НОСТАЛЬГИЯ ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ

- Иногда ловишь себя на мысли: как прекрасен человек! В этот миг нравятся едва ли не все. Но бывают минуты, когда кажется: нет существа ужаснее человека. Тогда не нравится никто. Как вам это нравится?



Если отвечу, что никем не хотел стать в детстве, подумают: идиот. Я не думал - и стал артистом.



Я долго не понимал, почему нравлюсь женщинам. Еще в школе, в Минске, пионервожатая сказала мне: "Какие у тебя глаза красивые". Я это как следует не воспринял. В общем, многое из того, что потом обо мне писали критики, впервые услышал от девчонок.



У меня раньше не было дачи. Построил в Барвихе дом и вложил в него все свое состояние, накопленное со съемок "Ностальгии".



А теперь о главном.

Я в кино давно и, между нами, хорошо знаю: фильм снять просто. Взял хороший сценарий, позвал опытного оператора, второго режиссера с пониманием, талантливых актеров, профессионального монтажера и - все. Кричи "Мотор!" и не забывай скомандовать "Стоп!" А уж что получится из снятого материала... Тут ремесла мало, нечто большее требуется. Нельзя соваться в режиссуру, не убедившись: у меня все в порядке с этим "нечто".

Я очень осторожный человек.

Внешне я вполне благополучный, успешный, востребованный актер. (Если, конечно смотреть, не вникая в суть.) Много лет работал на четвертой скорости, было время, когда не находил и пары часов свободного времени, чтобы дух перевести. Закончил институт, остался в саратовском театре, а через год - первое приглашение сниматься. И - пошло-поехало: "Щит и меч", "Два товарища", "Жди меня"...

В год делал по три-четыре картины, иногда больше. Пока жил в Саратове, постоянно путешествовал транзитом через Москву - прямых самолетов и поездов не было. Перебрался в столицу, но не стал меньше сниматься или ездить по городам и весям. Такой ритм продолжался четверть века, а потом вдруг - пауза, тишина, пустота. В стране все рухнуло, кинопроизводство в том числе.

По приглашению Клода Режи я на полгода уехал в Париж, участвовал в международном театральном проекте, очень напряженно работал. Кстати, последнее эхо обваливавшегося Советского Союза докатилось и до Франции. В Париже я узнал, что подписан указ о присвоении мне звания народного артиста СССР. Это случилось за неделю до того, как страна с таким названием приказала долго жить. Первым народным в 20-е годы стал Станиславский, а я оказался последним... К слову, на вечере, посвященном столетнему юбилею МХАТа, я даже позволил себе шутку на эту тему: "С кого начинали товарищи и кем закончили!" Зал оценил юмор, смеялся долго.

Закончились мои французские гастроли. Весной 1992-го я вернулся домой и... не узнал его. Контраст оказался разительным. Четыре часа назад я гулял по залитому огнями, благополучному Парижу и вдруг перенесся в Москву, где все такое... слово не могу подобрать... серое, унылое, безнадежное. Тоска, словно перед концом света. Я ехал по центру родного города и испытывал чувство, будто попал на чужую планету. Больше всего поразили барахолки у Большого театра и "Детского мира". Примерно в то же время в Москве открыли гостиницу "Савой", и бьющая в глаза роскошь на фоне костров на улице, людей, с рук торгующих шмотками, казалась жуткой нелепицей - сюрреализмом.

...Я остановил машину, выходить наружу не стал - никакого желания не было - и долго-долго смотрел по сторонам. Это - моя Родина? Я - свежеиспеченный народный артист этой страны? Даже мелькнула мысль: "Господи, куда я вернулся? Зачем?" Нет, об эмиграции, конечно, не думал - упаси Боже! - но одновременно и не представлял, чем теперь буду здесь заниматься. Кому тут нужны актеры?

Не скрою, какое-то время я испытывал ужас от увиденного. Впрочем, тогда все, наверное, ощущали нечто подобное.

Да, мне было с чем сравнивать... Кризис усугубился еще и тем, что я сидел практически без работы. В "Ленкоме" несколько лет не вводился в новые спектакли, тянул старый репертуар, о кино же на время вообще пришлось забыть - туда ворвались новые люди.

За производство фильмов брались все, кто хотел. Поскольку думали не о творчестве, а об отмывании денег, то очень скоро количество выпускаемых картин выросло до четырехсот в год - в начале 90-х в России клепали фильмов больше, чем в Индии. Когда новые кинематографисты окончательно все оккупировали, отодвинув старых профессионалов в сторону, я принципиально перестал сниматься. Понимал: нельзя так распоряжаться своей судьбой. Декоративное присутствие на экране меня никогда не интересовало. Играть - так играть! Я отравлен хорошим кино, поэтому на барахло не мог согласиться. Конечно, если совсем приперло бы, наверное, поумерил гордыню и пошел сниматься, но, к счастью, передо мной не стоял вопрос: на что жить? У меня был кое-какой выход на Запад, возможность участвовать в театральных постановках в Европе. Без этого я, наверное, не выжил бы.

К счастью, безвременье закончилось. Кино стали снимать нормальные режиссеры по нормальным сценариям. Я сыграл в "Роковых яйцах", "Ревизоре", "Китайском сервизе", еще в нескольких вроде бы приличных картинах, но... Удовлетворения не было ни от одной из последних работ.

Прежде это случалось многократно, хотя по-настоящему меня распирало от восторга только однажды - в 1983 году. Тогда всерьез боялся захлебнуться от счастья...

Наверное, так бывает раз в жизни. Все совпало! Я снимался за границей, позвонил жене из Италии, а Люда (Людмила Зорина - актриса театра "Ленком". - Авт.) говорит: "Олег, в Доме кино прошла премьера "Полетов". Ты даже не представляешь, какой успех! Показывали сразу в двух залах, люди сидели на ступеньках, стояли в проходах". Звоню через пару дней: "Олег, сегодня премьера "Влюблен по собственному желанию". Снова народ набился битком. Фильм приняли прекрасно". Представьте мое состояние! А если добавить, что я не просто снимался за границей, а играл у Андрея Тарковского в "Ностальгии", то...

Слава Богу, что было! Ведь могло и вовсе не случиться или, скажем, случиться не со мной. Повторяю, я же видел массу прекрасных актеров, которых обделила судьба. Мне повезло больше, и дело не в моей гениальности. Так совпало, карта легла. Я никогда не верил, что буду очень популярным, известным. Помню, совсем еще молодой Павел Лебешев на первой моей картине "Щит и меч" твердил: "Олег, ты ничего не смыслишь в жизни. Вот выйдет фильм на экран, приедешь в родной Саратов и глазам не поверишь, когда увидишь поклонниц, бегущих к трапу самолета с цветами".

Побежали. Правда, не к трапу самолета, но в театр стали ходить косяком. Мне это казалось странным - роль Генриха Шварцкопфа в "Щите и мече" я и тогда не считал серьезной, понимал, что режиссер использовал мою внешность, играть там было абсолютно нечего. Но видимо, девочкам хотелось посмотреть на живого артиста, которого они до этого видели на экране.

Я тридцать лет проварился в кинокотле, наблюдал за разными судьбами и понимал: продержаться на пике успеха невозможно, поэтому заранее готовил себя к грядущим трудностям. В том, что они придут, не сомневался. Куда удивительнее другое: я до сих пор в обойме, мои старые работы по-прежнему помнят, любят.

...Я сидел на даче с внуком и от нечего делать решил посмотреть телевизор. Наткнулся на фильм, сел в кресло да так и не встал из него до конца показа. Ванечка отвлекался, заходил в комнату, выбегал, а я сидел как прикованный. А потом такая же история повторилась с "Полетами". Приехал на дачу, включил телевизор, сел перед экраном и смотрел до последнего кадра. Больше скажу: смотрел и плакал. Не поверите, натурально обревелся! Вдруг прошибло. "Над вымыслом слезами обольюсь..." Я человек не слишком сентиментальный, но фильм совпал с мыслями, которые бродили во мне, вот и расчувствовался - стал воспринимать происходящее в картине как обычный зритель. Наивно звучит, да? Но я в самом деле вдруг ощутил, что верю героям, хорошо понимаю их.

Я ведь и тогда, играя Макарова, пытался передать боль человека, ощутившего собственную ненужность. Разве сегодня ситуация изменилась к лучшему? Вроде и свободы больше, и горизонты раскрыты, а жить легче не стало. Сколько неустроенных судеб вокруг! Может, их даже стало больше...

Наверняка больше!

Наверное, из-за того, что фильмы не теряют с годами актуальность, их регулярно крутят по телевидению. Какие-то ушлые ребята вставили кадры из "Мюнхгаузена" в ролик фирмы, производящей бытовые товары. Разумеется, никто и не думал поинтересоваться моим мнением на сей счет. У меня ведь нет никаких прав. Фильм принадлежит телевидению, оно вольно распоряжаться архивом по собственному усмотрению. Поэтому формально придраться не к чему, а моральная сторона... Скажите, кто сейчас на это обращает внимание? Правда, пошел слушок - мол, Янковский недоволен, как использовали его имя, и тогда ко мне обратились юристы: фирма Moulinex приглашает вас на переговоры. Я отказался: о чем мне говорить с ними? Наверное, предложили бы в порядке компенсации микроволновую печку или кухонный комбайн... Ха! Просил об одном: поскорее уберите с экранов эту рекламу. Никто, конечно, ничего не снял, крутили по всем каналам, пока оплаченное в эфире время не вышло.

Как учил О. Бендер, есть четыреста сравнительно честных способов заработать деньги. К чему это? Я не стал советником по культуре в каком-нибудь банке или зиц-председателем коммерческой фирмы, хотя мне много раз предлагали: "Олег, дай нам свое имя, и мы будем платить тебе хорошие деньги, ничего не требуя взамен". Отказывался. И дело не в гордыне: если уж идти в бизнес, то чтобы серьезно заниматься им, а не лицом торговать. Компетентно давать советы, куда, допустим, вкладывать деньги - в акции, в ценные бумаги или в покупку нового завода, я не мог, а чувствовать себя дилетантом не привык.

На выборах 1996 года я стал доверенным лицом Ельцина. Когда в свое время я получил из рук Бориса Николаевича орден, возник повод для многого, о чем смолчу. Долгая история.

Предложение Марка Рудинштейна возглавить "Кинотавр" оказалось очень кстати. С одной стороны, я заполнил возникшую паузу в работе, с другой - не стал ломать себя, продолжив заниматься тем, чем и раньше, пусть и в несколько ином качестве. Самые трудные годы фестиваль, надеюсь, пережил, дальше должно пойти легче. Если "Кинотавр" всерьез займется продюсированием, производством новых фильмов, буду участвовать в процессе. Это интересно. Не скрою, ищу сценарий и для себя. Я помогаю искать деньги, приношу их в компанию, поэтому вправе рассчитывать, что и мои интересы будут учтены.

На съемках "Зеркала" Андрей признался мне, что хочет поставить спектакль в "Ленкоме", я рассказал об этой идее Марку Захарову. Естественно, я рассчитывал сыграть Гамлета, но в последний момент Тарковский пригласил Солоницына, а мне предложил роль Лаэрта, от которой я отказался... Через несколько лет, когда Анатолия уже не было в живых, Андрей позвонил мне: "Если не держишь зла, приходи". Я сыграл вместо Солоницына в "Ностальгии", и тогда Андрей сказал, что хочет снять со мной киноверсию "Гамлета". Очевидно, он не вполне удовлетворился первым театральным опытом. Увы, идея с Шекспиром не состоялась. Тарковский остался на Западе, меня перестали выпускать к нему на съемки, так все и заглохло.

Настоящих предательств, к счастью, было немного, а вступать в выяснение отношений из-за мелочей - не мой стиль. Повторяю, мне проще прекратить общение с неприятным человеком. Жалко на разборки жизнь тратить. Мне все-таки уже много лет, надо бы не о суетном, а о вечном подумать. Опять же - за спиной род: внук, внучка, сын... Это для меня очень важно.

Но прелесть и гнусность актерской профессии в том и заключаются, что она, профессия, пытается поглотить тебя с головой, всего без остатка. Стоит дать ей волю, как вскоре забываешь и о доме, и о семье. А как вы думали? Привыкаешь в определенном ритме жить, работать, да и к аплодисментам, поклонникам тоже привыкаешь, начинаешь в этом нуждаться, подсаживаешься, как на наркотик. (Однажды еще в Саратове покурил по глупости какую-то травку. Все, больше ничего. Нет, наше поколение не в пример здоровее нынешнего.) Но я говорю о другом наркотике - о творческом состоянии, возникающем у артиста, который однажды познал успех и стремится его повторить. Даже когда идешь по улице, важно чувствовать на себе узнающие взгляды прохожих. Без этого в нашей профессии никак.

Да, я умерил пыл. Радуюсь, если удается не размениваться, не торговать лицом в дешевке. О чем-то похожем на "Полеты" или "Мюнхгаузена", признаться, уже даже и не заикаюсь. Впрочем, воспоминания пока спасают.

Я говорил вам, что актеру нужна работа, ответная реакция зрителей, без этого мы хиреем, вянем. Но еще страшнее холостой ход: ты тужишься, надуваешь щеки, пытаешься изречь нечто особенное, а внутри пустота. Прежде моим героям было что сказать, поэтому их слушали тогда и готовы слушать до сих пор. Сегодня наступило молчание. Увы, не великое.

Вся штука - как жить. Но вряд ли вам в этом помогу, я и с собой толком еще не разобрался. Нет у меня рецепта. Может, выпишете?



Редакция благодарит издательство ЭКСМО за участие в подготовке материала

АНДРЕЙ ВАНДЕНКО, АЛЕКСЕЙ ФРОЛОВ