Общество
В ПОГОНЕ ЗА ГЕНЕРАЛЬНЫМ CРАЖЕНИЕМ
17 августа
Но это будет несколько позже. А пока что (и это во-вторых) в этот день на подступах к Смоленску наступает кульминация сражения за этот древний русский город - незадолго до этого обеим нашим Западным армиям удалось наконец-то в нем соединиться. Соединиться, несмотря на то что с самого начала войны все силы первого эшелона корпусов великой армии (440 тысяч человек), развернутого в трех группах вдоль русской границы на фронте в 300 километров, помноженные на весь незаурядный полководческий талант Наполеона, пытались этому помешать.
Следуя своему плану навязать основным силам русских войск генеральное сражение еще в приграничье, Наполеон сразу же погнался за 120-тысячной первой Западной армией под командованием военного министра, генерала от инфантерии Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. А чтобы не дать ему соединиться с 50-тысячной 2-й Западной армией под командованием генерала от инфантерии Петра Ивановича Багратиона, направил между ними корпус маршала Даву. Но обе армии, искусно маневрируя, упрямо продолжали следовать первоначальному плану, разработанному, напомним, еще в 1810 году в недрах военного министерства под руководством Барклая: "продлить войну по возможности" и "при отступлении нашем всегда оставлять за собою опустошенный край". Более того, следуя ему, русские войска смогли еще и нанести противнику ряд серьезных поражений под Вилькомиром, Клястицами, Миром, Романовом, не на шутку "огрызнуться" под Островно и Салтановкой.
ОШИБКА МЛАДШЕГО БРАТА
Правда, были на этом полном трудностей пути вглубь России и две настолько критических ситуации, что, по единодушному признанию специалистов, и война, историю которой мы теперь с гордостью вспоминаем, могла бы закончиться совершенно иначе. Первая из них сложилась, когда Даву удалось занять Минск и отрезать таким образом Багратиону путь на север. Ситуация усугублялась еще и тем, что с юга наперерез ему с тремя корпусами двигался Жером Бонапарт. И по расчетам его старшего брата, вскоре у Несвижска он должен был замкнуть кольцо вокруг второй армии. Но здесь, на счастье Багратиона, в историю вмешался такой фактор, как легкомысленность младшего из семейства Бонапартов, - Жером попросту "загулял" на четыре дня в Гродно, и 2-й Западной армии удалось уйти. "Все плоды моих маневров и прекраснейший случай, который только мог представиться на войне, потеряны вследствие этого, мягко говоря, странного забвения элементарных правил войны", - в таких выражениях публично отчитал чуть позже Наполеон своего младшего брата за провал операции и с досады подчинил тогда Вестфальского короля Жерома маршалу Луи Николя Даву, который был "всего лишь" герцогом и князем (Ауэрштедтским и Экмюльским соответственно). Жером тут же посчитал себя обиженным и немедленно укатил к себе в Вестфалию, закончив тем самым свое участие в кампании 1812 года.
Вторая же критическая ситуация сложилась, когда обе армии, действовавшие тогда на Рудненском направлении, были уже на подходе к Смоленску. Именно тогда, 1 (13) августа, Наполеон, собрав все силы своей армии в кулак, предпринимает последнюю отчаянную попытку не дать русским соединиться - у Расасны он переводит авангард своих подразделений на левый берег Днепра, и те с юга через Ляды совершают ускоренный марш-бросок к Смоленску, находившемуся в тылу русских войск, а потому и незащищенному. И снова на театре военных действий складывается обстановка, могущая повернуть всю историю войны не в лучшую для нас сторону. Но на следующий день у города Красного путь противнику успевает преградить 27-я пехотная дивизия генерала Неверовского - всего на 6 полков этой дивизии, поддержанной лишь одним драгунским и тремя казачьими полками, обрушились тогда 19 кавалерийских и пехотных полков Мюрата и Нея. И жертвуя собой, приковав к себе главные неприятельские силы, дивизия все-таки сумела тогда выполнить свою задачу, выиграла время для подхода основных русских войск к Смоленску, и утром 3 (15) августа она соединилась здесь с передовыми частями корпуса Раевского. "Я помню, какими глазами мы увидели ее, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом и кровью чести. Каждый штык ее горел лучом бессмертия!" - так написал позднее знаменитый Денис Давыдов, бывший очевидцем вступления дивизии в город. Напомним, кстати, что 3 (15) августа - день рождения Наполеона Бонапарта. И русская армия, несомненно, сумела преподнести "достойный" подарок к его 43-летию!
И вот буквально через день после этого здесь разворачивается сражение, на которое Наполеон опять, в который уже раз, делает ставку как на генеральное. Впрочем, прибыв к этому древнему русскому городу, он поначалу даже откладывает готовившиеся атаки - то ли подхода главных сил русской армии дожидается, рассчитывая разбить их уже не по отдельности, а вместе и сразу, а то ли "празднование" дня рождения на следующее утро сказалось - о том история умалчивает.
Но зато ей, истории, хорошо известно, что Барклай-де-Толли из-за превосходства неприятельских сил опять принимает решение не идти на риск генерального сражения и отдает приказ об отступлении армий по Московской дороге - в первую очередь должна была выступить вторая армия, а затем и первая. А прикрывать отход основных сил поручается знаменитому генералу Раевскому, седьмому корпусу которого, а точнее, входящим в его состав дивизиям Неверовского и Паскевича удается отбросить в контратаках пехоту маршала Нея, которая под прикрытием артиллерийского огня дважды за день достигала контрэскарпа крепости.
"ВСЕ УЖАСЫ ВОЙНЫ"
В ночь на 17 (5) августа корпус Николая Раевского был сменен шестым корпусом под командованием генерала Дохтурова, на усиление которому были приданы две пехотных дивизии - Коновницына и Вюртембергского. Вот им-то и достались все "сливки" этого памятного сражения за Смоленск, когда, по воспоминанию одного из адъютантов знаменитого Коновницына, "все ужасы войны были зримы в наивысшей степени!" Согласно тем же воспоминаниям, "в одиннадцать часов неприятель, устроя колонны, под прикрытием сильной канонады, повел общую со всех сторон на город атаку..." и вот тогда-то русским войскам, оборонявшим древнюю крепость, пришлось более чем туго.
Под ураганным огнем трехсот орудий войска Нея, Даву, Мюрата и Понятовского двинулись в генеральное наступление, и Нею удалось даже овладеть Красненским предместьем. Но, встретив ожесточенное сопротивление русских, атаковать дальше, в направлении Королевского бастиона, он все же не решился. Захлебнулась и атака войск Даву на Молоховские ворота - подкрепленные кавалерией Мюрата, они добились было успеха, но здесь вовремя вмешалась в дело прибывшая на усиление четвертая пехотная дивизия, и Даву был отброшен. Были также отбиты и многократные атаки польских частей маршала Понятовского у Никольского и Рославльского предместий, не удалась попытка противника прорваться к днепровским мостам через Рачевское предместье. И к вечеру, потеряв около 20 тысяч человек, французы вынуждены были отступить.
А ночью, поджигая за собой все, что могло гореть, войска генерала Раевского уходили из древнего форпоста земли русской. Так что наполеоновским войскам, вступившим в город утром 6 (18) августа, как и несколько позже в Москве, достались лишь пожары да головешки. И смоленское сражение, на которое Наполеон возлагал такие большие надежды, опять не привело к желательному для него окончанию войны. Русские армии разгромить так и не удалось - нанеся врагу значительный урон, они отошли по Московской дороге. И французскому императору пришлось теперь крепко задуматься, продолжать войну или нет.
КЛЮЧ, КОТОРЫЙ БЕСПОЛЕЗЕН
С одной стороны, "ключ" к Москве был теперь у него в руках. Но с другой - обширные пространства нашей страны уже успели заставить его настолько растянуть свои коммуникации, что у Смоленска против 110 тысяч русских Наполеон смог выставить лишь 185 тысяч своих бойцов (и это из первоначальной, почти полумиллионной группировки!). Меж тем русские продолжали отступать, война начинала принимать затяжной характер, и великий стратег не мог не понимать, что в дальнейшем эта тенденция будет только сохраняться, в то время как его противник будет наращивать свои силы.
Причем наращивать не только за счет регулярных войск - ведь грабежи и бесчинства захватчиков вызывали гнев и ненависть к оккупантам и среди русских крестьян. Начинало поднимать голову партизанское движение, война превращалась в народную, национально-освободительную, отечественную. И Наполеону, хорошо знакомому с этим явлением по Испании, совсем не "улыбалась" перспектива столкнуться здесь с новой, уже русской "гверильясой".
Вышеприведенные соображения заставили французского императора, теряя драгоценное время, "застрять" в Смоленске на целых шесть дней - именно там он впервые задумался о дальнейших перспективах затеянной им кампании, строя свои поистине наполеоновские планы. "Мы отдохнем, опираясь на этот пункт, - писал он в своих письмах Жозефине, - организуем страну (!) и тогда посмотрим, каково будет Александру... Я поставлю под ружье Польшу, а потом решу, если будет нужно, идти ли на Москву или на Петербург". Параллельно Наполеон через пленного генерала Тучкова впервые пытается вступить в переговоры с Александром. В переданном с генералом письме, предлагая заключить мир, он угрожает на случай отказа: Москва непременно будет занята, а это обесчестит русских, ибо "занятая неприятелем столица похожа на девку, потерявшую честь. Что хочешь потом делай, но честь не вернешь!" Но Александр и на это предложение, и на все последующие, выдержанные уже в более подобающем тоне, ответить не пожелал.
К тому времени выяснилось, что зазимовать в Смоленске не получится, ибо русская армия, отступая, настолько хорошо постаралась "оставлять за собою опустошенный край", что за счет местных ресурсов прокормиться было бы невозможно. А подвоз провианта из Европы сулил настолько чрезмерные расходы и трудности, что впору было задуматься о прекращении не только одной кампании, но и всей войны в целом.
И в ночь на 25 (13) августа Наполеон неожиданно для своих маршалов приказывает выступать из Смоленска. Выступать навстречу Бородину, пылающей Москве, Малоярославцу и старой Смоленской дороге, закончившейся, как известно, Березиной. Но об этом в наших следующих публикациях.
АЛЕКСАНДР СЕЛИЦКИЙ
Следуя своему плану навязать основным силам русских войск генеральное сражение еще в приграничье, Наполеон сразу же погнался за 120-тысячной первой Западной армией под командованием военного министра, генерала от инфантерии Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. А чтобы не дать ему соединиться с 50-тысячной 2-й Западной армией под командованием генерала от инфантерии Петра Ивановича Багратиона, направил между ними корпус маршала Даву. Но обе армии, искусно маневрируя, упрямо продолжали следовать первоначальному плану, разработанному, напомним, еще в 1810 году в недрах военного министерства под руководством Барклая: "продлить войну по возможности" и "при отступлении нашем всегда оставлять за собою опустошенный край". Более того, следуя ему, русские войска смогли еще и нанести противнику ряд серьезных поражений под Вилькомиром, Клястицами, Миром, Романовом, не на шутку "огрызнуться" под Островно и Салтановкой.
ОШИБКА МЛАДШЕГО БРАТА
Правда, были на этом полном трудностей пути вглубь России и две настолько критических ситуации, что, по единодушному признанию специалистов, и война, историю которой мы теперь с гордостью вспоминаем, могла бы закончиться совершенно иначе. Первая из них сложилась, когда Даву удалось занять Минск и отрезать таким образом Багратиону путь на север. Ситуация усугублялась еще и тем, что с юга наперерез ему с тремя корпусами двигался Жером Бонапарт. И по расчетам его старшего брата, вскоре у Несвижска он должен был замкнуть кольцо вокруг второй армии. Но здесь, на счастье Багратиона, в историю вмешался такой фактор, как легкомысленность младшего из семейства Бонапартов, - Жером попросту "загулял" на четыре дня в Гродно, и 2-й Западной армии удалось уйти. "Все плоды моих маневров и прекраснейший случай, который только мог представиться на войне, потеряны вследствие этого, мягко говоря, странного забвения элементарных правил войны", - в таких выражениях публично отчитал чуть позже Наполеон своего младшего брата за провал операции и с досады подчинил тогда Вестфальского короля Жерома маршалу Луи Николя Даву, который был "всего лишь" герцогом и князем (Ауэрштедтским и Экмюльским соответственно). Жером тут же посчитал себя обиженным и немедленно укатил к себе в Вестфалию, закончив тем самым свое участие в кампании 1812 года.
Вторая же критическая ситуация сложилась, когда обе армии, действовавшие тогда на Рудненском направлении, были уже на подходе к Смоленску. Именно тогда, 1 (13) августа, Наполеон, собрав все силы своей армии в кулак, предпринимает последнюю отчаянную попытку не дать русским соединиться - у Расасны он переводит авангард своих подразделений на левый берег Днепра, и те с юга через Ляды совершают ускоренный марш-бросок к Смоленску, находившемуся в тылу русских войск, а потому и незащищенному. И снова на театре военных действий складывается обстановка, могущая повернуть всю историю войны не в лучшую для нас сторону. Но на следующий день у города Красного путь противнику успевает преградить 27-я пехотная дивизия генерала Неверовского - всего на 6 полков этой дивизии, поддержанной лишь одним драгунским и тремя казачьими полками, обрушились тогда 19 кавалерийских и пехотных полков Мюрата и Нея. И жертвуя собой, приковав к себе главные неприятельские силы, дивизия все-таки сумела тогда выполнить свою задачу, выиграла время для подхода основных русских войск к Смоленску, и утром 3 (15) августа она соединилась здесь с передовыми частями корпуса Раевского. "Я помню, какими глазами мы увидели ее, подходившую к нам в облаках пыли и дыма, покрытую потом и кровью чести. Каждый штык ее горел лучом бессмертия!" - так написал позднее знаменитый Денис Давыдов, бывший очевидцем вступления дивизии в город. Напомним, кстати, что 3 (15) августа - день рождения Наполеона Бонапарта. И русская армия, несомненно, сумела преподнести "достойный" подарок к его 43-летию!
И вот буквально через день после этого здесь разворачивается сражение, на которое Наполеон опять, в который уже раз, делает ставку как на генеральное. Впрочем, прибыв к этому древнему русскому городу, он поначалу даже откладывает готовившиеся атаки - то ли подхода главных сил русской армии дожидается, рассчитывая разбить их уже не по отдельности, а вместе и сразу, а то ли "празднование" дня рождения на следующее утро сказалось - о том история умалчивает.
Но зато ей, истории, хорошо известно, что Барклай-де-Толли из-за превосходства неприятельских сил опять принимает решение не идти на риск генерального сражения и отдает приказ об отступлении армий по Московской дороге - в первую очередь должна была выступить вторая армия, а затем и первая. А прикрывать отход основных сил поручается знаменитому генералу Раевскому, седьмому корпусу которого, а точнее, входящим в его состав дивизиям Неверовского и Паскевича удается отбросить в контратаках пехоту маршала Нея, которая под прикрытием артиллерийского огня дважды за день достигала контрэскарпа крепости.
"ВСЕ УЖАСЫ ВОЙНЫ"
В ночь на 17 (5) августа корпус Николая Раевского был сменен шестым корпусом под командованием генерала Дохтурова, на усиление которому были приданы две пехотных дивизии - Коновницына и Вюртембергского. Вот им-то и достались все "сливки" этого памятного сражения за Смоленск, когда, по воспоминанию одного из адъютантов знаменитого Коновницына, "все ужасы войны были зримы в наивысшей степени!" Согласно тем же воспоминаниям, "в одиннадцать часов неприятель, устроя колонны, под прикрытием сильной канонады, повел общую со всех сторон на город атаку..." и вот тогда-то русским войскам, оборонявшим древнюю крепость, пришлось более чем туго.
Под ураганным огнем трехсот орудий войска Нея, Даву, Мюрата и Понятовского двинулись в генеральное наступление, и Нею удалось даже овладеть Красненским предместьем. Но, встретив ожесточенное сопротивление русских, атаковать дальше, в направлении Королевского бастиона, он все же не решился. Захлебнулась и атака войск Даву на Молоховские ворота - подкрепленные кавалерией Мюрата, они добились было успеха, но здесь вовремя вмешалась в дело прибывшая на усиление четвертая пехотная дивизия, и Даву был отброшен. Были также отбиты и многократные атаки польских частей маршала Понятовского у Никольского и Рославльского предместий, не удалась попытка противника прорваться к днепровским мостам через Рачевское предместье. И к вечеру, потеряв около 20 тысяч человек, французы вынуждены были отступить.
А ночью, поджигая за собой все, что могло гореть, войска генерала Раевского уходили из древнего форпоста земли русской. Так что наполеоновским войскам, вступившим в город утром 6 (18) августа, как и несколько позже в Москве, достались лишь пожары да головешки. И смоленское сражение, на которое Наполеон возлагал такие большие надежды, опять не привело к желательному для него окончанию войны. Русские армии разгромить так и не удалось - нанеся врагу значительный урон, они отошли по Московской дороге. И французскому императору пришлось теперь крепко задуматься, продолжать войну или нет.
КЛЮЧ, КОТОРЫЙ БЕСПОЛЕЗЕН
С одной стороны, "ключ" к Москве был теперь у него в руках. Но с другой - обширные пространства нашей страны уже успели заставить его настолько растянуть свои коммуникации, что у Смоленска против 110 тысяч русских Наполеон смог выставить лишь 185 тысяч своих бойцов (и это из первоначальной, почти полумиллионной группировки!). Меж тем русские продолжали отступать, война начинала принимать затяжной характер, и великий стратег не мог не понимать, что в дальнейшем эта тенденция будет только сохраняться, в то время как его противник будет наращивать свои силы.
Причем наращивать не только за счет регулярных войск - ведь грабежи и бесчинства захватчиков вызывали гнев и ненависть к оккупантам и среди русских крестьян. Начинало поднимать голову партизанское движение, война превращалась в народную, национально-освободительную, отечественную. И Наполеону, хорошо знакомому с этим явлением по Испании, совсем не "улыбалась" перспектива столкнуться здесь с новой, уже русской "гверильясой".
Вышеприведенные соображения заставили французского императора, теряя драгоценное время, "застрять" в Смоленске на целых шесть дней - именно там он впервые задумался о дальнейших перспективах затеянной им кампании, строя свои поистине наполеоновские планы. "Мы отдохнем, опираясь на этот пункт, - писал он в своих письмах Жозефине, - организуем страну (!) и тогда посмотрим, каково будет Александру... Я поставлю под ружье Польшу, а потом решу, если будет нужно, идти ли на Москву или на Петербург". Параллельно Наполеон через пленного генерала Тучкова впервые пытается вступить в переговоры с Александром. В переданном с генералом письме, предлагая заключить мир, он угрожает на случай отказа: Москва непременно будет занята, а это обесчестит русских, ибо "занятая неприятелем столица похожа на девку, потерявшую честь. Что хочешь потом делай, но честь не вернешь!" Но Александр и на это предложение, и на все последующие, выдержанные уже в более подобающем тоне, ответить не пожелал.
К тому времени выяснилось, что зазимовать в Смоленске не получится, ибо русская армия, отступая, настолько хорошо постаралась "оставлять за собою опустошенный край", что за счет местных ресурсов прокормиться было бы невозможно. А подвоз провианта из Европы сулил настолько чрезмерные расходы и трудности, что впору было задуматься о прекращении не только одной кампании, но и всей войны в целом.
И в ночь на 25 (13) августа Наполеон неожиданно для своих маршалов приказывает выступать из Смоленска. Выступать навстречу Бородину, пылающей Москве, Малоярославцу и старой Смоленской дороге, закончившейся, как известно, Березиной. Но об этом в наших следующих публикациях.
АЛЕКСАНДР СЕЛИЦКИЙ
