Культура
МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ БОЛЬШОГО ФЕСТИВАЛЯ
13 мартa
Следом от питерского профессора литературы Сергея Фомичева мы узнали, почему Пушкин не убил Татьяну Ларину (а хотел), а также суждение поэта о женщине: ее писать легко, характера нет, одни страсти.
А вы знаете, что в Японии сценической истории Пушкина почти не существует? За все время поставлена лишь адаптированная "Капитанская дочка". Но и она сумела свершить переворот в японской литературе, а характер Гринева выразил идеалы японского народа. О чем и поведал театральный критик из Японии Кэн Мурай.
Не раз на обсуждениях спектаклей поминают слова о бездне между наукой о Пушкине и театром. Но теперь Владимир Рецептер заверил, что бездна исчезла. Снял проблему новый проект Пушкинского центра, который совместно с Театральной академией в этом году набрал актерский курс с углубленным знанием творчества Пушкина. Спору нет: исследователям творчества Пушкина вольготно на фестивале, но... страшно далеки они от народа, что и отметил - с шумом и яростью, в духе Жириновского (только не так смешно) - Вадим Радун, главный режиссер Псковского драматического театра им. Пушкина. Он открывал фестиваль спектаклем по "Полтаве" под названием "Россия! Встань и возвышайся!".
"Карусельных" дел мастер, ас по театрально-зрелищным мероприятиям, режиссер занимается популяризацией классики в своем городе. Вот и здесь он использовал все известные способы, чтобы зрителю "сделать красиво": напуская дыму на сцену и в зал, врубая хлесткую музыку, устраивая танцы с красивыми женскими ножками и т. д., размах и удаль вышеозначенного режиссера безбрежны.
Молодая труппа Пензенского театра представила "Маленькие трагедии" в духе англичанина Деклан Доннеллана. (Его "Бориса Годунова" привозили на фестиваль в прошлом году.) Ольга Субботина выбрала из трагедий Пушкина три - "Скупого рыцаря", "Дон Гуана" и "Пир во время чумы". История вышла современная и суровая...
Кажется, Субботина влюбилась в эту труппу, и любовь стала взаимной, иначе не было бы того азарта, с каким работают в спектакле все. Острота времени вскрывается в мелких деталях, а молодое озорство заводит артистов и публику. Лепорелло читает "Путешествие в Арзрум", смотрит на обложку, кто автор. Пушкин? Приятно удивлен, текст ему нравится. У спектакля хорошие, крепкие нервы. Пафос снят. Пафос обыденности. Жизнь как смерть, и грань ее переступить - дело привычное. Наплевательское отношение к смерти - это и есть пир во время чумы. Кроме того, Субботина умеет выстраивать любовные сцены не пошло и очень круто. Диктат и мягкость - сочетание хорошее для режиссера.
А вот у режиссера из Южной Осетии Тамерлана Дзудцова все наоборот. Его "Маленькие трагедии" - художественный коктейль, очаровательный меланж прихотливой вязки - спектакль.
"Пир...", неожиданно окрашенный шекспировской страстной иронией. Спектакль необычный, сложной архитектоники, в котором уживаются средневековая статика вечного ужаса с современной беглостью, чуть ли не примитивной динамикой пробалтываемой жизни. Оказываясь рядом, в параллель друг с другом, расчлененные трагедии Пушкина открывали новые повороты смысла. Из маленьких трагедий выросла одна.
Конечно, режиссер шел от "Фауста", от "Пира во время чумы", от смерти, которой уже давно, особенно там, на юге России, не боятся. Бесстрастный возчик, собиратель трупов, складывает на повозку Дон Карлоса и Лауру, потом и Дон Гуана с Донной Анной. Все там будем. Мефистофелю - вполне благообразному мужчине средних лет в белом костюме - стоит только дать легкий подзатыльник жертве - вот и еще покойник.
Но не только драматические произведения Пушкина были на фестивале. Камерная сцена очаровала всех без исключения, даже группу французских стажеров мастерской Фоменко (не говорящих по-русски), моноспектаклем режиссера Андрея Андреева "История села Горюхина" в виртуозном (и потому слегка перегруженном) исполнении артиста Петербургского молодежного театра Сергея Барковского.
В который раз испытал свою творческую силу господин Рецептер. Это была экстремальная ситуация. Когда без репетиции надо было подменить свою заболевшую (инфлюэнца!) коллегу по сцене БДТ, друга и "сестру" Ларису Малеванную. Многие видели "Русалку" Рецептера. И все пришли на отчаянный эксперимент вновь. Спектакль как расследование литературной загадки был великолепен и чем-то напомнил - стилем ли, интонацией ли, природой драматизма - "Тайну Эдвина Друда" Диккенса. Была острота момента, экстремальность ситуации, нерв и покой умного, сосредоточенного артиста. В каждом повороте сюжета были неожиданность, музыка речи, ясность мысли. Вес большой сцены был взят. Всеобщее ликование.
Как опытный драматург, Рецептер вместе с замечательными псковскими организаторами фестиваля приберег его главное событие ближе к концу, к развязке. Нагнетанье драматизма действа было оправдано. Солнце нашей театральной поэзии, знаменитый режиссер и педагог Петр Фоменко провел открытую репетицию своей мастерской "Египетских ночей". И не обманул ожиданий даже самых безнадежных скептиков. Тут были удовлетворены и зрительское любопытство, и самые серьезные профессиональные запросы.
А потом у могилы Пушкина отслужили литию.
Так всегда заканчивается Пушкинский фестиваль. И потому всегда несет печать светлой печали. Это печать места, куда, однажды попав, будешь стремиться вновь и вновь.
В Псков. На фестиваль. К Пушкину.
МАРИНА ЗАБОЛОТНЯЯ
А вы знаете, что в Японии сценической истории Пушкина почти не существует? За все время поставлена лишь адаптированная "Капитанская дочка". Но и она сумела свершить переворот в японской литературе, а характер Гринева выразил идеалы японского народа. О чем и поведал театральный критик из Японии Кэн Мурай.
Не раз на обсуждениях спектаклей поминают слова о бездне между наукой о Пушкине и театром. Но теперь Владимир Рецептер заверил, что бездна исчезла. Снял проблему новый проект Пушкинского центра, который совместно с Театральной академией в этом году набрал актерский курс с углубленным знанием творчества Пушкина. Спору нет: исследователям творчества Пушкина вольготно на фестивале, но... страшно далеки они от народа, что и отметил - с шумом и яростью, в духе Жириновского (только не так смешно) - Вадим Радун, главный режиссер Псковского драматического театра им. Пушкина. Он открывал фестиваль спектаклем по "Полтаве" под названием "Россия! Встань и возвышайся!".
"Карусельных" дел мастер, ас по театрально-зрелищным мероприятиям, режиссер занимается популяризацией классики в своем городе. Вот и здесь он использовал все известные способы, чтобы зрителю "сделать красиво": напуская дыму на сцену и в зал, врубая хлесткую музыку, устраивая танцы с красивыми женскими ножками и т. д., размах и удаль вышеозначенного режиссера безбрежны.
Молодая труппа Пензенского театра представила "Маленькие трагедии" в духе англичанина Деклан Доннеллана. (Его "Бориса Годунова" привозили на фестиваль в прошлом году.) Ольга Субботина выбрала из трагедий Пушкина три - "Скупого рыцаря", "Дон Гуана" и "Пир во время чумы". История вышла современная и суровая...
Кажется, Субботина влюбилась в эту труппу, и любовь стала взаимной, иначе не было бы того азарта, с каким работают в спектакле все. Острота времени вскрывается в мелких деталях, а молодое озорство заводит артистов и публику. Лепорелло читает "Путешествие в Арзрум", смотрит на обложку, кто автор. Пушкин? Приятно удивлен, текст ему нравится. У спектакля хорошие, крепкие нервы. Пафос снят. Пафос обыденности. Жизнь как смерть, и грань ее переступить - дело привычное. Наплевательское отношение к смерти - это и есть пир во время чумы. Кроме того, Субботина умеет выстраивать любовные сцены не пошло и очень круто. Диктат и мягкость - сочетание хорошее для режиссера.
А вот у режиссера из Южной Осетии Тамерлана Дзудцова все наоборот. Его "Маленькие трагедии" - художественный коктейль, очаровательный меланж прихотливой вязки - спектакль.
"Пир...", неожиданно окрашенный шекспировской страстной иронией. Спектакль необычный, сложной архитектоники, в котором уживаются средневековая статика вечного ужаса с современной беглостью, чуть ли не примитивной динамикой пробалтываемой жизни. Оказываясь рядом, в параллель друг с другом, расчлененные трагедии Пушкина открывали новые повороты смысла. Из маленьких трагедий выросла одна.
Конечно, режиссер шел от "Фауста", от "Пира во время чумы", от смерти, которой уже давно, особенно там, на юге России, не боятся. Бесстрастный возчик, собиратель трупов, складывает на повозку Дон Карлоса и Лауру, потом и Дон Гуана с Донной Анной. Все там будем. Мефистофелю - вполне благообразному мужчине средних лет в белом костюме - стоит только дать легкий подзатыльник жертве - вот и еще покойник.
Но не только драматические произведения Пушкина были на фестивале. Камерная сцена очаровала всех без исключения, даже группу французских стажеров мастерской Фоменко (не говорящих по-русски), моноспектаклем режиссера Андрея Андреева "История села Горюхина" в виртуозном (и потому слегка перегруженном) исполнении артиста Петербургского молодежного театра Сергея Барковского.
В который раз испытал свою творческую силу господин Рецептер. Это была экстремальная ситуация. Когда без репетиции надо было подменить свою заболевшую (инфлюэнца!) коллегу по сцене БДТ, друга и "сестру" Ларису Малеванную. Многие видели "Русалку" Рецептера. И все пришли на отчаянный эксперимент вновь. Спектакль как расследование литературной загадки был великолепен и чем-то напомнил - стилем ли, интонацией ли, природой драматизма - "Тайну Эдвина Друда" Диккенса. Была острота момента, экстремальность ситуации, нерв и покой умного, сосредоточенного артиста. В каждом повороте сюжета были неожиданность, музыка речи, ясность мысли. Вес большой сцены был взят. Всеобщее ликование.
Как опытный драматург, Рецептер вместе с замечательными псковскими организаторами фестиваля приберег его главное событие ближе к концу, к развязке. Нагнетанье драматизма действа было оправдано. Солнце нашей театральной поэзии, знаменитый режиссер и педагог Петр Фоменко провел открытую репетицию своей мастерской "Египетских ночей". И не обманул ожиданий даже самых безнадежных скептиков. Тут были удовлетворены и зрительское любопытство, и самые серьезные профессиональные запросы.
А потом у могилы Пушкина отслужили литию.
Так всегда заканчивается Пушкинский фестиваль. И потому всегда несет печать светлой печали. Это печать места, куда, однажды попав, будешь стремиться вновь и вновь.
В Псков. На фестиваль. К Пушкину.
МАРИНА ЗАБОЛОТНЯЯ
