Общество
ДЕТСКИЕ ИГРЫ ВЗРОСЛЫХ ЛЮДЕЙ
12 сентября
"Эскадр-р-рон!" - комэска так долго тянет раскатистое "р", что успеваешь потуже затянуть на запястье узкий ремешок темляка и поплотнее ухватить холодную рукоять сабли. "Пик-ки на руку, сабли наго-ло!" - последний слог команды буквально тонет в стальном шелесте сотни клинков, одновременно "пошедших" из ножен. "В атаку, рысью, ма-арш-марш!" - рука командира, сверкнув на солнце клинком, резко опускается вниз, и сотня наездников устремляется вперед. Буквально через десяток шагов застоявшиеся лошади сами по себе без всяких понуканий хлыстом или шенкелем переходят на карьерный галоп, стройная линия, в которую перед атакой был вытянут сводный эскадрон, ломается - и вот по полю уже несется неудержимым потоком грозный массив кавалерийской лавы!
Нет, не бывавшие никогда в кавалерийской атаке, пусть даже потешной, вряд ли поймут когда-нибудь ощущения, которые переполняют того, кто находится в седле. Грохот и дым пушечных выстрелов, топот сотен копыт по высохшей без дождей почве, сверкание клинков на солнце, нетерпеливые лошадиные всхрапы... А по восторженным выражениям лиц скачущих рядом наездников ты без всякого зеркала легко сможешь понять, как выглядит и собственная твоя физиономия! Вернее - верхняя физиономия существа, в которое ты слился сейчас со своим "буцефалом" - от шипов на подковах до самого кончика клинка. Слился для того, чтобы нестись по полю, упиваясь бешеной скачкой и не думая ни о чем: "Пусть лошадь думает, у ней голова большая".
Меж тем впереди, навстречу, неумолимо несется точно такая же лава одержимых. Разноцветные яркие мундиры и кирасы "противника", развевающиеся по ветру плюмажи с каждым мгновением все крупнее, и ты уже можешь разглядеть и каждый шнур на доломане какого-нибудь гусара-ахтырца, и его усы, грозно топорщащиеся под козырьком черного кивера. Скорость сближения достигает 80 км/час. Еще несколько мгновений и... Ох, многие попа‘дают из седел, воплощая в реальности короткую и емкую фразу: "Смешались в кучу кони, люди..." - автор ее, лейб-гусар Михаил Лермонтов, будучи сам отменным наездником и рубакой, знал, о чем писал.
Впрочем, тем, кому удалось удержаться в седле (а таких, к чести наездников, все-таки подавляющее большинство), тоже сейчас мало не покажется. Ибо пойдет самая настоящая рубка, и пропущенный сабельный удар (хорошо хоть затачивать оружие среди участников военно-исторических реконструкций не принято) - это, поверьте, очень больно. Ведь рубятся у нас, несмотря на то что баталия потешная, по-настоящему, "без дураков", от души. И отрубленные в таких схватках пальцы, увы, не такая большая редкость.
Правда, на этот раз ранения довелось получить не кому-нибудь из кавалеристов (что случается чаще всего), а двум артиллеристам из русского лагеря. Причем настолько тяжелые, что один из них, семнадцатилетний парень, оказался в реанимации... Это произошло накануне баталии, на субботней репетиции, когда неожиданно для всех одна из пушек произвела самопроизвольный выстрел. Выстрел произошел в тот момент, когда артиллерист заталкивал банником в орудие очередной картуз с пороховым зарядом - видимо, он плохо прочистил ствол после предыдущего выстрела, там еще могли оставаться тлеющие остатки ткани, от которых и воспламенился порох.
В общем, как бы то ни было, а орудие выстрелило этим самым банником, который мало того что повредил руки торопливому артиллеристу, так еще, пролетев добрую половину поля, проткнул руку и вонзился в живот ничего не подозревающему бедолаге! Потом, когда приехала "скорая", врачам пришлось искать ножовку, чтобы отпилить деревянную рукоять, мешавшую положить раненого в машину. Так он и уехал в больницу - с рукой, пришпиленной остатками банника к животу.
Понятно, что подобное происшествие не могло не подействовать угнетающе на всех участников предстоящей реконструкции. Однако на следующее утро в лагерь пришло известие, что все обошлось - остатки банника из живота раненого извлекли, и, хотя он все еще находился в реанимации, врачи оценивали его состояние как "стабильное". Так что на Бородинское поле народ собирался уже повеселевшим, и сама реконструкция, в которой было задействовано около трех тысяч участников (не считая десятков тысяч зрителей, поддерживавших "сражающихся" криками: "Шайбу, шайбу!"), прошла, как всегда, весело и на подъеме. И ту ее часть, которую можно было разглядеть со скрипучего гусарского седла, корреспондент "НВ" уже живописал как умел.
После чего с чувством выполненного долга отправился на бивуак - водку пить да разговоры разговаривать с такими же потешными вояками. Ведь ночные бдения у костра, сопровождаемые то песнями под гитару, то разговорами по душам, - это тоже непременные составляющие традиционных военно-исторических фестивалей близ подмосковного села Бородино. И хотя есть среди них и те, кто "заигрался в войнушку" и уже не совсем понимает, в какой эпохе живет, для подавляющего большинства участие в подобных реконструкциях не что иное, как одно из непредосудительных мужских развлечений: экстремальные походы, рыбалка, охота. Только развлечения эти окрашены в непреодолимо влекущие яркие цвета, с которыми неразрывно связана в сознании большинства героическая и блестящая эпоха наполеоновских войн.
Александр СЕЛИЦКИЙ
Нет, не бывавшие никогда в кавалерийской атаке, пусть даже потешной, вряд ли поймут когда-нибудь ощущения, которые переполняют того, кто находится в седле. Грохот и дым пушечных выстрелов, топот сотен копыт по высохшей без дождей почве, сверкание клинков на солнце, нетерпеливые лошадиные всхрапы... А по восторженным выражениям лиц скачущих рядом наездников ты без всякого зеркала легко сможешь понять, как выглядит и собственная твоя физиономия! Вернее - верхняя физиономия существа, в которое ты слился сейчас со своим "буцефалом" - от шипов на подковах до самого кончика клинка. Слился для того, чтобы нестись по полю, упиваясь бешеной скачкой и не думая ни о чем: "Пусть лошадь думает, у ней голова большая".
Меж тем впереди, навстречу, неумолимо несется точно такая же лава одержимых. Разноцветные яркие мундиры и кирасы "противника", развевающиеся по ветру плюмажи с каждым мгновением все крупнее, и ты уже можешь разглядеть и каждый шнур на доломане какого-нибудь гусара-ахтырца, и его усы, грозно топорщащиеся под козырьком черного кивера. Скорость сближения достигает 80 км/час. Еще несколько мгновений и... Ох, многие попа‘дают из седел, воплощая в реальности короткую и емкую фразу: "Смешались в кучу кони, люди..." - автор ее, лейб-гусар Михаил Лермонтов, будучи сам отменным наездником и рубакой, знал, о чем писал.
Впрочем, тем, кому удалось удержаться в седле (а таких, к чести наездников, все-таки подавляющее большинство), тоже сейчас мало не покажется. Ибо пойдет самая настоящая рубка, и пропущенный сабельный удар (хорошо хоть затачивать оружие среди участников военно-исторических реконструкций не принято) - это, поверьте, очень больно. Ведь рубятся у нас, несмотря на то что баталия потешная, по-настоящему, "без дураков", от души. И отрубленные в таких схватках пальцы, увы, не такая большая редкость.
Правда, на этот раз ранения довелось получить не кому-нибудь из кавалеристов (что случается чаще всего), а двум артиллеристам из русского лагеря. Причем настолько тяжелые, что один из них, семнадцатилетний парень, оказался в реанимации... Это произошло накануне баталии, на субботней репетиции, когда неожиданно для всех одна из пушек произвела самопроизвольный выстрел. Выстрел произошел в тот момент, когда артиллерист заталкивал банником в орудие очередной картуз с пороховым зарядом - видимо, он плохо прочистил ствол после предыдущего выстрела, там еще могли оставаться тлеющие остатки ткани, от которых и воспламенился порох.
В общем, как бы то ни было, а орудие выстрелило этим самым банником, который мало того что повредил руки торопливому артиллеристу, так еще, пролетев добрую половину поля, проткнул руку и вонзился в живот ничего не подозревающему бедолаге! Потом, когда приехала "скорая", врачам пришлось искать ножовку, чтобы отпилить деревянную рукоять, мешавшую положить раненого в машину. Так он и уехал в больницу - с рукой, пришпиленной остатками банника к животу.
Понятно, что подобное происшествие не могло не подействовать угнетающе на всех участников предстоящей реконструкции. Однако на следующее утро в лагерь пришло известие, что все обошлось - остатки банника из живота раненого извлекли, и, хотя он все еще находился в реанимации, врачи оценивали его состояние как "стабильное". Так что на Бородинское поле народ собирался уже повеселевшим, и сама реконструкция, в которой было задействовано около трех тысяч участников (не считая десятков тысяч зрителей, поддерживавших "сражающихся" криками: "Шайбу, шайбу!"), прошла, как всегда, весело и на подъеме. И ту ее часть, которую можно было разглядеть со скрипучего гусарского седла, корреспондент "НВ" уже живописал как умел.
После чего с чувством выполненного долга отправился на бивуак - водку пить да разговоры разговаривать с такими же потешными вояками. Ведь ночные бдения у костра, сопровождаемые то песнями под гитару, то разговорами по душам, - это тоже непременные составляющие традиционных военно-исторических фестивалей близ подмосковного села Бородино. И хотя есть среди них и те, кто "заигрался в войнушку" и уже не совсем понимает, в какой эпохе живет, для подавляющего большинства участие в подобных реконструкциях не что иное, как одно из непредосудительных мужских развлечений: экстремальные походы, рыбалка, охота. Только развлечения эти окрашены в непреодолимо влекущие яркие цвета, с которыми неразрывно связана в сознании большинства героическая и блестящая эпоха наполеоновских войн.
Александр СЕЛИЦКИЙ
