Культура
ВЯЧЕСЛАВ ПОЛУНИН. РАДОСТНАЯ ДУША
17 май
Уникальное соединение искусства анимации, которым блистательно владеет режиссер, с талантом мима породило нечто совершенно невероятное и фантастическое. Такое не опишешь словами. В эйфории пребывали все: и зрители, и создатели. После того как на экране появились финальные титры, в зале раздались искренние аплодисменты. И немного смущенный, но радостный Полунин был готов рассказывать, рассказывать и рассказывать... Ведь ему так редко удается произносить со сцены длинные монологи. Тем более на русском языке.
- Во всей мировой культуре известны только три персонажа, которые были созданы фантазией кинорежиссеров и зафиксированы ими в рисунках. Чарли Чаплин нарисовал своего бродягу Чарли, Федерико Феллини - Джульетту Мазину в роли Джельсомины, Ирина Евтеева нарисовала Славу Полунина в "Клоуне". Как вы себя ощущаете в таком качестве?
- Я оказался в неплохой компании. Клоунов любят рисовать. Что-то такое в них есть, что ускользает от быта и просится на бумагу или на экран. Нарисованный или экранный образ вырывает клоуна из нашей реальности, дает почувствовать его как нечто большее, чем просто персонаж, смешащий зрителей. Мне очень нравится каждый кадр в фильме Иры Евтеевой. Дело не в том, что здесь "я - не я". Ей просто удалось поймать суть образа клоуна. Он получился настоящим именно потому, что нарисован. Камерой нельзя снимать клоунаду. Я потому и запретил снимать свои спектакли, что на пленке выходило совсем не то, что было на сцене. Кинокамера крадет у клоуна его бесконечную сущность. Когда я первый раз увидел рисунки Ирины, то сразу почувствовал, что это тот самый вид искусства, которым я занимаюсь.
- А когда это случилось?
- Это произошло в Америке, когда я был в гостях у моего друга Михаила Шемякина. Он показал мне кассету с фильмом какой-то девушки из Петербурга. Мне все очень понравилось, и я начал его расспрашивать: кто она такая? как ее найти? Позвонил ей в конце концов прямо из Америки и предложил сделать фильм по мотивам моего спектакля. Она согласилась.
- Какова будет дальнейшая судьба фильма "Клоун"?
- Такими вещами должны заниматься профессионалы. Я в этом мало что понимаю. Могу рассказать вам о театре, о законах драматургии, но кино должны заниматься те, кто в этом что-то понимает.
- Как оценили фильм профессионалы?
- На днях я показал "Клоуна" Тонино Гуэрре, и он очень сожалел, что сценарий к нему писал не он.
- Когда-то вы сказали, что не ощущаете себя ни Белым клоуном, ни Рыжим. Но и в спектакле, и в фильме ваш герой носит желтый костюм. Почему?
- Я очень люблю театр Кабуки, как самое магическое, что было создано в истории театра. И всегда старался постичь тайны театральной магии именно через этот вид театра. Его цвет и ритмы наиболее подходят к тому, чем я занимаюсь. Желтый цвет - это цвет тепла человеческой жизни. И в то же время это цвет сумасшествия. Этот цвет напряженный, взламывающий обыденность. Может быть, немного болезненный. То есть это жизнь на грани сумасшествия. Поэтому желтый цвет наиболее точно подходит к характеристике современного состояния клоуна. Красный цвет был популярен в другое время, было у нас и оранжевое небо в одной из песенок. У каждого цвета есть свое время. Для спектакля Snow Show я к желтому цвету добавил еще и синий цвет - цвет вечности.
- Анимация вам ближе, чем игровой кинематограф?
- У меня дома есть целая коллекция мультипликационных фильмов. Все стенки заставлены кассетами. Я по всем странам собираю лучшее из лучшего. Фильмы Ирины Евтеевой входят в десятку моих любимых картин.
Я счастливый человек, что она согласилась работать вместе со мною над фильмом.
- Как складываются ваши планы совместной работы с английским режиссером Терри Гиллиамом?
- Год назад он побывал в России. И я буквально затащил его в мастерскую Юрия Норштейна в два часа ночи. Гиллиам там ходил с разинутым ртом и никак не мог поверить, что на таком оборудовании он создает свои уникальные мультфильмы. Но, наверное, только так и можно создать настоящий фильм, когда каждый кадр рисуешь своими руками. Что касается Гиллиама, то он был в полном восторге от того, что попал в Россию. Наш проект был связан с цирком "Дю Солей". Мы должны были ставить с ним новый спектакль. Однако в цирке сменилось руководство. И пока проект отложен. Но мы все-таки вернемся к нему. У нас уже очень многое нарисовано. Мы предполагаем использовать персонажей Гиллиама и сюжеты моих миниатюр. Но у меня обычно носится в воздухе около десятка подобных проектов.
- Вы нечасто бываете в Петербурге. Какие воспоминания о нашем городе вас посещают чаще всего?
- Cамые светлые воспоминания - это воспоминания о студенческой молодости: надежды, мечты, когда кажется, что все впереди. Целый день - праздник, потом ночи напролет - подготовка к экзаменам, когда приходилось вставлять спички в глаза. Это было потрясающее время учебы в Институте культуры, когда сбывалась моя мечта: ходить по улицам Ленинграда, жить в этом прекрасном городе. Я обожаю этот город. Конечно, я объехал пятьдесят стран, увидел и там красивые места. От этого не стал любить Петербург меньше. Наоборот, стал больше его ценить в сравнении с другими городами. Для меня он был и остался городом, где живут и куда приезжают романтики.
- Ваши будущие планы как-то связаны с нашим городом?
- Я честно пытался "зайти" к городским властям с одним предложением, в котором участвовала и французская сторона. Я уговаривал во Франции импресарио организовать здесь фестиваль цирков. Этот проект еще не до конца разрушился, но от властей я пока не получил ни отрицательного, ни положительного ответа. А пока на будущий год я "вытащил" у своего продюсера три недели летом, чтобы организовать гастроли в России, в том числе и в Петербурге. Надеюсь снова показать Snow Show. В Москве же будет показана премьера нового спектакля.
- В чем, на ваш взгляд, причина такой позиции городских властей?
- Большие проекты делаются всем миром. Здесь же такого единства еще нет, но, надеюсь, когда-нибудь все-таки оно появится.
- Где нынче хранятся ваши чемоданы перед тем, как вы отправляетесь в дальнюю дорогу?
- Теперь, после стольких лет мытарств по городам и весям, я обрел собственный дом в буквальном смысле слова. Под Парижем, в маленькой деревеньке, я купил дом рядом с водяной мельницей. Продюсеры мне оплатили эту покупку с расчетом того, что теперь в течение пяти лет я должен на них работать. Думаю, что отработаю. Зато у меня появился свой собственный уголок. У меня уже зародился замысел прямо там, в естественных декорациях, поставить новый спектакль. Зрители на него будут приезжать прямо из Парижа. В центре города мы установим специальную дверь. Через нее будут проходить люди, предъявляя билеты. Затем они садятся в автобус и приезжают ко мне, в деревню. Я превращаю мой большой сад в театральное пространство приключений. То есть там природа и фантазия объединяются вместе. Правда, пришлось хорошенько потрудиться, чтобы собственноручно расчистить все заросли на многих гектарах. Лет десять в некоторых уголках моего сада никто не бывал. Мы с помощниками, расчищая, обнаружили даже целый выводок кабанов.
- Вы гастролировали на всех континентах, во многих странах. То есть у вас громадный опыт общения с публикой. Где зрителей легче всего рассмешить и расстрогать?
- Больше всех плачут на спектаклях русские, их легко растрогать. Порою такая реакция доводит до конфликтов. В Лондоне у меня не раз бывали такие ситуации, когда рядом сидели англичанин и русский. Наш переживает чуть ли не до слез, а англичанин громко смеется. И наш, естественно, спрашивает соседа: "Что ты все время ржешь? Что ты там смешного увидел?" Англичанин смотрит и видит иронию и абсурд, а русский человек воспринимает спектакль сердцем, душою. Он сопереживает и сострадает его персонажам, их судьбе. Легче всего рассмешить канадцев и австралийцев. Может быть, еще чехи очень смешливы. И у нас, в Сибири, тоже хорошо и радостно смеются. Вот эти четыре места, где люди любят смеяться.
- Почему?
- Потому, что люди простые и открытые, которые сразу включаются в соответствующую атмосферу.
- Вам не надоело мотаться по всему свету с гастролями? Ведь накапливается усталость, оттого что играешь один и тот же спектакль много лет подряд?
- Отнюдь. На каждый спектакль я иду как на свидание. Своими театральными делами занимаюсь сам и потому научился строить свое театральное дело так, чтобы его любить, а не ненавидеть. Если ты ставишь спектакль, который не любишь, то потом тебе будет тяжело его "работать". Я люблю все свои спектакли. Если чувствую, что надоедаю людям своим спектаклем, то прекращаю его играть и ставлю новый. Бывает усталость от сложности дел, которые нужно сделать для того, чтобы в конце концов выпустить спектакль. Я стараюсь запускать работу одновременно над несколькими проектами. И никто никогда не знает, какой из них вырвется вперед. Бывает, что десять лет работаешь над проектом, а он никак не двигается. А порою вдруг все получается с тем проектом, который казался абсолютно безнадежным.
- Как же вы отдыхаете?
- Я выбил в своем графике один выходной в неделю. Чаще всего это понедельник. Чаще всего его и отбирают. Но раз в месяц я все же выцарапываю возможность отдохнуть. Стараюсь уехать куда-нибудь на природу, подальше от всех дел. Вместе с семьей. Я же родом из Орловской области, из маленького городка, то есть я практически деревенский человек. И мне в городе не хватает речки, леса, лужайки и травы.
- Помогают ли вам продюсеры?
- Однажды на афише моего лондонского спектакля я насчитал фамилии двенадцати продюсеров. Они были напечатаны в столбик. Для того чтобы подняться на вершину, требуется помощь большого количества людей. Как только я забрался на вершину, фамилии продюсеров с афиши исчезли. Сегодня меня очень трудно связать долговременным контрактом. Я никогда не даю никому обязательств больше чем на один год. По ремеслу продюсера я окончил целый университет, так как в свое время целый год просидел над контрактом вместе с продюсером мюзикла "Кошки" и юристом "Иисуса Христа - суперзвезды", составляя контракт для Бродвея.
- Клоунада - это искусство одиночек?
- В нашем деле, когда клоун выходит на сцену или арену, он, как правило, и определяет весь строй спектакля или представления. Но готовят его и участвуют в нем десятки людей. Я всегда ищу для своих постановок людей, которых считают мастерами своего дела независимо от того актер он или осветитель. Мне кажется, что клоунада вообще вбирает в себя все лучшее, что было и есть в культуре и искусстве. Но все это выражает клоун - и только он. Достаточно вспомнить Чаплина, Марсо, Никулина, Енгибарова. Хотя без атмосферы окружающей ему не обойтись.
- Вы не слишком перегружаете глубокомыслием легкомысленное искусство?
- Клоунада не обязательно должна быть только развлечением, хотя главное предназначение любого клоуна, особенно в цирке, чтобы зрители смеялись. Но мне хочется, чтобы, отсмеявшись, зрители задумались над увиденным. Я бы даже рискнул назвать клоунаду своего рода интеллектуальным театром. Потому что для меня она немыслима без философии. Театр же должен быть равным жизни. Если каждый зритель, посмотрев мой спектакль, поймет, что это о нем, то я буду считать, что со своей задачей артиста справился.
- Вы навсегда расстались с Асисяем?
- Тот персонаж, который зрители видят в Snow Show и в фильме "Клоун", - давно не Асисяй. Он, конечно, более депрессивный, но его депрессия - это внешнее выражение его сути. Внутри у него все-таки живет надежда. Это пришло ко мне благодаря Западу. Оказавшись там, мне пришлось самому постигать, чем они живут, о чем думают, на что надеются. И мне стало ясно, что на Западе нет места нашей нежности и душевности. Пришлось нежность прятать глубоко-глубоко. Поэтому у моего "желтого" персонажа если и присутствует нежность, то глубоко в глазах. Она на поверхность никак не пробивается, и зрители ее только предчувствуют. Асисяй же - это чистое нежное существо, как котенок. Я его очень люблю и хорошо к нему отношусь. Но для меня это слово уже детское. Он как плюшевый медвежонок из моего детства. Однако и я вырос, и мои герои тоже выросли. Ведь Асисяем его назвали сами зрители. Для меня же этот персонаж дорог потому, что он родился из моей личной, очень драматичной ситуации. Играя
Асисяя, я изживал собственное горе.
- Уточните, пожалуйста, ваш маршрут до прибытия в Петербург...
- Я приехал сюда из Парижа через Лондон, где сдают экзамены мои дети. Из Лондона перебрался в Берлин, где осматривал театр, в котором мы будем гастролировать два месяца будущей зимой, в декабре. Потом я оказался в Москве, чтобы провести переговоры относительно проекта "Корабль дураков", который надо разместить рядом с "Петром Первым" работы Церетели. Из Москвы проследовал в Петербург.
- Остается только спросить: куда вы отправитесь дальше?
- Во Франкфурт-на-Майне. Там живет один очень хороший режиссер по фамилии Геббельс, с которым мы готовим наш будущий спектакль в Москве. Оттуда еду в Париж. Там в экспериментальном центре разрабатывается новый проект "Реальная природа в центре города", когда нам предстоит разбить живой уголок. А уже из Парижа я отправляюсь в Австралию.
- Вы нечасто произносите слова со сцены. Какие из них для вас самые важные?
- Как можно вместить мир конкретного человека в одно слово? Есть десятка два слов, которые более или менее обставили бы мои желания. Наверное, они и были ключевыми в моей жизни. Это слова: "вдохновение", "мечта", "радость".
- А если попытаться сформулировать жизненный девиз?
- Я клоун, и поэтому мне близок девиз итальянской комедии масок: "Радостная душа".
СЕРГЕЙ ИЛЬЧЕНКО
- Во всей мировой культуре известны только три персонажа, которые были созданы фантазией кинорежиссеров и зафиксированы ими в рисунках. Чарли Чаплин нарисовал своего бродягу Чарли, Федерико Феллини - Джульетту Мазину в роли Джельсомины, Ирина Евтеева нарисовала Славу Полунина в "Клоуне". Как вы себя ощущаете в таком качестве?
- Я оказался в неплохой компании. Клоунов любят рисовать. Что-то такое в них есть, что ускользает от быта и просится на бумагу или на экран. Нарисованный или экранный образ вырывает клоуна из нашей реальности, дает почувствовать его как нечто большее, чем просто персонаж, смешащий зрителей. Мне очень нравится каждый кадр в фильме Иры Евтеевой. Дело не в том, что здесь "я - не я". Ей просто удалось поймать суть образа клоуна. Он получился настоящим именно потому, что нарисован. Камерой нельзя снимать клоунаду. Я потому и запретил снимать свои спектакли, что на пленке выходило совсем не то, что было на сцене. Кинокамера крадет у клоуна его бесконечную сущность. Когда я первый раз увидел рисунки Ирины, то сразу почувствовал, что это тот самый вид искусства, которым я занимаюсь.
- А когда это случилось?
- Это произошло в Америке, когда я был в гостях у моего друга Михаила Шемякина. Он показал мне кассету с фильмом какой-то девушки из Петербурга. Мне все очень понравилось, и я начал его расспрашивать: кто она такая? как ее найти? Позвонил ей в конце концов прямо из Америки и предложил сделать фильм по мотивам моего спектакля. Она согласилась.
- Какова будет дальнейшая судьба фильма "Клоун"?
- Такими вещами должны заниматься профессионалы. Я в этом мало что понимаю. Могу рассказать вам о театре, о законах драматургии, но кино должны заниматься те, кто в этом что-то понимает.
- Как оценили фильм профессионалы?
- На днях я показал "Клоуна" Тонино Гуэрре, и он очень сожалел, что сценарий к нему писал не он.
- Когда-то вы сказали, что не ощущаете себя ни Белым клоуном, ни Рыжим. Но и в спектакле, и в фильме ваш герой носит желтый костюм. Почему?
- Я очень люблю театр Кабуки, как самое магическое, что было создано в истории театра. И всегда старался постичь тайны театральной магии именно через этот вид театра. Его цвет и ритмы наиболее подходят к тому, чем я занимаюсь. Желтый цвет - это цвет тепла человеческой жизни. И в то же время это цвет сумасшествия. Этот цвет напряженный, взламывающий обыденность. Может быть, немного болезненный. То есть это жизнь на грани сумасшествия. Поэтому желтый цвет наиболее точно подходит к характеристике современного состояния клоуна. Красный цвет был популярен в другое время, было у нас и оранжевое небо в одной из песенок. У каждого цвета есть свое время. Для спектакля Snow Show я к желтому цвету добавил еще и синий цвет - цвет вечности.
- Анимация вам ближе, чем игровой кинематограф?
- У меня дома есть целая коллекция мультипликационных фильмов. Все стенки заставлены кассетами. Я по всем странам собираю лучшее из лучшего. Фильмы Ирины Евтеевой входят в десятку моих любимых картин.
Я счастливый человек, что она согласилась работать вместе со мною над фильмом.
- Как складываются ваши планы совместной работы с английским режиссером Терри Гиллиамом?
- Год назад он побывал в России. И я буквально затащил его в мастерскую Юрия Норштейна в два часа ночи. Гиллиам там ходил с разинутым ртом и никак не мог поверить, что на таком оборудовании он создает свои уникальные мультфильмы. Но, наверное, только так и можно создать настоящий фильм, когда каждый кадр рисуешь своими руками. Что касается Гиллиама, то он был в полном восторге от того, что попал в Россию. Наш проект был связан с цирком "Дю Солей". Мы должны были ставить с ним новый спектакль. Однако в цирке сменилось руководство. И пока проект отложен. Но мы все-таки вернемся к нему. У нас уже очень многое нарисовано. Мы предполагаем использовать персонажей Гиллиама и сюжеты моих миниатюр. Но у меня обычно носится в воздухе около десятка подобных проектов.
- Вы нечасто бываете в Петербурге. Какие воспоминания о нашем городе вас посещают чаще всего?
- Cамые светлые воспоминания - это воспоминания о студенческой молодости: надежды, мечты, когда кажется, что все впереди. Целый день - праздник, потом ночи напролет - подготовка к экзаменам, когда приходилось вставлять спички в глаза. Это было потрясающее время учебы в Институте культуры, когда сбывалась моя мечта: ходить по улицам Ленинграда, жить в этом прекрасном городе. Я обожаю этот город. Конечно, я объехал пятьдесят стран, увидел и там красивые места. От этого не стал любить Петербург меньше. Наоборот, стал больше его ценить в сравнении с другими городами. Для меня он был и остался городом, где живут и куда приезжают романтики.
- Ваши будущие планы как-то связаны с нашим городом?
- Я честно пытался "зайти" к городским властям с одним предложением, в котором участвовала и французская сторона. Я уговаривал во Франции импресарио организовать здесь фестиваль цирков. Этот проект еще не до конца разрушился, но от властей я пока не получил ни отрицательного, ни положительного ответа. А пока на будущий год я "вытащил" у своего продюсера три недели летом, чтобы организовать гастроли в России, в том числе и в Петербурге. Надеюсь снова показать Snow Show. В Москве же будет показана премьера нового спектакля.
- В чем, на ваш взгляд, причина такой позиции городских властей?
- Большие проекты делаются всем миром. Здесь же такого единства еще нет, но, надеюсь, когда-нибудь все-таки оно появится.
- Где нынче хранятся ваши чемоданы перед тем, как вы отправляетесь в дальнюю дорогу?
- Теперь, после стольких лет мытарств по городам и весям, я обрел собственный дом в буквальном смысле слова. Под Парижем, в маленькой деревеньке, я купил дом рядом с водяной мельницей. Продюсеры мне оплатили эту покупку с расчетом того, что теперь в течение пяти лет я должен на них работать. Думаю, что отработаю. Зато у меня появился свой собственный уголок. У меня уже зародился замысел прямо там, в естественных декорациях, поставить новый спектакль. Зрители на него будут приезжать прямо из Парижа. В центре города мы установим специальную дверь. Через нее будут проходить люди, предъявляя билеты. Затем они садятся в автобус и приезжают ко мне, в деревню. Я превращаю мой большой сад в театральное пространство приключений. То есть там природа и фантазия объединяются вместе. Правда, пришлось хорошенько потрудиться, чтобы собственноручно расчистить все заросли на многих гектарах. Лет десять в некоторых уголках моего сада никто не бывал. Мы с помощниками, расчищая, обнаружили даже целый выводок кабанов.
- Вы гастролировали на всех континентах, во многих странах. То есть у вас громадный опыт общения с публикой. Где зрителей легче всего рассмешить и расстрогать?
- Больше всех плачут на спектаклях русские, их легко растрогать. Порою такая реакция доводит до конфликтов. В Лондоне у меня не раз бывали такие ситуации, когда рядом сидели англичанин и русский. Наш переживает чуть ли не до слез, а англичанин громко смеется. И наш, естественно, спрашивает соседа: "Что ты все время ржешь? Что ты там смешного увидел?" Англичанин смотрит и видит иронию и абсурд, а русский человек воспринимает спектакль сердцем, душою. Он сопереживает и сострадает его персонажам, их судьбе. Легче всего рассмешить канадцев и австралийцев. Может быть, еще чехи очень смешливы. И у нас, в Сибири, тоже хорошо и радостно смеются. Вот эти четыре места, где люди любят смеяться.
- Почему?
- Потому, что люди простые и открытые, которые сразу включаются в соответствующую атмосферу.
- Вам не надоело мотаться по всему свету с гастролями? Ведь накапливается усталость, оттого что играешь один и тот же спектакль много лет подряд?
- Отнюдь. На каждый спектакль я иду как на свидание. Своими театральными делами занимаюсь сам и потому научился строить свое театральное дело так, чтобы его любить, а не ненавидеть. Если ты ставишь спектакль, который не любишь, то потом тебе будет тяжело его "работать". Я люблю все свои спектакли. Если чувствую, что надоедаю людям своим спектаклем, то прекращаю его играть и ставлю новый. Бывает усталость от сложности дел, которые нужно сделать для того, чтобы в конце концов выпустить спектакль. Я стараюсь запускать работу одновременно над несколькими проектами. И никто никогда не знает, какой из них вырвется вперед. Бывает, что десять лет работаешь над проектом, а он никак не двигается. А порою вдруг все получается с тем проектом, который казался абсолютно безнадежным.
- Как же вы отдыхаете?
- Я выбил в своем графике один выходной в неделю. Чаще всего это понедельник. Чаще всего его и отбирают. Но раз в месяц я все же выцарапываю возможность отдохнуть. Стараюсь уехать куда-нибудь на природу, подальше от всех дел. Вместе с семьей. Я же родом из Орловской области, из маленького городка, то есть я практически деревенский человек. И мне в городе не хватает речки, леса, лужайки и травы.
- Помогают ли вам продюсеры?
- Однажды на афише моего лондонского спектакля я насчитал фамилии двенадцати продюсеров. Они были напечатаны в столбик. Для того чтобы подняться на вершину, требуется помощь большого количества людей. Как только я забрался на вершину, фамилии продюсеров с афиши исчезли. Сегодня меня очень трудно связать долговременным контрактом. Я никогда не даю никому обязательств больше чем на один год. По ремеслу продюсера я окончил целый университет, так как в свое время целый год просидел над контрактом вместе с продюсером мюзикла "Кошки" и юристом "Иисуса Христа - суперзвезды", составляя контракт для Бродвея.
- Клоунада - это искусство одиночек?
- В нашем деле, когда клоун выходит на сцену или арену, он, как правило, и определяет весь строй спектакля или представления. Но готовят его и участвуют в нем десятки людей. Я всегда ищу для своих постановок людей, которых считают мастерами своего дела независимо от того актер он или осветитель. Мне кажется, что клоунада вообще вбирает в себя все лучшее, что было и есть в культуре и искусстве. Но все это выражает клоун - и только он. Достаточно вспомнить Чаплина, Марсо, Никулина, Енгибарова. Хотя без атмосферы окружающей ему не обойтись.
- Вы не слишком перегружаете глубокомыслием легкомысленное искусство?
- Клоунада не обязательно должна быть только развлечением, хотя главное предназначение любого клоуна, особенно в цирке, чтобы зрители смеялись. Но мне хочется, чтобы, отсмеявшись, зрители задумались над увиденным. Я бы даже рискнул назвать клоунаду своего рода интеллектуальным театром. Потому что для меня она немыслима без философии. Театр же должен быть равным жизни. Если каждый зритель, посмотрев мой спектакль, поймет, что это о нем, то я буду считать, что со своей задачей артиста справился.
- Вы навсегда расстались с Асисяем?
- Тот персонаж, который зрители видят в Snow Show и в фильме "Клоун", - давно не Асисяй. Он, конечно, более депрессивный, но его депрессия - это внешнее выражение его сути. Внутри у него все-таки живет надежда. Это пришло ко мне благодаря Западу. Оказавшись там, мне пришлось самому постигать, чем они живут, о чем думают, на что надеются. И мне стало ясно, что на Западе нет места нашей нежности и душевности. Пришлось нежность прятать глубоко-глубоко. Поэтому у моего "желтого" персонажа если и присутствует нежность, то глубоко в глазах. Она на поверхность никак не пробивается, и зрители ее только предчувствуют. Асисяй же - это чистое нежное существо, как котенок. Я его очень люблю и хорошо к нему отношусь. Но для меня это слово уже детское. Он как плюшевый медвежонок из моего детства. Однако и я вырос, и мои герои тоже выросли. Ведь Асисяем его назвали сами зрители. Для меня же этот персонаж дорог потому, что он родился из моей личной, очень драматичной ситуации. Играя
Асисяя, я изживал собственное горе.
- Уточните, пожалуйста, ваш маршрут до прибытия в Петербург...
- Я приехал сюда из Парижа через Лондон, где сдают экзамены мои дети. Из Лондона перебрался в Берлин, где осматривал театр, в котором мы будем гастролировать два месяца будущей зимой, в декабре. Потом я оказался в Москве, чтобы провести переговоры относительно проекта "Корабль дураков", который надо разместить рядом с "Петром Первым" работы Церетели. Из Москвы проследовал в Петербург.
- Остается только спросить: куда вы отправитесь дальше?
- Во Франкфурт-на-Майне. Там живет один очень хороший режиссер по фамилии Геббельс, с которым мы готовим наш будущий спектакль в Москве. Оттуда еду в Париж. Там в экспериментальном центре разрабатывается новый проект "Реальная природа в центре города", когда нам предстоит разбить живой уголок. А уже из Парижа я отправляюсь в Австралию.
- Вы нечасто произносите слова со сцены. Какие из них для вас самые важные?
- Как можно вместить мир конкретного человека в одно слово? Есть десятка два слов, которые более или менее обставили бы мои желания. Наверное, они и были ключевыми в моей жизни. Это слова: "вдохновение", "мечта", "радость".
- А если попытаться сформулировать жизненный девиз?
- Я клоун, и поэтому мне близок девиз итальянской комедии масок: "Радостная душа".
СЕРГЕЙ ИЛЬЧЕНКО