Культура
ВСЕ РАЗРЕШЕНО?
31 май
Объединяло ушедших и еще одно: высокий нравственный авторитет. Не стоит село без праведника - это про них.
Сам я рос, как и все шестидесятники, в эпоху разлагающейся, вороватой, трусливо-жестокой диктатуры. Тем не менее на поколение жаловаться грех - выстояли, окрепли, сплотились и сделали все, от наc зависящее, чтобы россияне наконец-то стали свободными людьми, а великая страна перестала смотреться в мире злобным оборванцем с ядерной дубиной за спиной. Почему же это удалось? Причины разные, но, возможно, главная одна: было вокруг кого сплотиться. Бюрократия казалась всесильной - но существовала сфера, в которую путь ей был заказан. Непререкаемым нравственным авторитетом обладали не министры и члены ЦК, не полуграмотные, а то и дебильные генсеки, а люди, чей талант и совесть были выше любой титулованности. Их имена знает вся Россия: Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, Константин Паустовский, Илья Эренбург, Дмитрий Шостакович, Александр Твардовский, Анна Ахматова, Борис Пастернак, Петр Капица, Александр Солженицын, Булат Окуджава, Аркадий Райкин, Георгий Товстоногов, Василий Гроссман, Олег Ефремов, Иосиф Бродский, Михаил Ульянов, Лев Ландау, Святослав Федоров - этот список легко продолжить.
Великое счастье России, что на переломе эпох, среди сумятицы и хаоса, когда высокие партийные чиновники бежали из брошенных кабинетов с казенными телефонами в портфелях, а "демократы" с многолетним цековским стажем торопились занять выгодные кресла, в стране оказались люди с незапятнанной репутацией, уважаемые миллионами сограждан. Политиков в середине восьмидесятых в государстве практически не было - были чиновники, чей вес определялся положением кресла. Не потому ли в первом избранном парламенте оказалось так много поэтов и актеров - их знали не по должностям, а по стихам и ролям. Не бог весть что, но все-таки - хотя бы личное благородство не вызывало сомнений...
Сколько-то лет назад Давид Самойлов, фронтовик и очень крупный поэт, опубликовал восемь строк, которые и сегодня не идут из головы:
Вот и все. Смежили очи гении.
И когда померкли небеса,
Словно в опустевшем помещении
Стали слышны наши голоса.
Тянем, тянем слово залежалое,
Говорим и вяло, и темно.
Как нас чествуют и как нас жалуют!
Нету их. И все разрешено.
Так что же происходит у нас и с нами?
Страна выходит из кризиса, пожалуй, уже вышла, растет производство, с каждым годом живем хоть чуть-чуть, но лучше. Однако подкрадывается, подкрадывается постепенно к нашей с вами родине очень серьезная беда. Один за другим уходят люди, которым можно было верить без всяких сомнений. Уходят праведники, без которых не стоит село.
О первом президенте России говорили всякое, и часто по делу: и пил, и премьеров менял раз в квартал, и оркестром дирижировал. Но была у Бориса Николаевича многое оправдывающая черта - он понимал, что великой стране нужны не только властители регионов и ведомств - еще больше нужны властители дум. Нужны люди, на которых держится нравственность народа. Он гордился дружбой Дмитрия Лихачева и Мстислава Растроповича, он, оказавшись в Красноярске, заехал в Овсянку к Виктору Астафьеву, он мог на полчаса отложить начало встречи с уже собравшимися писателями, дожидаясь застрявшего в пробке Булата Окуджаву. Он знал, что эпохи, по крайней мере в России, называют именами не царей и президентов.
Сохранится ли традиция? Не знаю. Когда в Красноярске депутаты-коммунисты отказали в жалкой пенсии смертельно больному Виктору Астафьеву, они ведь не испугались, что отныне и навек от их имен будет разить навозом. Значит - можно. Значит - разрешено. Значит, провинциальным дантесам не заказано поднять пистолет на Пушкина. Значит, не сложилось еще в нашем обществе то убийственное презрение к хамству, которое одно только и способно защитить российскую культуру от чиновного быдла. Значит, есть поводы тревожиться за судьбу страны.
И сегодня хватает талантливых людей, которыми можно гордиться, - мы и гордимся. Но что-то в обществе изменилось. Кого нынче без оговорок назвать властителем дум?
Боюсь, должность вакантна. А это очень тревожно. Когда в стране нет властителей дум, просто властители распоясываются.
Девятнадцатый век в России выдался трудным, из всех самодержцев чувствовал время разве что Александр Второй. Но и при прочих правителях, слабых и лукавых, туповатых и амбициозных, российское общество не только не распалось, но, наоборот, встало на ноги, обрело достоинство и решительно поставило служение народу выше служения власти. Пушкин, а не Николай определил путь России. А к концу столетия самым влиятельным человеком в империи был не второй Николай, а, конечно же, Лев Толстой.
Именно равновесие между властителями государства и властителями дум обеспечивает стабильность - иначе страна хромает.
Так сложилось, что в России умами народа владела прежде всего литература. В какой-то мере эта традиция существует - но она уже на излете. Самые уважаемые писатели, чье слово и сегодня весит немало, уже в том возрасте, когда рискованно строить планы на отдаленное будущее. Что же будет завтра?
Когда-то Пастернак написал о "вакансии поэта" - "она опасна, если не пуста". Борис Леонидович был прав. Но когда вакансия пуста, это еще опасней. За российское государство можно не беспокоиться: и президент, и министры, и губернаторы, и прочие властители у нас будут. А вот будут ли властители дум? Кто займет свято место? Филипп Киркоров? Алсу? "Отпетые мошенники" в полном составе?
ЛЕОНИД ЖУХОВИЦКИЙ, писатель
Сам я рос, как и все шестидесятники, в эпоху разлагающейся, вороватой, трусливо-жестокой диктатуры. Тем не менее на поколение жаловаться грех - выстояли, окрепли, сплотились и сделали все, от наc зависящее, чтобы россияне наконец-то стали свободными людьми, а великая страна перестала смотреться в мире злобным оборванцем с ядерной дубиной за спиной. Почему же это удалось? Причины разные, но, возможно, главная одна: было вокруг кого сплотиться. Бюрократия казалась всесильной - но существовала сфера, в которую путь ей был заказан. Непререкаемым нравственным авторитетом обладали не министры и члены ЦК, не полуграмотные, а то и дебильные генсеки, а люди, чей талант и совесть были выше любой титулованности. Их имена знает вся Россия: Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, Константин Паустовский, Илья Эренбург, Дмитрий Шостакович, Александр Твардовский, Анна Ахматова, Борис Пастернак, Петр Капица, Александр Солженицын, Булат Окуджава, Аркадий Райкин, Георгий Товстоногов, Василий Гроссман, Олег Ефремов, Иосиф Бродский, Михаил Ульянов, Лев Ландау, Святослав Федоров - этот список легко продолжить.
Великое счастье России, что на переломе эпох, среди сумятицы и хаоса, когда высокие партийные чиновники бежали из брошенных кабинетов с казенными телефонами в портфелях, а "демократы" с многолетним цековским стажем торопились занять выгодные кресла, в стране оказались люди с незапятнанной репутацией, уважаемые миллионами сограждан. Политиков в середине восьмидесятых в государстве практически не было - были чиновники, чей вес определялся положением кресла. Не потому ли в первом избранном парламенте оказалось так много поэтов и актеров - их знали не по должностям, а по стихам и ролям. Не бог весть что, но все-таки - хотя бы личное благородство не вызывало сомнений...
Сколько-то лет назад Давид Самойлов, фронтовик и очень крупный поэт, опубликовал восемь строк, которые и сегодня не идут из головы:
Вот и все. Смежили очи гении.
И когда померкли небеса,
Словно в опустевшем помещении
Стали слышны наши голоса.
Тянем, тянем слово залежалое,
Говорим и вяло, и темно.
Как нас чествуют и как нас жалуют!
Нету их. И все разрешено.
Так что же происходит у нас и с нами?
Страна выходит из кризиса, пожалуй, уже вышла, растет производство, с каждым годом живем хоть чуть-чуть, но лучше. Однако подкрадывается, подкрадывается постепенно к нашей с вами родине очень серьезная беда. Один за другим уходят люди, которым можно было верить без всяких сомнений. Уходят праведники, без которых не стоит село.
О первом президенте России говорили всякое, и часто по делу: и пил, и премьеров менял раз в квартал, и оркестром дирижировал. Но была у Бориса Николаевича многое оправдывающая черта - он понимал, что великой стране нужны не только властители регионов и ведомств - еще больше нужны властители дум. Нужны люди, на которых держится нравственность народа. Он гордился дружбой Дмитрия Лихачева и Мстислава Растроповича, он, оказавшись в Красноярске, заехал в Овсянку к Виктору Астафьеву, он мог на полчаса отложить начало встречи с уже собравшимися писателями, дожидаясь застрявшего в пробке Булата Окуджаву. Он знал, что эпохи, по крайней мере в России, называют именами не царей и президентов.
Сохранится ли традиция? Не знаю. Когда в Красноярске депутаты-коммунисты отказали в жалкой пенсии смертельно больному Виктору Астафьеву, они ведь не испугались, что отныне и навек от их имен будет разить навозом. Значит - можно. Значит - разрешено. Значит, провинциальным дантесам не заказано поднять пистолет на Пушкина. Значит, не сложилось еще в нашем обществе то убийственное презрение к хамству, которое одно только и способно защитить российскую культуру от чиновного быдла. Значит, есть поводы тревожиться за судьбу страны.
И сегодня хватает талантливых людей, которыми можно гордиться, - мы и гордимся. Но что-то в обществе изменилось. Кого нынче без оговорок назвать властителем дум?
Боюсь, должность вакантна. А это очень тревожно. Когда в стране нет властителей дум, просто властители распоясываются.
Девятнадцатый век в России выдался трудным, из всех самодержцев чувствовал время разве что Александр Второй. Но и при прочих правителях, слабых и лукавых, туповатых и амбициозных, российское общество не только не распалось, но, наоборот, встало на ноги, обрело достоинство и решительно поставило служение народу выше служения власти. Пушкин, а не Николай определил путь России. А к концу столетия самым влиятельным человеком в империи был не второй Николай, а, конечно же, Лев Толстой.
Именно равновесие между властителями государства и властителями дум обеспечивает стабильность - иначе страна хромает.
Так сложилось, что в России умами народа владела прежде всего литература. В какой-то мере эта традиция существует - но она уже на излете. Самые уважаемые писатели, чье слово и сегодня весит немало, уже в том возрасте, когда рискованно строить планы на отдаленное будущее. Что же будет завтра?
Когда-то Пастернак написал о "вакансии поэта" - "она опасна, если не пуста". Борис Леонидович был прав. Но когда вакансия пуста, это еще опасней. За российское государство можно не беспокоиться: и президент, и министры, и губернаторы, и прочие властители у нас будут. А вот будут ли властители дум? Кто займет свято место? Филипп Киркоров? Алсу? "Отпетые мошенники" в полном составе?
ЛЕОНИД ЖУХОВИЦКИЙ, писатель
