Общество
ТАЙНА ЗАПЛАТАННОГО
15 мартa
Лично я догадывался, но сам не верил своей догадке - не усматривал ничего такого особенно меткого и смешного, а зато панегирик получался уж слишком глуп: "А все сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что не лезет за словом в карман", и так далее, вплоть до того, что Бог этим словом отличил русский народ от британцев и французов и немцев.
И вот только теперь, на старости лет, мои сомнения развеяны. Поскольку в издательстве "Лимбус Пресс" вышла книга, где этот заплатанный не то чтобы разъяснен - во всяком случае, опознан.
Обложка такая: "А. Плуцер-Сарно. Большой словарь мата. Том первый. Лексические и фразеологические значения слова..." - и далее в кавычках искомое существительное, всеми тремя буквами.
Затею как таковую - приветствую. Тысячу лет это слово стояло в воздухе, потом более столетия цвело на всех вертикальных поверхностях - пускай теперь поживет за стеклом в пробирке, ничего страшного, - а любитель не пожалеет каких-нибудь восьми с полтиной евро за возможность на прохладном досуге изучать оружие пролетариата.
Достоевский полагал, не знаю почему (уж он-то в Мертвом доме и в батальоне должен был наслушаться), будто речь пьяного простонародья вся сводится к данной лексеме:
"Язык этот уже спокон веку отыскан и принят во всей Руси. Это просто-запросто название одного нелексиконного существительного, так что весь этот язык состоит из одного только слова, чрезвычайно удобно произносимого. Однажды в воскресение, уже к ночи, мне пришлось пройти шагов с пятнадцать рядом с толпой шестерых пьяных мастеровых, и я вдруг убедился, что можно выразить все мысли, ощущения и даже целые глубокие рассуждения одним лишь названием этого существительного, до крайности к тому же немногосложного..."
Из книги господина Плуцер-Сарно я узнал, что самых противных матерных сгустков - штук семь; каждый может приобретать любые очертания, притвориться любой частью речи, сыграть в предложении какую угодно роль.
В частности, наш трехбуквенный способен подменить такие слова, как Бог, черт, кто (кто его знает); предложения типа: нет! ни за что! никогда! нисколько! - и обозначать никому не известного человека с горы или бугра, иногда в пальто.
Оставаясь же самим собой, компрометирует самое невинное окружение, порождая неприличные обороты, часто забавные, типа брать подмышку (т. е. "быстро собравшись, отказаться от сексуальных контактов и покинуть какое-либо пространство") или полоскать во щах (то же самое, что околачивать груши - "совершать действия, воспринимаемые как праздное время-препровождение или как бесполезное действие, не требующее усилий").
Согласимся, что творительным падежом копать хрен тяжело и что босиком на винительный не взбежишь, а стеклянный дураку не доверишь.
Но вот у заплатанного - якобы два противоположных смысла, и оба какие-то неубедительные: это и "человек, имеющий значительное количество материальных ценностей и при этом чрезмерно обеспокоенный, по мнению окружающих, их сохранностью и неприкосновенностью", и, представьте себе, "человек, не имеющий необходимых для существования материальных ценностей".
Полагаю, классик имел в виду что-то другое, вроде никчемный, никудышный, мизерабельный.
А вернее всего - плачевный. Сравните параллельный ход у Грибоедова: "Пойдем любовь делить с плачевной нашей кралей".
Эпитет лакейский, - но из очень мрачной глубины, собеседнику Чичикова явно знакомой. А Гоголь, ослепленный существительным, недослышал, наверное, эпитета, или запамятовал его, или перепутал.
Г-на Плуцер-Сарно подобные сюжеты не интересуют. Мат, изучаемый г-ном Плуцер-Сарно, - в основном современный новодел, вторичный продукт, изыски Лимонова, Медведевой, Вик. Ерофеева, Сорокина, какой-то еще группы "Сибирский мастурбатор" и проч. Тексты цитат главным образом неталантливые, как бы загримированы грязью - по правде говоря, наводят тоску.
Видно, пора завязывать и с этим мифом - что будто бы отечественная брань сверкает сплошь самоцветами, выражая, в отличие от какой-нибудь, скажем, американской, загадочное величие национального духа.
Между нами говоря - брань как брань. Порождается бедностью жизни, а также отвращением к ней. Впрочем, в наших условиях эффективно работает как инструмент политической мысли.
Отменный подарок иностранцу - такой словарь. Эмигранту тоже в кайф - подкормить ностальгию патентованной смесью. А мы, советские - вибратор за мясо не считаем.
САМУИЛ ЛУРЬЕ, литератор
И вот только теперь, на старости лет, мои сомнения развеяны. Поскольку в издательстве "Лимбус Пресс" вышла книга, где этот заплатанный не то чтобы разъяснен - во всяком случае, опознан.
Обложка такая: "А. Плуцер-Сарно. Большой словарь мата. Том первый. Лексические и фразеологические значения слова..." - и далее в кавычках искомое существительное, всеми тремя буквами.
Затею как таковую - приветствую. Тысячу лет это слово стояло в воздухе, потом более столетия цвело на всех вертикальных поверхностях - пускай теперь поживет за стеклом в пробирке, ничего страшного, - а любитель не пожалеет каких-нибудь восьми с полтиной евро за возможность на прохладном досуге изучать оружие пролетариата.
Достоевский полагал, не знаю почему (уж он-то в Мертвом доме и в батальоне должен был наслушаться), будто речь пьяного простонародья вся сводится к данной лексеме:
"Язык этот уже спокон веку отыскан и принят во всей Руси. Это просто-запросто название одного нелексиконного существительного, так что весь этот язык состоит из одного только слова, чрезвычайно удобно произносимого. Однажды в воскресение, уже к ночи, мне пришлось пройти шагов с пятнадцать рядом с толпой шестерых пьяных мастеровых, и я вдруг убедился, что можно выразить все мысли, ощущения и даже целые глубокие рассуждения одним лишь названием этого существительного, до крайности к тому же немногосложного..."
Из книги господина Плуцер-Сарно я узнал, что самых противных матерных сгустков - штук семь; каждый может приобретать любые очертания, притвориться любой частью речи, сыграть в предложении какую угодно роль.
В частности, наш трехбуквенный способен подменить такие слова, как Бог, черт, кто (кто его знает); предложения типа: нет! ни за что! никогда! нисколько! - и обозначать никому не известного человека с горы или бугра, иногда в пальто.
Оставаясь же самим собой, компрометирует самое невинное окружение, порождая неприличные обороты, часто забавные, типа брать подмышку (т. е. "быстро собравшись, отказаться от сексуальных контактов и покинуть какое-либо пространство") или полоскать во щах (то же самое, что околачивать груши - "совершать действия, воспринимаемые как праздное время-препровождение или как бесполезное действие, не требующее усилий").
Согласимся, что творительным падежом копать хрен тяжело и что босиком на винительный не взбежишь, а стеклянный дураку не доверишь.
Но вот у заплатанного - якобы два противоположных смысла, и оба какие-то неубедительные: это и "человек, имеющий значительное количество материальных ценностей и при этом чрезмерно обеспокоенный, по мнению окружающих, их сохранностью и неприкосновенностью", и, представьте себе, "человек, не имеющий необходимых для существования материальных ценностей".
Полагаю, классик имел в виду что-то другое, вроде никчемный, никудышный, мизерабельный.
А вернее всего - плачевный. Сравните параллельный ход у Грибоедова: "Пойдем любовь делить с плачевной нашей кралей".
Эпитет лакейский, - но из очень мрачной глубины, собеседнику Чичикова явно знакомой. А Гоголь, ослепленный существительным, недослышал, наверное, эпитета, или запамятовал его, или перепутал.
Г-на Плуцер-Сарно подобные сюжеты не интересуют. Мат, изучаемый г-ном Плуцер-Сарно, - в основном современный новодел, вторичный продукт, изыски Лимонова, Медведевой, Вик. Ерофеева, Сорокина, какой-то еще группы "Сибирский мастурбатор" и проч. Тексты цитат главным образом неталантливые, как бы загримированы грязью - по правде говоря, наводят тоску.
Видно, пора завязывать и с этим мифом - что будто бы отечественная брань сверкает сплошь самоцветами, выражая, в отличие от какой-нибудь, скажем, американской, загадочное величие национального духа.
Между нами говоря - брань как брань. Порождается бедностью жизни, а также отвращением к ней. Впрочем, в наших условиях эффективно работает как инструмент политической мысли.
Отменный подарок иностранцу - такой словарь. Эмигранту тоже в кайф - подкормить ностальгию патентованной смесью. А мы, советские - вибратор за мясо не считаем.
САМУИЛ ЛУРЬЕ, литератор
