Культура
В ЗОНЕ ТАРКОВСКОГО
04 апреля
Неуживчивый и упорный в ощущении собственного духовного мессианства, он боролся с пошлыми проявлениями действительности, словно выдавливая не из себя, но из тех, кто рядом, суетность, сиюминутность. Но вот парадокс: именно из грязи, бесчувственного металла и пластика, крови, низин плотских устремлений взлетали ввысь герои его картин, выстроившихся (даже по названиям) в удивительный ряд, который скажет о судьбе художника больше, чем попытка пересказа их сюжета: "Каток и скрипка", "Иваново детство", "Андрей Рублев", "Солярис", "Зеркало", "Сталкер", "Ностальгия", "Жертвоприношение". Восемь фильмов за четверть века - такое соотношение превращало каждую картину в поступок, деяние, откровение. И поэтому, как в храм, выстраивались очереди в кассы кинотеатров, где шли ретроспективы полуопального режиссера, который, однажды пленив публику неспешным размышлением о борьбе плоти и духа, уже не отпускал ее за пределы очерченного им самим круга духовности. Не каждый мог вынести и постигнуть то, что предлагал ему творец с экрана. Зеркально отраженная фраза: "Я могу говорить" - ходом его творчества словно преображалась в вопрос: "А кто это услышит?" И если ты мог соответствовать взыскующему интеллекту того, кто все это в страданиях и радостях выносил на всеобщее обозрение, то перед тобою открывался мир высокой поэзии, устремленная ввысь вертикаль мысли художника, пытавшегося запечатлеть время и соединить в одном пространстве разные века и страны.
Он не боялся делиться с окружающими собственными муками, переживаниями, воспоминаниями и фобиями, недаром назвав одно из кинотворений "Страстями по Андрею". Это пугало точно так же, как и завораживало, хотя никто и никогда не сможет утверждать, что до конца понял и постиг явленный в фильмах этого человека мир, в котором все сплелось так, что, потянув за тоненькую нить логики, можно вытянуть на свет такое, о чем лучше и не знать. У него была своя Зона, которую он, не стесняясь, являл на экране, не пощадив собственных родителей и возлюбленных женщин. Однажды из его уст прозвучала многозначная фраза: "Человек живет не для того, чтобы быть счастливым. Есть вещи гораздо более важные, чем счастье".
Сын поэта, он стал поэтом экрана, вернув слову "картина" первоначальный смысл, когда изображение обрело равнозначность слову, причем слову поэтическому. Страстотерпец, в котором смешалась славянская и тюркская кровь, искал себя и свой путь на Западе, вдали от Востока, которые он пытался соединять не однажды, то в экстатической саге о тезке-иконописце, то в притче о русском интеллигенте, чья жизнь сгорела в одночасье, как свеча. Борьба режиссера с обстоятельствами, принимавшими то облик кровожадно-тупых начальников и усердствующих цензоров, запрещавших его картины, то личину растяпы-лаборанта, загубившего негатив отснятого полностью фильма, казалась противостоянием творца с Роком. Однако судьба уберегла его тем не менее от встречи с Дьяволом, затаившимся между страниц так и не снятого сценария "Гофманиада", как уберегла она создателя фантастической ленты от присуждения Государственной премии той страны, гражданином которой он являлся, но которую он покинул, задыхаясь от невозможности творить.
Сегодня его имя и его фильмы - икона, символ, знак, но как настоящие творения, в которых пророс ген Художника, они блистают не только силою выписанных и живых образов, но какими-то рационально непостижимыми смыслами. Отошедший в небытие ХХ век определил ему свое время и место. Вдали от России, о которой он думал, неподалеку от одной из столиц мира, на скромном могильном памятнике начертано: Андрей Тарковский. 1932-1986.
СЕРГЕЙ ИЛЬЧЕНКО
Он не боялся делиться с окружающими собственными муками, переживаниями, воспоминаниями и фобиями, недаром назвав одно из кинотворений "Страстями по Андрею". Это пугало точно так же, как и завораживало, хотя никто и никогда не сможет утверждать, что до конца понял и постиг явленный в фильмах этого человека мир, в котором все сплелось так, что, потянув за тоненькую нить логики, можно вытянуть на свет такое, о чем лучше и не знать. У него была своя Зона, которую он, не стесняясь, являл на экране, не пощадив собственных родителей и возлюбленных женщин. Однажды из его уст прозвучала многозначная фраза: "Человек живет не для того, чтобы быть счастливым. Есть вещи гораздо более важные, чем счастье".
Сын поэта, он стал поэтом экрана, вернув слову "картина" первоначальный смысл, когда изображение обрело равнозначность слову, причем слову поэтическому. Страстотерпец, в котором смешалась славянская и тюркская кровь, искал себя и свой путь на Западе, вдали от Востока, которые он пытался соединять не однажды, то в экстатической саге о тезке-иконописце, то в притче о русском интеллигенте, чья жизнь сгорела в одночасье, как свеча. Борьба режиссера с обстоятельствами, принимавшими то облик кровожадно-тупых начальников и усердствующих цензоров, запрещавших его картины, то личину растяпы-лаборанта, загубившего негатив отснятого полностью фильма, казалась противостоянием творца с Роком. Однако судьба уберегла его тем не менее от встречи с Дьяволом, затаившимся между страниц так и не снятого сценария "Гофманиада", как уберегла она создателя фантастической ленты от присуждения Государственной премии той страны, гражданином которой он являлся, но которую он покинул, задыхаясь от невозможности творить.
Сегодня его имя и его фильмы - икона, символ, знак, но как настоящие творения, в которых пророс ген Художника, они блистают не только силою выписанных и живых образов, но какими-то рационально непостижимыми смыслами. Отошедший в небытие ХХ век определил ему свое время и место. Вдали от России, о которой он думал, неподалеку от одной из столиц мира, на скромном могильном памятнике начертано: Андрей Тарковский. 1932-1986.
СЕРГЕЙ ИЛЬЧЕНКО
