Культура
"Я ЛУСПЕКАЕВА НА ЭТУ РОЛЬ... ПРАВДА, ХОРОШО?!"
20 апреля
Павлу Луспекаеву семьдесят пять... Реально осознать этот возраст артиста невозможно. Каким бы он встретил свой юбилей, как вписался в нынешнюю, совсем другую жизнь, поддался ли искушениям, что сыграл на сцене и в кино за три с лишним десятилетия, разделившие его с нами? Олег Борисов, близкий товарищ, еще в 1993-м попытался прикинуть на него новую ситуацию: "Хочу представить себе Луспекаева режиссером спектакля. Или выпрашивающего себе роль. Или выступающего с вечером песен... Он, наблюдая однажды, как один из его коллег "ставил", несколько раз прошел мимо него, задевая локтем и бормоча эпиграф к "Пиковой даме" (прибавляя от себя только одно слово): "Так, в ненастные дни, занимались они СВОИМ делом... так, в ненастные дни, занимались они СВОИМ делом".
Конечно, Луспекаев разделил бы триумф фильма "Белое солнце пустыни", получил полной мерой признание миллионов зрителей, усмехнулся, узнав, что его Верещагина называют "главным таможенником страны". Возможно, и Государственную премию дали бы не посмертно...
Правда, артиста ждали бы и неожиданности - через двадцать пять лет после выхода картины стали известны чиновничьи "поправки", касавшиеся, в частности, и его героя: "Кто такой Верещагин? Вспомним по фильму его походный сундук с фотографиями. Да ведь он - царский офицер! Не понятно, на чьей он стороне - белых или красных! Прояснить! А лучше вообще снять всю эту верещагинскую линию". И еще: "Белый" Верещагин спаивает "красного" Петруху. А Сухов, вместо того чтобы пресечь и наказать подчиненного, сам опрокидывает стакан самогонки". Не понравился "эпизод с икрой". В нем разглядели "намек на кремлевское снабжение"?! Досталось постановщику фильма Владимиру Мотылю и композитору Исааку Шварцу за выбор стихов: "Зачем было приглашать Булата Окуджаву? Ведь его персональное дело (издание книги за границей) рассматривается в высоких партийных инстанциях?"
Но все это случится потом. А в апреле 1970-го он уже знал, что Андрей Кончаловский предложил без проб сыграть чеховского доктора Астрова в фильме "Дядя Ваня". Владимир Мотыль планирует снять его в роли Несчастливцева в картине "Лес" по пьесе Островского. Возможна роль крестьянского вожака в трехсерийном телефильме "Емельян Пугачев". Татьяна Лиознова назвала его фамилию среди претендентов на роль Мюллера в "Семнадцати мгновениях весны". Недавно прошли пробы на роль Черноты в "Беге" у Алова и Наумова. Жаль, что режиссеры испугались его возможной хромоты, ведь он просил партнершу Татьяну Ткач передать им: "Только Паша Луспекаев может по Парижу в кальсонах пройтись". Звонит Георгий Александрович Товстоногов, идут переговоры об Отелло и Борисе Годунове... Роль венецианского мавра уже разбередила актерскую фантазию. В одном из ночных разговоров сказал режиссеру: "Ты знаешь, как я буду душить Дездемону? Я задушу ее в поцелуе. Главное в характере Отелло - нежность!"
К пушкинскому Годунову однажды уже приближался, эскизно сыграв монолог Бориса "Достиг я высшей власти...". Готовился к работе несколько месяцев. Однажды в поезде по дороге на гастроли попросил Татьяну Доронину послушать: "Понимаешь, это не торжество, это почти растерянность оттого, что все получилось не так, как ожидал. Поэтому "Достиг я высшей власти" - это как издевательство над собой. Понимаешь, понимаешь? Подожди, я еще раз повторю, где не поверишь - скажешь!.." И он опять начинает читать, глаза расширяются, становятся незнакомыми, совсем чужими, почти безумными в конце монолога. Когда дошел до фразы "И мальчики кровавые в глазах", то глаза закрыл, словно его веки защитят от проклятья, от кровавого сна, от совести, от суда людей и Бога".
На сохранившейся пленке другой вариант. Годунов - Луспекаев погружает нас в сам процесс постижения истины об "ужасном веке", о народе и самом себе. И постижение это не знает ни меры, ни предела. Его Годунов готов принять возмездие, но остановиться в поисках ответов не может. Луспекаев остался недоволен материалом и больше к работе не возвращался. Сомнения не оставили его и после разговоров о роли с Товстоноговым. "Эту роль нельзя сыграть, в ней только подохнуть можно!" - делился он с Иваном Краско.
Мог ли он знать, что судьба его не оставит и в последние отпущенные ему месяцы вновь предъявит старую проблему - человек и власть. К тому же играть придется американца, наивного провинциала, неопытного политика, только что узнавшего, что в избирательной кампании на пост губернатора его использовали как "подсадную утку"! Как играть иностранцев в советском театре и кино было известно заранее, их образы давно отлились в штампы. Луспекаев готовился к работе азартно. Не раз перечитан роман Пена Уоррена "Вся королевская рать", страницы испещрены многочисленными пометами. Художник и костюмеры замучены вариантами покроя, поисками в комиссионках плаща и шляпы, скрупулезно подбирается фасон стрижки, самостоятельно куплен золотой перстень-печатка. В результате в физическом облике Вилли Старка нет ничего сугубо "американского". Скорее он похож на фермера из заштатного городка. Большому, сильному телу тесно в парадном костюме, галстук давит шею. Приближение к образу идет не за счет клишированной внешней формы, а благодаря чувственному погружению в реальность характера.
Уже сыграна важнейшая сцена, в которой вполне одинарный сюжетный ход - борьба за власть - неожиданно получает у актера безбоязненно откровенные исповедальные обоснования.
Немногие видели эти кадры, включенные в документальный фильм об актере. В сущности, самой роли еще не было, два дубля одной сцены. Но как по фрагменту мы домысливаем классическую скульптуру, так становится ясно, что "особенности американского механизма" можно играть, разрушая опостылевшие клише. Театральное время раскололось - до Луспекаева и после него. Вот почему, когда постановщик "Всей королевской рати" стал искать замену, едва ли не в день его кончины, оказалось, что сделать это трудно. Свидетель "поисков", артист Михаил Козаков, рассказывает: "Кто только не пробовался на роль Хозяина: Андрей Попов, Юрий Любимов, Алексей Марков и даже сопротивлявшийся этому Олег Ефремов. Мы обращались к Бондарчуку и Ульянову. Оба по разным причинам отказались. На ум приходили молодой Охлопков, Ливанов, Николай Симонов, ушедшие Лукьянов и Женя Урбанский. Выяснилось, что больших артистов в полном смысле этого слова нет или почти нет. Перевелись. Неврастеники, интеллектуалы, социальные герои - пожалуйста, а вот таких, как Луспекаев, нет".
Ефим Копелян объяснил ситуацию впрямую: "Я бы с радостью, роль замечательная - и моя, и время у меня есть. Но после Пашки... нет, не буду. Не буду - и баста".
Но вернемся к юбилею. Кто же мог собраться за праздничным столом. Юбиляр так любил компании.
Не придет любимый режиссер, мейерхольдовский ученик Леонид Викторович Варпаховский. Это он, едва появившись в тбилисском Русском драматическом театре имени Грибоедова, предложил, вопреки недоумению труппы, сыграть Тригорина в "Чайке". Если бы только шепотки среди коллег, он и сам сомневался: "Ну какой я Тригорин?" На сцену вышел в клетчатых панталонах, дырявых башмаках, с самодельными удочками - ничего близкого к традиционному "светскому льву". Но настороженный зал неотступно следит за Тригориным - Луспекаевым, с каждой минутой убеждаясь, что Чехов написал именно такого... Не забыть и отзыва художника Василия Шухаева, современника Бенуа, Коровина и Головина: "Трудно представить, что можно было выбрать на роль Тригорина более неподходящего актера, но в то же время невозможно представить, чтобы эту роль можно сыграть лучше".
Нет Розы Сироты. Она встретила его на набережной Фонтанки, когда он приехал весной 1959-го поступать на сцену БДТ. Это ей он шептал на читке "Варваров": "Я боюсь!" И она первая проницательно почувствовала, что "антигероя" он играть не станет, как ни смиряй его темперамент пластическими мизансценами. Роль Черкуна движется к трагедии - "суперменство съедает личность".
Приедет ли Доронина - в "Варварах" замечательно играла Надежду. Не так давно в "Дневнике актрисы" вспоминала: "На другой день после премьеры в театре рассказывали, как один знаменитый критик кричал на Невском, обращаясь к другому, не менее знаменитому: "Вы видели вчера, как Доронина целуется с Луспекаевым? Идите! Смотрите!" В стерильном мире тогдашней сцены просто подзабыли, что человечество делится на мужчин и женщин. Надо ли удивляться, что поцелуй на сцене стал театральным событием!
Не будет Смоктуновского. Когда первый раз увидел его князя Мышкина, написал Варпаховскому: "После первого акта я был до того потрясен, что подумал - зачем я на сцене работаю?!" Потом успокоился. Узнав, что спектакль будут восстанавливать, страстно захотел сыграть Парфена Рогожина, ревновал роль к первому исполнителю. Не случилось. Вместо нее со Смоктуновским и Дорониной пытался оживить на сцене вымороченную "Иркутскую историю" Арбузова. Однажды не выдержал и в самой драматической по замыслу автора сцене громко сказал партнеру: "Я пустой!"
Не сядет за стол Ефим Копелян... А как репетировали, как играли беглых каторжников - белого Джексона и черного Галлена, "скованных одной цепью". Стервенели от ненависти друг к другу и приходили к согласию - подстегивал страх, звуки погони, общая цепь, но и догадка, что преграды между людьми нет, главное - не попасть в сети нелепого высокомерия, с какой нежностью его Галлен пел Джексону негритянскую колыбельную "Уехал наш Семми"...
Не здесь ли начиналась его актерская тема - тема человеческих связей как высшей ценности жизни? В конце концов в "Белом солнце пустыни" Верещагин и Петруха провели вместе несколько часов - пили, ели, таможенник пел "Ваше благородие, госпожа удача...", а два человека, вчера еще чужие друг другу, переживали мгновения братской близости, и одна судьба уже витала над ними.
Стол большой, хватит места для всех, кто вспомнит, - с кем играл на сцене, снимался в кино и на телевидении, сидел в гримерках, ездил на гастроли, гулял в компаниях, пил вино, пел песни, рассказывал анекдоты, читал свои рассказы и отвечал не раз на вопрос: "Как это у тебя выходит?" правилом своей "системы": "Ну, я не понимаю, как это у тебя не получается. Ты текст знаешь? Ну вот, возьми и скажи его просто!"
Народа придет много, но одно место оставлено Мастеру, в союзе с которым состоялась его сценическая судьба. Инженер Черкун, негр Галлен, солдат Бонар, казак Макар Нагульнов созданы на репетициях у Товстоногова. Вместе искали, радовались, если был успех. Дорого стоят его слова после "Варваров": "Какой подарок городу!", а на первом прогоне "Горя от ума" репетировал Скалозуба, но так и не сыграл из-за болезни ног - резюмировал: "Полностью в стиле спектакля пока только один человек - Паша". Молоды были, принадлежали театру, как говорил Георгий Александрович, "в условных обстоятельствах сцены жизнь более вдохновенна, более жизнерадостна". Недаром Сергей Юрский однажды вспомнил эпизод на репетиции "Горя от ума": "Страсти накалились. Луспекаев попросил меня играть за него, а сам стал показывать Чацкого. Потом Фамусова стал проигрывать Г. А. Товстоногов, а Скалозуба - В. П. Полицеймако. Потом я вернулся к Чацкому, а Паша стал показывать Фамусова. Мы спорили, кричали, хохотали, искали... Хорошее было время".
Но Гоги нет, так он стал называть главного режиссера, кажется, через месяц после своего появления в БДТ, приводя в ужас актеров труппы, - обращался на "ты", мог спокойно попросить у него сигарету из "священной" для всех пачки "Мальборо". Олег Борисов на следующий день после ухода Товстоногова из жизни записал в дневнике: "Товстоногов "присоединился к большинству - не просто к большинству, но лучшему.
Через некоторое время он пригласит меня на какую-нибудь роль. Возможно... В свой новый театр. Скажет: "Олег... тут близятся торжества Диониса. Я Луспекаева на эту роль... правда, хорошо?!"
ТАТЬЯНА ЛАНИНА
Конечно, Луспекаев разделил бы триумф фильма "Белое солнце пустыни", получил полной мерой признание миллионов зрителей, усмехнулся, узнав, что его Верещагина называют "главным таможенником страны". Возможно, и Государственную премию дали бы не посмертно...
Правда, артиста ждали бы и неожиданности - через двадцать пять лет после выхода картины стали известны чиновничьи "поправки", касавшиеся, в частности, и его героя: "Кто такой Верещагин? Вспомним по фильму его походный сундук с фотографиями. Да ведь он - царский офицер! Не понятно, на чьей он стороне - белых или красных! Прояснить! А лучше вообще снять всю эту верещагинскую линию". И еще: "Белый" Верещагин спаивает "красного" Петруху. А Сухов, вместо того чтобы пресечь и наказать подчиненного, сам опрокидывает стакан самогонки". Не понравился "эпизод с икрой". В нем разглядели "намек на кремлевское снабжение"?! Досталось постановщику фильма Владимиру Мотылю и композитору Исааку Шварцу за выбор стихов: "Зачем было приглашать Булата Окуджаву? Ведь его персональное дело (издание книги за границей) рассматривается в высоких партийных инстанциях?"
Но все это случится потом. А в апреле 1970-го он уже знал, что Андрей Кончаловский предложил без проб сыграть чеховского доктора Астрова в фильме "Дядя Ваня". Владимир Мотыль планирует снять его в роли Несчастливцева в картине "Лес" по пьесе Островского. Возможна роль крестьянского вожака в трехсерийном телефильме "Емельян Пугачев". Татьяна Лиознова назвала его фамилию среди претендентов на роль Мюллера в "Семнадцати мгновениях весны". Недавно прошли пробы на роль Черноты в "Беге" у Алова и Наумова. Жаль, что режиссеры испугались его возможной хромоты, ведь он просил партнершу Татьяну Ткач передать им: "Только Паша Луспекаев может по Парижу в кальсонах пройтись". Звонит Георгий Александрович Товстоногов, идут переговоры об Отелло и Борисе Годунове... Роль венецианского мавра уже разбередила актерскую фантазию. В одном из ночных разговоров сказал режиссеру: "Ты знаешь, как я буду душить Дездемону? Я задушу ее в поцелуе. Главное в характере Отелло - нежность!"
К пушкинскому Годунову однажды уже приближался, эскизно сыграв монолог Бориса "Достиг я высшей власти...". Готовился к работе несколько месяцев. Однажды в поезде по дороге на гастроли попросил Татьяну Доронину послушать: "Понимаешь, это не торжество, это почти растерянность оттого, что все получилось не так, как ожидал. Поэтому "Достиг я высшей власти" - это как издевательство над собой. Понимаешь, понимаешь? Подожди, я еще раз повторю, где не поверишь - скажешь!.." И он опять начинает читать, глаза расширяются, становятся незнакомыми, совсем чужими, почти безумными в конце монолога. Когда дошел до фразы "И мальчики кровавые в глазах", то глаза закрыл, словно его веки защитят от проклятья, от кровавого сна, от совести, от суда людей и Бога".
На сохранившейся пленке другой вариант. Годунов - Луспекаев погружает нас в сам процесс постижения истины об "ужасном веке", о народе и самом себе. И постижение это не знает ни меры, ни предела. Его Годунов готов принять возмездие, но остановиться в поисках ответов не может. Луспекаев остался недоволен материалом и больше к работе не возвращался. Сомнения не оставили его и после разговоров о роли с Товстоноговым. "Эту роль нельзя сыграть, в ней только подохнуть можно!" - делился он с Иваном Краско.
Мог ли он знать, что судьба его не оставит и в последние отпущенные ему месяцы вновь предъявит старую проблему - человек и власть. К тому же играть придется американца, наивного провинциала, неопытного политика, только что узнавшего, что в избирательной кампании на пост губернатора его использовали как "подсадную утку"! Как играть иностранцев в советском театре и кино было известно заранее, их образы давно отлились в штампы. Луспекаев готовился к работе азартно. Не раз перечитан роман Пена Уоррена "Вся королевская рать", страницы испещрены многочисленными пометами. Художник и костюмеры замучены вариантами покроя, поисками в комиссионках плаща и шляпы, скрупулезно подбирается фасон стрижки, самостоятельно куплен золотой перстень-печатка. В результате в физическом облике Вилли Старка нет ничего сугубо "американского". Скорее он похож на фермера из заштатного городка. Большому, сильному телу тесно в парадном костюме, галстук давит шею. Приближение к образу идет не за счет клишированной внешней формы, а благодаря чувственному погружению в реальность характера.
Уже сыграна важнейшая сцена, в которой вполне одинарный сюжетный ход - борьба за власть - неожиданно получает у актера безбоязненно откровенные исповедальные обоснования.
Немногие видели эти кадры, включенные в документальный фильм об актере. В сущности, самой роли еще не было, два дубля одной сцены. Но как по фрагменту мы домысливаем классическую скульптуру, так становится ясно, что "особенности американского механизма" можно играть, разрушая опостылевшие клише. Театральное время раскололось - до Луспекаева и после него. Вот почему, когда постановщик "Всей королевской рати" стал искать замену, едва ли не в день его кончины, оказалось, что сделать это трудно. Свидетель "поисков", артист Михаил Козаков, рассказывает: "Кто только не пробовался на роль Хозяина: Андрей Попов, Юрий Любимов, Алексей Марков и даже сопротивлявшийся этому Олег Ефремов. Мы обращались к Бондарчуку и Ульянову. Оба по разным причинам отказались. На ум приходили молодой Охлопков, Ливанов, Николай Симонов, ушедшие Лукьянов и Женя Урбанский. Выяснилось, что больших артистов в полном смысле этого слова нет или почти нет. Перевелись. Неврастеники, интеллектуалы, социальные герои - пожалуйста, а вот таких, как Луспекаев, нет".
Ефим Копелян объяснил ситуацию впрямую: "Я бы с радостью, роль замечательная - и моя, и время у меня есть. Но после Пашки... нет, не буду. Не буду - и баста".
Но вернемся к юбилею. Кто же мог собраться за праздничным столом. Юбиляр так любил компании.
Не придет любимый режиссер, мейерхольдовский ученик Леонид Викторович Варпаховский. Это он, едва появившись в тбилисском Русском драматическом театре имени Грибоедова, предложил, вопреки недоумению труппы, сыграть Тригорина в "Чайке". Если бы только шепотки среди коллег, он и сам сомневался: "Ну какой я Тригорин?" На сцену вышел в клетчатых панталонах, дырявых башмаках, с самодельными удочками - ничего близкого к традиционному "светскому льву". Но настороженный зал неотступно следит за Тригориным - Луспекаевым, с каждой минутой убеждаясь, что Чехов написал именно такого... Не забыть и отзыва художника Василия Шухаева, современника Бенуа, Коровина и Головина: "Трудно представить, что можно было выбрать на роль Тригорина более неподходящего актера, но в то же время невозможно представить, чтобы эту роль можно сыграть лучше".
Нет Розы Сироты. Она встретила его на набережной Фонтанки, когда он приехал весной 1959-го поступать на сцену БДТ. Это ей он шептал на читке "Варваров": "Я боюсь!" И она первая проницательно почувствовала, что "антигероя" он играть не станет, как ни смиряй его темперамент пластическими мизансценами. Роль Черкуна движется к трагедии - "суперменство съедает личность".
Приедет ли Доронина - в "Варварах" замечательно играла Надежду. Не так давно в "Дневнике актрисы" вспоминала: "На другой день после премьеры в театре рассказывали, как один знаменитый критик кричал на Невском, обращаясь к другому, не менее знаменитому: "Вы видели вчера, как Доронина целуется с Луспекаевым? Идите! Смотрите!" В стерильном мире тогдашней сцены просто подзабыли, что человечество делится на мужчин и женщин. Надо ли удивляться, что поцелуй на сцене стал театральным событием!
Не будет Смоктуновского. Когда первый раз увидел его князя Мышкина, написал Варпаховскому: "После первого акта я был до того потрясен, что подумал - зачем я на сцене работаю?!" Потом успокоился. Узнав, что спектакль будут восстанавливать, страстно захотел сыграть Парфена Рогожина, ревновал роль к первому исполнителю. Не случилось. Вместо нее со Смоктуновским и Дорониной пытался оживить на сцене вымороченную "Иркутскую историю" Арбузова. Однажды не выдержал и в самой драматической по замыслу автора сцене громко сказал партнеру: "Я пустой!"
Не сядет за стол Ефим Копелян... А как репетировали, как играли беглых каторжников - белого Джексона и черного Галлена, "скованных одной цепью". Стервенели от ненависти друг к другу и приходили к согласию - подстегивал страх, звуки погони, общая цепь, но и догадка, что преграды между людьми нет, главное - не попасть в сети нелепого высокомерия, с какой нежностью его Галлен пел Джексону негритянскую колыбельную "Уехал наш Семми"...
Не здесь ли начиналась его актерская тема - тема человеческих связей как высшей ценности жизни? В конце концов в "Белом солнце пустыни" Верещагин и Петруха провели вместе несколько часов - пили, ели, таможенник пел "Ваше благородие, госпожа удача...", а два человека, вчера еще чужие друг другу, переживали мгновения братской близости, и одна судьба уже витала над ними.
Стол большой, хватит места для всех, кто вспомнит, - с кем играл на сцене, снимался в кино и на телевидении, сидел в гримерках, ездил на гастроли, гулял в компаниях, пил вино, пел песни, рассказывал анекдоты, читал свои рассказы и отвечал не раз на вопрос: "Как это у тебя выходит?" правилом своей "системы": "Ну, я не понимаю, как это у тебя не получается. Ты текст знаешь? Ну вот, возьми и скажи его просто!"
Народа придет много, но одно место оставлено Мастеру, в союзе с которым состоялась его сценическая судьба. Инженер Черкун, негр Галлен, солдат Бонар, казак Макар Нагульнов созданы на репетициях у Товстоногова. Вместе искали, радовались, если был успех. Дорого стоят его слова после "Варваров": "Какой подарок городу!", а на первом прогоне "Горя от ума" репетировал Скалозуба, но так и не сыграл из-за болезни ног - резюмировал: "Полностью в стиле спектакля пока только один человек - Паша". Молоды были, принадлежали театру, как говорил Георгий Александрович, "в условных обстоятельствах сцены жизнь более вдохновенна, более жизнерадостна". Недаром Сергей Юрский однажды вспомнил эпизод на репетиции "Горя от ума": "Страсти накалились. Луспекаев попросил меня играть за него, а сам стал показывать Чацкого. Потом Фамусова стал проигрывать Г. А. Товстоногов, а Скалозуба - В. П. Полицеймако. Потом я вернулся к Чацкому, а Паша стал показывать Фамусова. Мы спорили, кричали, хохотали, искали... Хорошее было время".
Но Гоги нет, так он стал называть главного режиссера, кажется, через месяц после своего появления в БДТ, приводя в ужас актеров труппы, - обращался на "ты", мог спокойно попросить у него сигарету из "священной" для всех пачки "Мальборо". Олег Борисов на следующий день после ухода Товстоногова из жизни записал в дневнике: "Товстоногов "присоединился к большинству - не просто к большинству, но лучшему.
Через некоторое время он пригласит меня на какую-нибудь роль. Возможно... В свой новый театр. Скажет: "Олег... тут близятся торжества Диониса. Я Луспекаева на эту роль... правда, хорошо?!"
ТАТЬЯНА ЛАНИНА
