Культура
EARLYMUSIC: НОВЫЙ ОПЫТ СЧАСТЬЯ
09 октября
- Уже состоялась половина концертов из запланированных десяти. Как вы оцениваете начало сезона - как слушатель и как организатор?
- Я очень доволен тем, что происходит, и это касается не только концертов. Мастер-классы и work shop, которые сейчас проходят, - это совершенно уникальные вещи. Например, сейчас мы обсуждали следующую тему. Известно, что эпоха барокко в музыке стоит на двух ногах - на итальянском и французском стилях. И мы разбирали разницу этих стилей с точки зрения различий итальянского и французского языков, причем очень подробно.
- То есть фактически занимались лингвистикой?
- Да. Ведь вокальная музыка приспособлена к языку. А вершиной культуры барокко можно назвать оперу. Но все это переходит еще и на инструменты. Орнаментика французского языка сказывается на французском стиле, а вся певучесть итальянского звучит в итальянском барокко. Возможности разобрать так глубоко историю барокко еще не было в нашей стране, так никто не преподает, здесь музыканты не знают этого. Пять дней по шесть часов в день совершенно незаменимой теории - вот что такое наши work shop.
- Значит, вы, как early-музыкант, являетесь историком, лингвистом, архивистом - одним словом, ученым. При этом продолжаете выступать и совершенствовать мастерство. Кроме того, занимаетесь организаторской деятельностью как художественный директор фестиваля и преподаете. Как вам удается все совмещать?
- Я бы отделил организаторскую деятельность от всего остального. Потому что все другое входит в понятие культуры музыканта. А музыкант должен быть культурным человеком. Не в том смысле, что не плевать в неположенном месте. Носитель культуры - это носитель определенных знаний. Когда ты создаешь музыку (как композитор или как исполнитель), то просто вынужден задумываться о каких-то очень глубоких вещах, которые выходят за рамки повседневных вопросов. Вся музыка - это резонансы. И успех концерта - это резонанс между исполнителем и слушателем, прямая и обратная связь. А такая связь - вопрос религии. Об этом музыкант не может не задумываться. Если он настоящий музыкант.
Что касается организаторской работы - это, конечно, другая история. Без такой работы не существует ничего, никакой самый прекрасный концерт не состоится, если за ним не стоит огромное количество суеты, хлопот, денег, поисков денег и разрешения массы организационных проблем. Наш фестиваль проходит уже в пятый раз, и у нас сложилась небольшая, но очень хорошая команда, что освободило меня от массы вопросов, которые еще в прошлом году висели над моей головой. И на меня снизошла благословенная возможность заниматься в основном творчеством. А преподавательская деятельность входит в творчество. Ведь передача знаний не менее важна, чем их накопление. Более того, многие вещи ты узнаешь именно тогда, когда передаешь их другим. Способность получить резонанс, пробудить в учениках искру определяется твоей способностью к отдаче.
- Вы закончили специализированную музыкальную школу при Консерватории. Был ли по ее окончании момент выбора: идти в Консерваторию или нет?
- Чисто теоретически - был. На тот момент я был очень увлечен ядерной физикой. Эта склонность сейчас ушла бесследно. Тогда я мог задумываться, не пойти ли в Университет. Нам кажется иногда, что выбор делаем мы сами, но выбор часто предопределен очень многими вещами, которые с нами случились. То количество труда, которое в меня вложили другие люди, в частности мой учитель Аарон Кнайфель, не предполагало никакого другого пути, кроме как в Консерваторию. Я думал, что решаю свою судьбу, но ее решали те люди, которые щедро отдавали мне себя и свое время на протяжении многих лет учебы.
- Давайте обратимся к другому периоду вашей жизни, связанному с группой "Аквариум". Какие черты вы приобрели как музыкант за пять лет сотрудничества с рок-н-роллом?
- Надо сказать, что я очень благодарен тому времени, потому что научился многим вещам, которым не мог бы научиться, идя по пути академического образования. Известно, что академическое образование - это в первую очередь нотное образование. Мы учимся читать ноты, потом играть по ним, при этом больше всего задействовано зрение. В то время как для музыки естественнее доминирование слуховых впечатлений. Музыка апеллирует прежде всего к слуху. Такой опыт я получил в "Аквариуме". Все песни создавались на слух, ноты никто не расписывал. Просто говорили: здесь вот мы так сыграем, а здесь - вот так. И все надо было мгновенно запоминать. Я получил степень свободы - неотъемлемое свойство рок-н-ролла. Не говоря уже о неординарности собравшихся личностей. Еще благодаря рок-н-роллу я приобрел чувство ритма, которое есть не у всех музыкантов. Кроме того, провел счастливейшие пять лет своей жизни. Участвуя в концертах, я ловил себя на мысли, как счастлив быть с этими людьми на этой сцене. Когда мы играли, становились одним организмом. Чувствовать себя частью организма по имени "Аквариум" было, ей-богу, очень хорошо!
- Следующий период вашей жизни был связан уже с Борисом Аксельродом?
- Нет, с ним все было связано с самого начала. К Акселю я попал сразу, как поступил в Консерваторию, и жизнь моей души была сосредоточена в мансарде Акселя. Это место было действительно волшебным. Это был немыслимый духовный центр, трудно было поверить, что такое место существует на земле, скорее - где-нибудь на небе. Вначале в "Аквариуме" стал играть Саша, Александр Куссуль. Мы вместе учились в десятилетке, потом в Консерватории, вместе были в мансарде у Акселя. Потом, когда он погиб в 1986 году, естественным образом получилось, что я занял его место, моего самого близкого друга в жизни. Как бы доживая его жизнь. А потом так же совершенно естественно, по причинам, от меня не зависящим, меня развернуло опять в сторону earlymusic.
- Раньше светская публика, слушавшая музыку, обязательно имела музыкальное образование - музыке обучали всех. Сейчас на концерты earlymusic приходит множество людей без специальных знаний, немузыкантов. Слышат ли они музыку в должном объеме, не ущербны ли они в каком-то смысле?
- В конечном итоге цель музыки - трогать чувства. Тут важна структура души - откликаются ли чувства на earlymusic или на блатную песню. Наслаждение получает и человек с образованием, и без него. У музыкально образованного человека наслаждение не то что сильнее, оно более рафинированно, ты улавливаешь тонкости смысла, наслаждение получает в том числе и интеллект. Могу привести такой пример. Когда-то в детстве мы все слушали песни Beatles, и нам было неважно, что мы не знали английского языка. Когда мы стали понимать тексты, песни не стали ни хуже, ни лучше. Так ведь? Вообще, я бы не говорил о формальном образовании, образование в earlymusic в России просто невозможно получить, наши work shop - первые попытки. Но можно получить то, что дает наш фестиваль любой публике, - некий опыт. Ты пробуешь один сорт вина, потом другой сорт, и еще - и больше узнаешь, начинаешь чувствовать оттенки. Так же и с концертами. Самое главное образование - то, что мы чувствуем внутри себя. Это и есть развитие вкуса, развитие нашего опыта.
- Какого концерта вы ждете больше всего?
- Да всех! Будут феноменальные концерты Жорди Саваля, Густава Леонхардта. Закрытия фестиваля и концерта Оркестра Екатерины Великой я тоже очень жду, но с другими чувствами. Попытка поднять планку для нас самих до того уровня, на котором проходит фестиваль, - это сложная задача, которая восхищает сама по себе.
- Расскажите о планах фестиваля на будущий год.
- Мы собираемся ставить оперу Джованни Паизиелло I filosofi immaginari ("Мнимые философы") в сотрудничестве с фестивалями Утрехта и Сан-Суси, а также вместе с Эрмитажем. Паизиелло - это самый знаменитый композитор второй половины XVIII века, он жил и работал в Петербурге, в течение восьми лет был на службе у двора Екатерины, написал очень много опер, которые ставились в Эрмитажном театре. Поэтому для нас так важно сотрудничество с Эрмитажем. Считается, что вся русская музыка началась с Глинки. Смею заверить, что как раз к моменту рождения Глинки золотой век русской музыки закончился. Все главные события происходили в XVIII веке, в том числе связанные с русской оперой. Я очень люблю оперы Чайковского, но масштаб явления просто несопоставим с тем, чем опера была в XVIII веке в России. Начнем с того, что при Екатерине лучший оперный театр был в Петербурге, а не в Вене и Париже. Денег не жалели.
- Закончится фестивальный сезон этого года. Что дальше?
- Работать. Каждый фестиваль - это работа целого года. Пятый сезон - всего десять концертов, но это концерты такого уровня, что мы уже сотрудничаем с крупнейшими европейскими фестивалями earlymusic. Но ни в десяти, ни даже в пятидесяти концертах невозможно отразить все то хорошее, что уже было за 40 лет истории earlymusic, - на это есть компакт-диски. Десяти концертов достаточно для того, чтобы внутри человека сформировался вкус, чтобы понять: я хочу это слушать.
Надежда ДЕМКИНА
- Я очень доволен тем, что происходит, и это касается не только концертов. Мастер-классы и work shop, которые сейчас проходят, - это совершенно уникальные вещи. Например, сейчас мы обсуждали следующую тему. Известно, что эпоха барокко в музыке стоит на двух ногах - на итальянском и французском стилях. И мы разбирали разницу этих стилей с точки зрения различий итальянского и французского языков, причем очень подробно.
- То есть фактически занимались лингвистикой?
- Да. Ведь вокальная музыка приспособлена к языку. А вершиной культуры барокко можно назвать оперу. Но все это переходит еще и на инструменты. Орнаментика французского языка сказывается на французском стиле, а вся певучесть итальянского звучит в итальянском барокко. Возможности разобрать так глубоко историю барокко еще не было в нашей стране, так никто не преподает, здесь музыканты не знают этого. Пять дней по шесть часов в день совершенно незаменимой теории - вот что такое наши work shop.
- Значит, вы, как early-музыкант, являетесь историком, лингвистом, архивистом - одним словом, ученым. При этом продолжаете выступать и совершенствовать мастерство. Кроме того, занимаетесь организаторской деятельностью как художественный директор фестиваля и преподаете. Как вам удается все совмещать?
- Я бы отделил организаторскую деятельность от всего остального. Потому что все другое входит в понятие культуры музыканта. А музыкант должен быть культурным человеком. Не в том смысле, что не плевать в неположенном месте. Носитель культуры - это носитель определенных знаний. Когда ты создаешь музыку (как композитор или как исполнитель), то просто вынужден задумываться о каких-то очень глубоких вещах, которые выходят за рамки повседневных вопросов. Вся музыка - это резонансы. И успех концерта - это резонанс между исполнителем и слушателем, прямая и обратная связь. А такая связь - вопрос религии. Об этом музыкант не может не задумываться. Если он настоящий музыкант.
Что касается организаторской работы - это, конечно, другая история. Без такой работы не существует ничего, никакой самый прекрасный концерт не состоится, если за ним не стоит огромное количество суеты, хлопот, денег, поисков денег и разрешения массы организационных проблем. Наш фестиваль проходит уже в пятый раз, и у нас сложилась небольшая, но очень хорошая команда, что освободило меня от массы вопросов, которые еще в прошлом году висели над моей головой. И на меня снизошла благословенная возможность заниматься в основном творчеством. А преподавательская деятельность входит в творчество. Ведь передача знаний не менее важна, чем их накопление. Более того, многие вещи ты узнаешь именно тогда, когда передаешь их другим. Способность получить резонанс, пробудить в учениках искру определяется твоей способностью к отдаче.
- Вы закончили специализированную музыкальную школу при Консерватории. Был ли по ее окончании момент выбора: идти в Консерваторию или нет?
- Чисто теоретически - был. На тот момент я был очень увлечен ядерной физикой. Эта склонность сейчас ушла бесследно. Тогда я мог задумываться, не пойти ли в Университет. Нам кажется иногда, что выбор делаем мы сами, но выбор часто предопределен очень многими вещами, которые с нами случились. То количество труда, которое в меня вложили другие люди, в частности мой учитель Аарон Кнайфель, не предполагало никакого другого пути, кроме как в Консерваторию. Я думал, что решаю свою судьбу, но ее решали те люди, которые щедро отдавали мне себя и свое время на протяжении многих лет учебы.
- Давайте обратимся к другому периоду вашей жизни, связанному с группой "Аквариум". Какие черты вы приобрели как музыкант за пять лет сотрудничества с рок-н-роллом?
- Надо сказать, что я очень благодарен тому времени, потому что научился многим вещам, которым не мог бы научиться, идя по пути академического образования. Известно, что академическое образование - это в первую очередь нотное образование. Мы учимся читать ноты, потом играть по ним, при этом больше всего задействовано зрение. В то время как для музыки естественнее доминирование слуховых впечатлений. Музыка апеллирует прежде всего к слуху. Такой опыт я получил в "Аквариуме". Все песни создавались на слух, ноты никто не расписывал. Просто говорили: здесь вот мы так сыграем, а здесь - вот так. И все надо было мгновенно запоминать. Я получил степень свободы - неотъемлемое свойство рок-н-ролла. Не говоря уже о неординарности собравшихся личностей. Еще благодаря рок-н-роллу я приобрел чувство ритма, которое есть не у всех музыкантов. Кроме того, провел счастливейшие пять лет своей жизни. Участвуя в концертах, я ловил себя на мысли, как счастлив быть с этими людьми на этой сцене. Когда мы играли, становились одним организмом. Чувствовать себя частью организма по имени "Аквариум" было, ей-богу, очень хорошо!
- Следующий период вашей жизни был связан уже с Борисом Аксельродом?
- Нет, с ним все было связано с самого начала. К Акселю я попал сразу, как поступил в Консерваторию, и жизнь моей души была сосредоточена в мансарде Акселя. Это место было действительно волшебным. Это был немыслимый духовный центр, трудно было поверить, что такое место существует на земле, скорее - где-нибудь на небе. Вначале в "Аквариуме" стал играть Саша, Александр Куссуль. Мы вместе учились в десятилетке, потом в Консерватории, вместе были в мансарде у Акселя. Потом, когда он погиб в 1986 году, естественным образом получилось, что я занял его место, моего самого близкого друга в жизни. Как бы доживая его жизнь. А потом так же совершенно естественно, по причинам, от меня не зависящим, меня развернуло опять в сторону earlymusic.
- Раньше светская публика, слушавшая музыку, обязательно имела музыкальное образование - музыке обучали всех. Сейчас на концерты earlymusic приходит множество людей без специальных знаний, немузыкантов. Слышат ли они музыку в должном объеме, не ущербны ли они в каком-то смысле?
- В конечном итоге цель музыки - трогать чувства. Тут важна структура души - откликаются ли чувства на earlymusic или на блатную песню. Наслаждение получает и человек с образованием, и без него. У музыкально образованного человека наслаждение не то что сильнее, оно более рафинированно, ты улавливаешь тонкости смысла, наслаждение получает в том числе и интеллект. Могу привести такой пример. Когда-то в детстве мы все слушали песни Beatles, и нам было неважно, что мы не знали английского языка. Когда мы стали понимать тексты, песни не стали ни хуже, ни лучше. Так ведь? Вообще, я бы не говорил о формальном образовании, образование в earlymusic в России просто невозможно получить, наши work shop - первые попытки. Но можно получить то, что дает наш фестиваль любой публике, - некий опыт. Ты пробуешь один сорт вина, потом другой сорт, и еще - и больше узнаешь, начинаешь чувствовать оттенки. Так же и с концертами. Самое главное образование - то, что мы чувствуем внутри себя. Это и есть развитие вкуса, развитие нашего опыта.
- Какого концерта вы ждете больше всего?
- Да всех! Будут феноменальные концерты Жорди Саваля, Густава Леонхардта. Закрытия фестиваля и концерта Оркестра Екатерины Великой я тоже очень жду, но с другими чувствами. Попытка поднять планку для нас самих до того уровня, на котором проходит фестиваль, - это сложная задача, которая восхищает сама по себе.
- Расскажите о планах фестиваля на будущий год.
- Мы собираемся ставить оперу Джованни Паизиелло I filosofi immaginari ("Мнимые философы") в сотрудничестве с фестивалями Утрехта и Сан-Суси, а также вместе с Эрмитажем. Паизиелло - это самый знаменитый композитор второй половины XVIII века, он жил и работал в Петербурге, в течение восьми лет был на службе у двора Екатерины, написал очень много опер, которые ставились в Эрмитажном театре. Поэтому для нас так важно сотрудничество с Эрмитажем. Считается, что вся русская музыка началась с Глинки. Смею заверить, что как раз к моменту рождения Глинки золотой век русской музыки закончился. Все главные события происходили в XVIII веке, в том числе связанные с русской оперой. Я очень люблю оперы Чайковского, но масштаб явления просто несопоставим с тем, чем опера была в XVIII веке в России. Начнем с того, что при Екатерине лучший оперный театр был в Петербурге, а не в Вене и Париже. Денег не жалели.
- Закончится фестивальный сезон этого года. Что дальше?
- Работать. Каждый фестиваль - это работа целого года. Пятый сезон - всего десять концертов, но это концерты такого уровня, что мы уже сотрудничаем с крупнейшими европейскими фестивалями earlymusic. Но ни в десяти, ни даже в пятидесяти концертах невозможно отразить все то хорошее, что уже было за 40 лет истории earlymusic, - на это есть компакт-диски. Десяти концертов достаточно для того, чтобы внутри человека сформировался вкус, чтобы понять: я хочу это слушать.
Надежда ДЕМКИНА
