Культура
ГРУСТНАЯ "СНЕГУРОЧКА"
16 декабря
Как и в предыдущей премьере Большого, "Хованщине", среди создателей спектакля несколько петербуржцев. Впечатлениями от состоявшегося в столице культурного события делится с читателями наш обозреватель, профессор Михаил БЯЛИК.
Помещение для новой сцены, где в течение ближайших лет будет выступать труппа Большого, возведено в формах модного нынче стиля "умеренный модерн" столетней давности. Обилие мрамора и хрусталя придает театру достаточно шикарный вид. Уютный зал примерно на тысячу мест украшен плафоном, где в танце несутся многократно увеличенные персонажи с костюмных эскизов Бакста. Акустика, насколько удалось разобраться, - неплохая, хотя в том месте, где я сидел, звучание голосов казалось чуть прямолинейным, неприкрытым.
Появившиеся перед занавесом премьер Михаил Касьянов, министр культуры Михаил Швыдкой и генеральный директор Большого Анатолий Иксанов благодарили строителей и обещали меломанам, что на этой сцене их ждет очень много хорошего. Впрочем, меломанов тут оказалось крайне мало: спектакль, выражаясь по-старому, был "режимный" (каждого входящего досматривали, как в аэропорту), контрамарок не выдавали. Зал был заполнен в основном приглашенными официальными лицами, членами попечительского совета, кои явились не в полном составе, так что немало зияло и пустых мест. Те же, что пришли, воспринимали спектакль с чопорной сдержанностью. Драматургический конфликт оперы Римского-Корсакова, как известно, зиждется на том, что с появлением на свет Снегурочки, "незаконнорожденной" дочки Мороза и Весны, девочки с ледяным сердечком, в сердцах жителей Берендеева царства заметна стала "сердечная остуда". Так вот, сердечную остуду демонстрировала официальная публика, которая, не дожидаясь таяния Снегурочки, сама потихоньку истаивала в антрактах. Представляю себе, как трудно было артистам! Впрочем, испытанный ими дискомфорт был в какой-то мере возмещен после окончания спектакля бурными изъявлениями восторга со стороны просочившихся коллег и родных. Эта буря так разительно контрастировала с затишьем, царившим во время представления...
Конечно, чуткая аудитория, синхронно с артистами переживающая музыку и сюжет, помогала бы исполнителям. Но вряд ли ее присутствие решило бы проблемы, думать о которых побуждают создатели спектакля. Музыкальный руководитель постановки Николай Алексеев хорошо нам знаком: он наряду с Юрием Темиркановым - штатный дирижер заслуженного коллектива России Академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии. Возглавляя также Симфонический оркестр Эстонии, он не так давно занял еще и пост главного приглашенного дирижера Большого театра России. "Снегурочка" - его дебют в этом новом для него амплуа. Работу свою талантливый мастер выполняет на добротном академическом уровне, добиваясь ансамблевой слитности, стройности ритма, выверенного баланса в звучании оркестра, солистов и хора - и тут его союзником оказался также приглашенный из Питера многоопытный Валерий Борисов, до недавнего времени главный хормейстер Мариинского театра.
Но достигнутый результат не должен бы остаться окончательным. Требуется еще чуть-чуть - то волшебное чуть-чуть, которое превращает хорошо разученное в спонтанно художественное. Звучанию недостает ежесекундного воодушевления, трепетности, артистических озарений. Певцы голосисты, словесный текст произносят внятно, но впечатление такое, что индивидуальной характерности, тонкости, осмысленности, прочувствованности интонирования никто от них не добивался. Вот, к примеру, обладательница роскошного сопрано Елена Зеленская поет ариозо Купавы - ее ровная, точная скороговорка походит, скорее, на пулеметную очередь, нежели на восторженное, но переменчивое в оттенках чувств девичье любовное признание. Возможен спор, кому надлежит работать с певцами над интонацией - дирижеру или режиссеру. Полагаю, что обоим, но лишь в том случае, если они в своих намерениях едины. Здесь единства - не на житейском, а на творческом уровне - не ощущалось.
Дмитрий Белов, режиссер-постановщик, также дебютирует в этом качестве на сцене Большого. А вообще-то здесь - грузчиком декораций - некогда начинал он свой путь в искусство. Потом приехал в Ленинград, где окончил оперно-режиссерское отделение Консерватории. Я был в числе его педагогов: мы занимались анализом оперной драматургии. Потом он ставил и преподавал в Екатеринбурге и привозил в Питер интересные студенческие спектакли. Затем (по моей, признаюсь, рекомендации) стал главным режиссером Саратовского оперного театра и сильно озадачил всю нашу критику несколькими своими радикально-новаторскими прочтениями классики. Так что Белов мне друг, но истина... Постараюсь судить о его работе беспристрастно. А вину за пробелы, которые в ней имеются, готов разделить с ним.
Представление, по-видимому, задумано как волшебная литургия - и есть к тому основания: изобилие в опере поэтичных обрядов. Они - суть формы общения язычников-берендеев с обожествляемой ими природой. Но есть в творении гениального композитора и иное: прелестно, с мягкой иронией написанный быт, утонченный психологизм. К этим сторонам "Снегурочки" постановщик, однако, безучастен. Получился роскошно декорированный (сценограф Алена Пикалова), богато костюмированный (художник по костюмам Мария Данилова) концерт. Красивые, достаточно абстрактные мозаичные панно сменяются с помощью проекционного фонаря картинами реального озера или неба, что нарушает стиль. Но главная беда применения новой техники - на сцене царит мрак. Костюмы нарядны, но порой очень странны, к примеру - у Лешего, чей двурогий шлем и сверкающий панцирь уподобляют его викингу. Абсолютно все одеты в длинные, до пят, рубахи или рясы, и представить себе, к примеру, что Лель - мужчина, невозможно. Как и понять в сцене выбора женихами невест, где кто. Индульгенцией для художников служит имя Николая Рериха, чьи нереализованные эскизы к "Снегурочке" по условию, поставленному театральным руководством, служили для них образцом.
Итак, артисты, выстраиваясь фронтально, поют арии и дуэты. Все они: Елена Брылева - Снегурочка, Светлана Шилова (солистка Музыкального театра Петербургской консерватории) - Весна, Ирина Долженко - Лель, Андрей Григорьев - Мизгирь, Михаил Губский - Берендей, Валерий Гильманов - Мороз, как упоминалось, наделены яркими голосами, но исполнением своим не захватывают. Иногда, словно на концертах эстрадных звезд, солистов сопровождают вокальная и танцевальная "группы поддержки". При этом все, насколько возможно, противу авторов - Островского и Римского-Корсакова: вместо хора птиц и цветов - странные чувственные, грудастые нимфы и т. д.
- Отчего, Дима, на сцене так мало действия? - спросил я в антракте у Белова.
- Я старался избежать "оживляжа", - ответил он. - Мне хотелось показать крупным планом актерские индивидуальности.
- Но для этого у режиссера две взаимосвязанных возможности: одухотворенная певческая интонация и выразительная изобретательная мизансцена. Обеими вы пренебрегли...
Конечно, режиссеру хотелось новизны. После того как великий Борис Покровский шестьдесят лет изгонял со сцены Большого костюмированный концерт, о коем, казалось, уже позабыли, нежданное возвращение сценической статики может показаться чем-то необычным, свежим. Но оно, увы, не плодотворно. Литургия, мистерия обернулась чем-то застоявшимся, малоподвижным. Впрочем, литургия - это лишь жанр спектакля. А каков его смысл, который должен был бы объединить дирижера и режиссера? Пожалуй, здесь он лишь на уровне сюжета. Оттого между музыкальным и сценическим руководителями и не возник художественный контакт.
Между тем полная таинственных глубин опера тяготеет к обобщениям. Снегурочка - олицетворение нетривиальной красоты, не подчиненная меркам приземленных, ограниченных обывателей. Она - воплощение поэтической мечты, которая, реализуясь, умирает. Она - символ хрупкого, идеального совершенства, символ, который навеки пребудет в людской памяти, озаряя жизнь поколений. Жаль, что эти, да и другие существенные и весьма актуальные смыслы "Снегурочки" не запечатлелись в новом сценическом прочтении весенней, но не очень веселой сказки...
Михаил БЯЛИК
Помещение для новой сцены, где в течение ближайших лет будет выступать труппа Большого, возведено в формах модного нынче стиля "умеренный модерн" столетней давности. Обилие мрамора и хрусталя придает театру достаточно шикарный вид. Уютный зал примерно на тысячу мест украшен плафоном, где в танце несутся многократно увеличенные персонажи с костюмных эскизов Бакста. Акустика, насколько удалось разобраться, - неплохая, хотя в том месте, где я сидел, звучание голосов казалось чуть прямолинейным, неприкрытым.
Появившиеся перед занавесом премьер Михаил Касьянов, министр культуры Михаил Швыдкой и генеральный директор Большого Анатолий Иксанов благодарили строителей и обещали меломанам, что на этой сцене их ждет очень много хорошего. Впрочем, меломанов тут оказалось крайне мало: спектакль, выражаясь по-старому, был "режимный" (каждого входящего досматривали, как в аэропорту), контрамарок не выдавали. Зал был заполнен в основном приглашенными официальными лицами, членами попечительского совета, кои явились не в полном составе, так что немало зияло и пустых мест. Те же, что пришли, воспринимали спектакль с чопорной сдержанностью. Драматургический конфликт оперы Римского-Корсакова, как известно, зиждется на том, что с появлением на свет Снегурочки, "незаконнорожденной" дочки Мороза и Весны, девочки с ледяным сердечком, в сердцах жителей Берендеева царства заметна стала "сердечная остуда". Так вот, сердечную остуду демонстрировала официальная публика, которая, не дожидаясь таяния Снегурочки, сама потихоньку истаивала в антрактах. Представляю себе, как трудно было артистам! Впрочем, испытанный ими дискомфорт был в какой-то мере возмещен после окончания спектакля бурными изъявлениями восторга со стороны просочившихся коллег и родных. Эта буря так разительно контрастировала с затишьем, царившим во время представления...
Конечно, чуткая аудитория, синхронно с артистами переживающая музыку и сюжет, помогала бы исполнителям. Но вряд ли ее присутствие решило бы проблемы, думать о которых побуждают создатели спектакля. Музыкальный руководитель постановки Николай Алексеев хорошо нам знаком: он наряду с Юрием Темиркановым - штатный дирижер заслуженного коллектива России Академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии. Возглавляя также Симфонический оркестр Эстонии, он не так давно занял еще и пост главного приглашенного дирижера Большого театра России. "Снегурочка" - его дебют в этом новом для него амплуа. Работу свою талантливый мастер выполняет на добротном академическом уровне, добиваясь ансамблевой слитности, стройности ритма, выверенного баланса в звучании оркестра, солистов и хора - и тут его союзником оказался также приглашенный из Питера многоопытный Валерий Борисов, до недавнего времени главный хормейстер Мариинского театра.
Но достигнутый результат не должен бы остаться окончательным. Требуется еще чуть-чуть - то волшебное чуть-чуть, которое превращает хорошо разученное в спонтанно художественное. Звучанию недостает ежесекундного воодушевления, трепетности, артистических озарений. Певцы голосисты, словесный текст произносят внятно, но впечатление такое, что индивидуальной характерности, тонкости, осмысленности, прочувствованности интонирования никто от них не добивался. Вот, к примеру, обладательница роскошного сопрано Елена Зеленская поет ариозо Купавы - ее ровная, точная скороговорка походит, скорее, на пулеметную очередь, нежели на восторженное, но переменчивое в оттенках чувств девичье любовное признание. Возможен спор, кому надлежит работать с певцами над интонацией - дирижеру или режиссеру. Полагаю, что обоим, но лишь в том случае, если они в своих намерениях едины. Здесь единства - не на житейском, а на творческом уровне - не ощущалось.
Дмитрий Белов, режиссер-постановщик, также дебютирует в этом качестве на сцене Большого. А вообще-то здесь - грузчиком декораций - некогда начинал он свой путь в искусство. Потом приехал в Ленинград, где окончил оперно-режиссерское отделение Консерватории. Я был в числе его педагогов: мы занимались анализом оперной драматургии. Потом он ставил и преподавал в Екатеринбурге и привозил в Питер интересные студенческие спектакли. Затем (по моей, признаюсь, рекомендации) стал главным режиссером Саратовского оперного театра и сильно озадачил всю нашу критику несколькими своими радикально-новаторскими прочтениями классики. Так что Белов мне друг, но истина... Постараюсь судить о его работе беспристрастно. А вину за пробелы, которые в ней имеются, готов разделить с ним.
Представление, по-видимому, задумано как волшебная литургия - и есть к тому основания: изобилие в опере поэтичных обрядов. Они - суть формы общения язычников-берендеев с обожествляемой ими природой. Но есть в творении гениального композитора и иное: прелестно, с мягкой иронией написанный быт, утонченный психологизм. К этим сторонам "Снегурочки" постановщик, однако, безучастен. Получился роскошно декорированный (сценограф Алена Пикалова), богато костюмированный (художник по костюмам Мария Данилова) концерт. Красивые, достаточно абстрактные мозаичные панно сменяются с помощью проекционного фонаря картинами реального озера или неба, что нарушает стиль. Но главная беда применения новой техники - на сцене царит мрак. Костюмы нарядны, но порой очень странны, к примеру - у Лешего, чей двурогий шлем и сверкающий панцирь уподобляют его викингу. Абсолютно все одеты в длинные, до пят, рубахи или рясы, и представить себе, к примеру, что Лель - мужчина, невозможно. Как и понять в сцене выбора женихами невест, где кто. Индульгенцией для художников служит имя Николая Рериха, чьи нереализованные эскизы к "Снегурочке" по условию, поставленному театральным руководством, служили для них образцом.
Итак, артисты, выстраиваясь фронтально, поют арии и дуэты. Все они: Елена Брылева - Снегурочка, Светлана Шилова (солистка Музыкального театра Петербургской консерватории) - Весна, Ирина Долженко - Лель, Андрей Григорьев - Мизгирь, Михаил Губский - Берендей, Валерий Гильманов - Мороз, как упоминалось, наделены яркими голосами, но исполнением своим не захватывают. Иногда, словно на концертах эстрадных звезд, солистов сопровождают вокальная и танцевальная "группы поддержки". При этом все, насколько возможно, противу авторов - Островского и Римского-Корсакова: вместо хора птиц и цветов - странные чувственные, грудастые нимфы и т. д.
- Отчего, Дима, на сцене так мало действия? - спросил я в антракте у Белова.
- Я старался избежать "оживляжа", - ответил он. - Мне хотелось показать крупным планом актерские индивидуальности.
- Но для этого у режиссера две взаимосвязанных возможности: одухотворенная певческая интонация и выразительная изобретательная мизансцена. Обеими вы пренебрегли...
Конечно, режиссеру хотелось новизны. После того как великий Борис Покровский шестьдесят лет изгонял со сцены Большого костюмированный концерт, о коем, казалось, уже позабыли, нежданное возвращение сценической статики может показаться чем-то необычным, свежим. Но оно, увы, не плодотворно. Литургия, мистерия обернулась чем-то застоявшимся, малоподвижным. Впрочем, литургия - это лишь жанр спектакля. А каков его смысл, который должен был бы объединить дирижера и режиссера? Пожалуй, здесь он лишь на уровне сюжета. Оттого между музыкальным и сценическим руководителями и не возник художественный контакт.
Между тем полная таинственных глубин опера тяготеет к обобщениям. Снегурочка - олицетворение нетривиальной красоты, не подчиненная меркам приземленных, ограниченных обывателей. Она - воплощение поэтической мечты, которая, реализуясь, умирает. Она - символ хрупкого, идеального совершенства, символ, который навеки пребудет в людской памяти, озаряя жизнь поколений. Жаль, что эти, да и другие существенные и весьма актуальные смыслы "Снегурочки" не запечатлелись в новом сценическом прочтении весенней, но не очень веселой сказки...
Михаил БЯЛИК
