" распахнутых гардеробов. Костюмы на уровне хорошего вкуса.
И о режиссуре можно сказать, что она тактична, благонравна, но скромное обаяние ее частенько оборачивается недостатком инициативы, чрезмерной боязнью резкостей. Начинается представление, впрочем, как раз с демонстрации режиссерской активности. Увертюра, которая обычно играется при закрытом занавесе, на этот раз инсценирована. Вопреки ее жизнерадостному характеру и живому метроритму сопровождающее ее действие - сумрачно и медлительно: после пирушки подвыпившие кавалеры будят дам, и пары одна за другой удаляются. Не вполне понятный смысл мизансцен, осуществленных "перпендикулярно" музыке, тем не менее заинтересовывает, и ты надеешься, что он прояснится ретроспективно позднее, когда постановочный прием будет продлен. Но ничего похожего далее не происходит. События развертываются с достоверной основательностью, согласно авторским ремаркам. Но событий не много, по большей части артисты стоят и поют - как на эстраде. Слушать их в концерте было бы сплошным удовольствием, в театре же - скучновато. Даже в моменты фарсовые, такие как появление "албанцев", фантазия режиссера скупа: герои переминаются с ноги на ногу, подталкивают друга, но это не вызывает не только смеха - даже улыбки.
Что же касается житейских и философских проблем, часть из которых была названа выше, то режиссер проходит мимо них, избегая выражать свое к ним отношение. Вопросы остаются вопросами. Возвратясь из театра домой, ты погружаешься в чтение буклета, где содержатся интересное эссе драматурга из Венеции Луки Фонтана (кстати, его доклад накануне премьеры состоялся в Генеральном консульстве Италии) и содержательная статья петербургского музыковеда Валентины Широковой. В этих материалах сформулированы еще многие пробуждаемые моцартовской оперой вопросы и содержится попытка дать на них ответы, отсутствующие в спектакле. Эта возможность дополнить чтением художественное впечатление в общем-то соответствует сентенции, содержащейся в заключительном ансамбле, который артисты поют, сбросив парики и выйдя из образов. Смысл этой сентенции таков: счастлив тот, кто руководствуется в жизни разумом и во всем видит хорошую сторону.
МИХАИЛ БЯЛИК, фото НАТАЛЬИ РАЗИНОЙ
