Спорт
КРУТИТЕ СОЛНЦЕ!
27 декабря
В СОРОК ПЯТОМ НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ
За месяц до этого сам председатель Госдумы Геннадий Селезнев, практикующий конник, побывав на родине, в Санкт-Петербурге, открыл на стадионе "Светлана" спортивный праздник, посвященный Дню физкультурника. Я на открытие опоздал, Селезнев уже уехал, а знакомый телевизионщик, успевший сделать сюжет для "Новостей" и отметиться на фуршете, сказал мне: "Что же ты опоздал... Тут Силин потрясающие вещи рассказывал. Представляешь, в сорок пятом они с Бормоткиным крутили солнце на Красной площади перед нашим Солнцем!.."
О Владимире Ивановиче Силине, патриархе ленинградско-петербургской гимнастики, и в восемьдесят лет продолжающем работать в Военном институте физкультуры, арбитре международной категории, судившем и европейские, и мировые чемпионаты, и олимпийские турниры, психологе сборных команд Советского Союза по спортивной гимнастике, я слышал много хорошего и от Александра Иосифовича Иссурина, и от Рудольфа Максимовича Загайнова, но сам с ним знаком не был. Позвонил, представился, спросил, правда ли, что он крутил солнце (это гимнастическая идиома, обозначающая большие обороты на перекладине) на Красной площади в победном сорок пятом?
Все оказалось чистой правдой. В августе 1945 года на параде физкультурников на Красной площади лучшие гимнасты страны, включая двух наших земляков - заслуженного мастера спорта Олега Бормоткина (заслуженного получил блокадным летом сорок второго за спортивные успехи и подготовку резервов для фронта) и мастера спорта Владимира Силина, - крутили солнце напротив мавзолея В. И. Ленина, с трибуны которого им аплодировали сам Сталин (так вот что означала таинственная фраза телевизионщика о двух солнцах), отвечавшие за физкультурно-спортивные дела в стране маршалы Ворошилов и Буденный и другие вожди, чьи портреты тогда вывешивали на центральных улицах всех советских городов.
В сорок пятом на Красной площади прошло два парада - первый, знаменитый, Парад Победы, когда воины-победители бросали на землю знамена поверженного врага, и второй, августовский, в День физкультурника, тоже посвященный Победе в Великой Отечественной войне.
Владимир Силин участвовал в обоих: в первом как защитник Родины, воин-десантник, сражавшийся зимой сорок первого под Москвой. Во втором - как сильный гимнаст. Вместе с Бормоткиным и третьим мастером, Аркадием Ассоровым, они придумали очень сложную конструкцию, на которой и крутили свои умопомрачительные комбинации. Сначала они раскачивались на качелях, установленных на девятиметровой высоте, с качелей прыгали на перекладину (восемь метров над уровнем брусчатки), крутили солнце и прыгали вниз, на брезент, который держали 120 человек.
Вечером на приеме в Кремле их пригласили к главному столу, и Сталин пожал руки храбрым джигитам.
ТРИУМФ ВОЛИ
Нигде так не любили парады - и военные, и физкультурные, - как у нас при Сталине и как в Германии при Гитлере. Культ личности и культ силы, здорового гармоничного тела - в основании общей для обоих тоталитарных режимов эстетики. Прошлогодний скандал, связанный с приездом в Петербург по приглашению устроителей международного фестиваля неигрового кино "Послание к человеку" Лени Рифеншталь и демонстрацией в кинотеатрах города ее фильмов "Триумф воли" и "Олимпия", не просто в очередной раз обнаружил эту общность, но и показал, что коренится она не в фигуре того или иного диктатора и установленного им режима, а в толще истории, в сознании народа, в его коллективном бессознательном. Отсюда и болезненная реакция на приезд старого (в этом году Лени Рифеншталь отметила свое столетие) человека, в свое время близкого к Гитлеру, снимавшего по заказам нацистов фильмы, ставшие шедеврами мирового кинематографа.
Фильмы Рифеншталь - гимн силе. Она продуманно эстетизирует и на материале партийных съездов, и на материале Олимпиады 1936 года в Берлине отношения вождя и масс (толпы), господина и раба. Ее атлеты с нордической внешностью - словно ожившие скульптуры древнегреческих дискоболов. Нет-нет, не ожившие, в том-то и дело: дискобол Мирона, созданный за пять веков до христианской эры, куда живее, жизненнее, одушевленнее натурщиков Рифеншталь. Они - живые мертвецы, и Олимпия, из которой они бегут по кромке моря через века, - город мертвых.
Соотечественник автора "Олимпии", один из самых крупных мыслителей ХХ века Карл Ясперс, отмечал: "Все великие взлеты человеческого бытия происходили на Западе посредством соприкосновения и размежевания с античностью. Там, где о ней забывали, наступало варварство".
Триумф воли, отнюдь не только в слове и в кинокадрах явленный миру через каких-нибудь три года после Берлинской олимпиады, обернулся новым нашествием варваров и обошелся человечеству в десятки миллионов жертв. Дорогой ценой платим мы, чья почва - античность, за размежевание с нею, за поклонение культу силы и воли.
В оценке фильмов Лени Рифеншталь мы разошлись с моим давним приятелем, кинорежиссером, полагавшим, что так мощно и виртуозно, как она, спорт никто, нигде и никогда не снимал. Что ж, каждый видит в зеркале вечности свое, каждому оно докладывает ту правду, которую он готов услышать и принять.
САША ДИТЯТИН - КАНДИДАТ В СБОРНУЮ
В свое время мы с Виктором (так зовут моего друга режиссера, одного из руководителей фестиваля "Послание к человеку") сняли несколько картин о спорте на Ленинградской студии документальных фильмов. Но первый мой спортивный фильм на этой студии снимал другой режиссер. Назывался он "Кандидат в сборную" и рассказывал о ленинградском гимнасте Саше Дитятине, будущем абсолютном олимпийском чемпионе.
Семьдесят пятый год. Саше Дитятину восемнадцатый год, совершеннолетие он отметит в августе, а в марте в "Юбилейном" отрок с голубиной кротостью в вечно удивленных глазах, с нежным овалом лица ("чисто ангелок" - умилялись на трибунах любительницы гимнастики старшего возраста), высокий (это минус для современной гимнастики с ее сложнейшими элементами), с обыкновенными, не налитыми тугой силой руками, жидковатыми для гимнаста, неожиданно для всех, включая и своего тренера Анатолия Ярмовского и себя самого, выиграл Кубок СССР. Несколько снижало ценность победы отсутствие на Кубке признанного лидера советских гимнастов Николая Андрианова. Это внесло нервозность: Вячеслав Бойко, Паата Шамугия, Рубен Микаэлян почувствовали, что наконец-то и они могут выиграть. Ближе всех к победе был Микаэлян, ему достаточно было на последнем снаряде - перекладине - набрать всего 9 баллов, и кубок уехал бы в Ереван.
Крутите солнце, ребята, капли Датского короля пейте, кавалеры! Разгулялись нервы у Рубена, он сорвался с перекладины, а Саша Дитятин, еще в прошлом году выступавший по юношам, не дрогнул, хотя и работал на перекладине через одного человека после Микаэляна.
Крутите солнце - и мир будет у ваших ног!
Обладателя Кубка страны повезли в Берн на чемпионат Европы третьим номером сборной; первым считался Андрианов, "курносый и белоголовый провинциал, обуянный озорством, душевной крылатостью, желанием доказать" (С. Токарев); вторым - Виктор Клименко, жилистый гимнастический муж с лицом страстотерпца. От Саши Дитятина ждали попадания в первую шестерку, а он взял и устроился в многоборье третьим, что в семнадцать лет не удавалось ни Михаилу Воронину, ни Николаю Андрианову. И не просто "устроился", а характер выказал, укротив коварную перекладину. Он пошел в подвыкрученные обороты без маха, должен был потерять целый балл и всякие надежды на приличное место, но мгновенно сориентировался, сделал дополнительный оборот вперед и довел комбинацию до конца, потеряв на этом всего две десятых балла.
СТОЙКА СИЛОЙ ПОСЛЕ ПЯТОГО ТОСТА
Тренера Дитятина Анатолия Ярмовского я увидел впервые за одиннадцать лет до выигранного его учеником Кубка страны на международных соревнованиях в Петрозаводске. Там блистал Виктор Лисицкий, будущий серебряный призер Токийской олимпиады в многоборье, в вольных был красив будущий бессменный главный тренер гимнастических сборных Союза и России Леонид Аркаев, которого все почему-то зовут Лева, а на кольцах чище всех, аккуратно, без помарок сработал ленинградец Анатолий Ярмовский.
Друга Лисицкого, Юрия Сабирова, мастера спорта международного класса по гимнастике, моего коллегу по журналистскому цеху (он писал отчеты с гимнастических турнирах в "Труд" и "Советский спорт"), я зазвал к себе домой в гости, и Михаил, мой школьный друг, всю войну пролежавший в больничной кровати (у него был туберкулез позвоночника), занявшийся гимнастикой по наущению врачей, чтобы одолеть недуг, ставший отменным перворазрядником, чемпионом Петрозаводска по юношам, поразил столичного гостя-гимнаста, сделав в разгар нашей трапезы, где-то после пятого тоста, стойку силой на самом краю стола с тарелками, бутылками и рюмками.
К этому времени наш Мишка уже двенадцать лет не выходил на гимнастический помост, променяв его сначала на баскетбол, а потом ушел из спорта: работа, жена, дети, возраст - всему свое время...
Кто бы мог подумать, когда Мишка, звонкий, гордый, сильный, подходил к снаряду и, подняв руку, испрашивая разрешение судей на попытку, замирал (никто собраннее, чутче его не подходил к снаряду, очаровывая судей и публику), когда он крутил сальто в вольных или солнце на перекладине, что всего несколько лет назад он был распластан на больничной койке?!
Крутите солнце - и вас будут любить прекрасные юные девы, как они любили нашего Мишку!
В пятьдесят втором, ровно полвека назад, к нам в Петрозаводск, где мы с Мишкой учились в девятых классах (в параллельных - я в "а", он - в "б"), приехали гимнасты-небожители, чемпионы недавно завершившейся Хельсинкской олимпиады. Так нам их представляли, хотя олимпийским чемпионом был один Валентин Муратов, остальные - просто сильные московские гимнасты. Но поразил нас не Муратов, гимнаст элегантный, чистых линий (он выступал с вольными упражнениями), а сутуловатый Кравец, первым в мире исполнивший двойное сальто при соскоке с перекладины. Мы обмерли, когда он, оторвавшись от снаряда, полетел к люстре под потолком, невысоким потолком актового зала Карельского пединститута - чудо, что не задел люстру и не разбился...
ИСТИНА - В НАГОТЕ?
С чего начинается спорт, каким мы сегодня его знаем?
С гимнастики и бега. Древние греки упражнялись в обнаженном виде в специально предназначенных для этого помещениях - гимнасиях (от греческого gymnos - обнаженный). И на спортивных состязаниях древнегреческие мужчины выступали обнаженными - женщины на стадионы не допускались. "Греки гордились тем, - пишет Игорь Кон в работе "Мужское тело как эротический объект", - что только у них мужчины соревновались нагими... Греческая культура - культура самообладания, распущенность и эксгибиционизм ей глубоко чужды".
Чего не скажешь о современной культуре, где все на продажу - и мужское тело, и женское.
Трепещите, современные сатиры и аполлоны: обнаженная маха делает стойку махом! Вот он, момент истины древнейшего из спортивных искусств. Древнейшего и эротичнейшего.
"Нагота равняется истине" - было провозглашено в немецком молодежном движении начала ХХ века. Проповедью распущенности здесь и не пахло. Речь шла о культе здоровья и близости природе. Не только немецкие, но и французские и англосаксонские журналы по атлетике поставили тогда задачу вернуть телу современного мужчины античные пропорции. "Многочисленные фотографии популярных атлетов и преподавателей физкультуры в позах классических статуй пропагандировали единство здоровья, силы и красоты. Эталонами мужской красоты становятся полунагие атлеты или Тарзан Джонни Вейсмюллера", - пишет профессор Кон в вышеупомянутой работе (она напечатана в сборнике статей "О муже(N)ственно-сти", вышедшем в свет в этом году в издательстве "Новое литературное обозрение").
Пришедшие к власти в Германии в начале 30-х нацисты быстро разобрались бы со своими соотечественниками, утверждавшими, что истина - в наготе. Не в наготе, не в вине, а в силе, воле, воинственности и дисциплине. Все их статуи, несмотря на античные пропорции, несмотря на то, что все, включая гениталии, у них на месте и без фиговых листков, аэротичны. Исследователь (тот же И. С. Кон) отмечает, что в Третьем рейхе реальная, бытовая нагота (нудизм, купание нагишом и т. п.) была строго запрещена и приравнена к гомосексуальности; что же касается СССР, большевистская сексофобия сделала всякое эротическое искусство в России официально невозможным и главными сферами самореализации мужского тела (впрочем, и женского тоже) было не изобразительное искусство, а балет и спорт.
"Дано мне тело - что мне делать с ним, Таким единым и таким моим?//За радость тихую дышать и жить Кого, скажите, мне благодарить?//Я и садовник, я же и цветок, В темнице мира я не одинок.//На стекла вечности уже легло Мое дыхание, мое тепло..." - стихотворением "Дыхание" открывается в 1913 году первая маленькая книжка стихов Осипа Мандельштама.
И если мы "в области балета", а также в тех видах спорта, что наиболее близки к искусству (спортивная и художественная гимнастика, фигурное катание на коньках), долгие годы были "впереди планеты всей", то обязаны этим, как ни удивительно, сексофобии наших властей предержащих, как черт ладана боявшихся наготы и вынудивших своих соотечественников решать - публично, прилюдно - поставленный поэтом вопрос ("Дано мне тело - что мне делать с ним?..") преимущественно в балетно-спортивной плоскости. Духовно-пластическая одаренность народа, присущая национальному характеру поэтичность облагородили маскулинно-мускулистое атлетическое начало, согрели душевным теплом мраморный холод оживших античных статуй.
АКМЕИСТЫ СПОРТА
Гимнасты-акмеисты нашего спортивного цеха. И потому, что чаще других покоряли мировые и олимпийские вершины ("акмэ" по-гречески - вершина). И потому, что подобно поэтам-акмеистам, крупнейшим из них Мандельштаму и Ахматовой, выверены, точны, конкретны в своем мастерстве. И разве не акмеистической формулой "красота - не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра" руководствовались садовники нашей гимнастической школы, чтобы вырастить редкостные цветы - Латынину, Кучинскую, Турищеву, Цукарина, Азаряна, Воронина, Андрианова, Дитятина, чье дыхание и тепло легли на стекла вечности, смешавшись с дыханием и теплом Шостаковича, Рихтера, Улановой, Флоренского, Мандельштама, Платонова, Цветаевой и других великих мастеров, полубогов и богов отечественной культуры, умевших создавать прекрасное "из тяжести недоброй".
У гимнастики - и отечественной, и мировой - было когда-то, каких-нибудь тридцать с "хвостиком" лет назад, лицо Наташи Кучинской, ленинградки-невесты Мехико, влюбившей в себя весь мир своей улыбкой взахлеб, своей открытостью, чистотой, простодушием. Теперь у нее лицо Светланы Хоркиной с тугой тесемкой губ и жестким прищуром глаз. Такая красота мир не спасет: она самое себя оберегает от всевозможных поползновений...
Что вы хотите? Времена изменились, однако простодушие, улыбки взахлеб ныне не в цене. Мир становится жестче, злее, агрессивнее. Прагматики, скажем, перефразируя Слуцкого, в почете, а лирики-романтики - в загоне. И красота, на чем от века держалась гимнастика, чем она привлекала возвышенно настроенные сердца, если и не в загоне, то уж и не на авансцене. В давней гимнастической тяжбе между красотой и сложностью, выразительностью и трудностью верх все увереннее берут сложность и трудность.
ГОНКА ТРУДНОСТИ
"Идет гонка этой трудности, - сказала заслуженный тренер СССР Тамара Желеева, комментируя по одному из телевизионных спортивных каналов в конце ноября этого года чемпионат мира по спортивной гимнастике в венгерском городе Дебрецене. - Надо когда-то остановиться, чтобы показать красоту".
Но остановиться, понятно, нельзя. И если каких-нибудь тридцать лет назад весь мир ахнул, когда Ольга Корбут на десятисантиметровой полоске бревна исполнила сальто назад, то сейчас уже никого не удивишь и каскадом сальто, и сальто с поворотом на 360 градусов - что и говорить, далеко продвинулась - и методически, и технически - спортивная гимнастика, которую Ренальд Кныш, воспитавший Ольгу Корбут, назвал (гимнастику, а не Ольгу) - "акробатикой на снарядах".
И опорные прыжки девчушки прыгают такой немыслимой сложности, что холодок пробегает по позвоночнику, когда видишь, что они выделывают с данным им телом - прыгают, скажем, "цукахару" с поворотом на 540 градусов. Давно ли на всем белом свете только он один, японец Мицуо Цукахара, олимпийский чемпион Мюнхена и Монреаля на перекладине, чемпион мира 1970 года в опорном прыжке, делал переворот боком с поворотом и сальто назад согнувшись?..
Прыгайте "цухакару", если позволяет хищный глазомер простого столяра!
Крутите солнце, как наш земляк Владимир Силин!
Делайте стойку силой - на краю стола (не обязательно обеденного), как делает и поныне мой школьный друг в свои шестьдесят восемь!
Ну хотя бы подтягивайтесь на перекладине, как Борис Немцов!..
Алексей САМОЙЛОВ
За месяц до этого сам председатель Госдумы Геннадий Селезнев, практикующий конник, побывав на родине, в Санкт-Петербурге, открыл на стадионе "Светлана" спортивный праздник, посвященный Дню физкультурника. Я на открытие опоздал, Селезнев уже уехал, а знакомый телевизионщик, успевший сделать сюжет для "Новостей" и отметиться на фуршете, сказал мне: "Что же ты опоздал... Тут Силин потрясающие вещи рассказывал. Представляешь, в сорок пятом они с Бормоткиным крутили солнце на Красной площади перед нашим Солнцем!.."
О Владимире Ивановиче Силине, патриархе ленинградско-петербургской гимнастики, и в восемьдесят лет продолжающем работать в Военном институте физкультуры, арбитре международной категории, судившем и европейские, и мировые чемпионаты, и олимпийские турниры, психологе сборных команд Советского Союза по спортивной гимнастике, я слышал много хорошего и от Александра Иосифовича Иссурина, и от Рудольфа Максимовича Загайнова, но сам с ним знаком не был. Позвонил, представился, спросил, правда ли, что он крутил солнце (это гимнастическая идиома, обозначающая большие обороты на перекладине) на Красной площади в победном сорок пятом?
Все оказалось чистой правдой. В августе 1945 года на параде физкультурников на Красной площади лучшие гимнасты страны, включая двух наших земляков - заслуженного мастера спорта Олега Бормоткина (заслуженного получил блокадным летом сорок второго за спортивные успехи и подготовку резервов для фронта) и мастера спорта Владимира Силина, - крутили солнце напротив мавзолея В. И. Ленина, с трибуны которого им аплодировали сам Сталин (так вот что означала таинственная фраза телевизионщика о двух солнцах), отвечавшие за физкультурно-спортивные дела в стране маршалы Ворошилов и Буденный и другие вожди, чьи портреты тогда вывешивали на центральных улицах всех советских городов.
В сорок пятом на Красной площади прошло два парада - первый, знаменитый, Парад Победы, когда воины-победители бросали на землю знамена поверженного врага, и второй, августовский, в День физкультурника, тоже посвященный Победе в Великой Отечественной войне.
Владимир Силин участвовал в обоих: в первом как защитник Родины, воин-десантник, сражавшийся зимой сорок первого под Москвой. Во втором - как сильный гимнаст. Вместе с Бормоткиным и третьим мастером, Аркадием Ассоровым, они придумали очень сложную конструкцию, на которой и крутили свои умопомрачительные комбинации. Сначала они раскачивались на качелях, установленных на девятиметровой высоте, с качелей прыгали на перекладину (восемь метров над уровнем брусчатки), крутили солнце и прыгали вниз, на брезент, который держали 120 человек.
Вечером на приеме в Кремле их пригласили к главному столу, и Сталин пожал руки храбрым джигитам.
ТРИУМФ ВОЛИ
Нигде так не любили парады - и военные, и физкультурные, - как у нас при Сталине и как в Германии при Гитлере. Культ личности и культ силы, здорового гармоничного тела - в основании общей для обоих тоталитарных режимов эстетики. Прошлогодний скандал, связанный с приездом в Петербург по приглашению устроителей международного фестиваля неигрового кино "Послание к человеку" Лени Рифеншталь и демонстрацией в кинотеатрах города ее фильмов "Триумф воли" и "Олимпия", не просто в очередной раз обнаружил эту общность, но и показал, что коренится она не в фигуре того или иного диктатора и установленного им режима, а в толще истории, в сознании народа, в его коллективном бессознательном. Отсюда и болезненная реакция на приезд старого (в этом году Лени Рифеншталь отметила свое столетие) человека, в свое время близкого к Гитлеру, снимавшего по заказам нацистов фильмы, ставшие шедеврами мирового кинематографа.
Фильмы Рифеншталь - гимн силе. Она продуманно эстетизирует и на материале партийных съездов, и на материале Олимпиады 1936 года в Берлине отношения вождя и масс (толпы), господина и раба. Ее атлеты с нордической внешностью - словно ожившие скульптуры древнегреческих дискоболов. Нет-нет, не ожившие, в том-то и дело: дискобол Мирона, созданный за пять веков до христианской эры, куда живее, жизненнее, одушевленнее натурщиков Рифеншталь. Они - живые мертвецы, и Олимпия, из которой они бегут по кромке моря через века, - город мертвых.
Соотечественник автора "Олимпии", один из самых крупных мыслителей ХХ века Карл Ясперс, отмечал: "Все великие взлеты человеческого бытия происходили на Западе посредством соприкосновения и размежевания с античностью. Там, где о ней забывали, наступало варварство".
Триумф воли, отнюдь не только в слове и в кинокадрах явленный миру через каких-нибудь три года после Берлинской олимпиады, обернулся новым нашествием варваров и обошелся человечеству в десятки миллионов жертв. Дорогой ценой платим мы, чья почва - античность, за размежевание с нею, за поклонение культу силы и воли.
В оценке фильмов Лени Рифеншталь мы разошлись с моим давним приятелем, кинорежиссером, полагавшим, что так мощно и виртуозно, как она, спорт никто, нигде и никогда не снимал. Что ж, каждый видит в зеркале вечности свое, каждому оно докладывает ту правду, которую он готов услышать и принять.
САША ДИТЯТИН - КАНДИДАТ В СБОРНУЮ
В свое время мы с Виктором (так зовут моего друга режиссера, одного из руководителей фестиваля "Послание к человеку") сняли несколько картин о спорте на Ленинградской студии документальных фильмов. Но первый мой спортивный фильм на этой студии снимал другой режиссер. Назывался он "Кандидат в сборную" и рассказывал о ленинградском гимнасте Саше Дитятине, будущем абсолютном олимпийском чемпионе.
Семьдесят пятый год. Саше Дитятину восемнадцатый год, совершеннолетие он отметит в августе, а в марте в "Юбилейном" отрок с голубиной кротостью в вечно удивленных глазах, с нежным овалом лица ("чисто ангелок" - умилялись на трибунах любительницы гимнастики старшего возраста), высокий (это минус для современной гимнастики с ее сложнейшими элементами), с обыкновенными, не налитыми тугой силой руками, жидковатыми для гимнаста, неожиданно для всех, включая и своего тренера Анатолия Ярмовского и себя самого, выиграл Кубок СССР. Несколько снижало ценность победы отсутствие на Кубке признанного лидера советских гимнастов Николая Андрианова. Это внесло нервозность: Вячеслав Бойко, Паата Шамугия, Рубен Микаэлян почувствовали, что наконец-то и они могут выиграть. Ближе всех к победе был Микаэлян, ему достаточно было на последнем снаряде - перекладине - набрать всего 9 баллов, и кубок уехал бы в Ереван.
Крутите солнце, ребята, капли Датского короля пейте, кавалеры! Разгулялись нервы у Рубена, он сорвался с перекладины, а Саша Дитятин, еще в прошлом году выступавший по юношам, не дрогнул, хотя и работал на перекладине через одного человека после Микаэляна.
Крутите солнце - и мир будет у ваших ног!
Обладателя Кубка страны повезли в Берн на чемпионат Европы третьим номером сборной; первым считался Андрианов, "курносый и белоголовый провинциал, обуянный озорством, душевной крылатостью, желанием доказать" (С. Токарев); вторым - Виктор Клименко, жилистый гимнастический муж с лицом страстотерпца. От Саши Дитятина ждали попадания в первую шестерку, а он взял и устроился в многоборье третьим, что в семнадцать лет не удавалось ни Михаилу Воронину, ни Николаю Андрианову. И не просто "устроился", а характер выказал, укротив коварную перекладину. Он пошел в подвыкрученные обороты без маха, должен был потерять целый балл и всякие надежды на приличное место, но мгновенно сориентировался, сделал дополнительный оборот вперед и довел комбинацию до конца, потеряв на этом всего две десятых балла.
СТОЙКА СИЛОЙ ПОСЛЕ ПЯТОГО ТОСТА
Тренера Дитятина Анатолия Ярмовского я увидел впервые за одиннадцать лет до выигранного его учеником Кубка страны на международных соревнованиях в Петрозаводске. Там блистал Виктор Лисицкий, будущий серебряный призер Токийской олимпиады в многоборье, в вольных был красив будущий бессменный главный тренер гимнастических сборных Союза и России Леонид Аркаев, которого все почему-то зовут Лева, а на кольцах чище всех, аккуратно, без помарок сработал ленинградец Анатолий Ярмовский.
Друга Лисицкого, Юрия Сабирова, мастера спорта международного класса по гимнастике, моего коллегу по журналистскому цеху (он писал отчеты с гимнастических турнирах в "Труд" и "Советский спорт"), я зазвал к себе домой в гости, и Михаил, мой школьный друг, всю войну пролежавший в больничной кровати (у него был туберкулез позвоночника), занявшийся гимнастикой по наущению врачей, чтобы одолеть недуг, ставший отменным перворазрядником, чемпионом Петрозаводска по юношам, поразил столичного гостя-гимнаста, сделав в разгар нашей трапезы, где-то после пятого тоста, стойку силой на самом краю стола с тарелками, бутылками и рюмками.
К этому времени наш Мишка уже двенадцать лет не выходил на гимнастический помост, променяв его сначала на баскетбол, а потом ушел из спорта: работа, жена, дети, возраст - всему свое время...
Кто бы мог подумать, когда Мишка, звонкий, гордый, сильный, подходил к снаряду и, подняв руку, испрашивая разрешение судей на попытку, замирал (никто собраннее, чутче его не подходил к снаряду, очаровывая судей и публику), когда он крутил сальто в вольных или солнце на перекладине, что всего несколько лет назад он был распластан на больничной койке?!
Крутите солнце - и вас будут любить прекрасные юные девы, как они любили нашего Мишку!
В пятьдесят втором, ровно полвека назад, к нам в Петрозаводск, где мы с Мишкой учились в девятых классах (в параллельных - я в "а", он - в "б"), приехали гимнасты-небожители, чемпионы недавно завершившейся Хельсинкской олимпиады. Так нам их представляли, хотя олимпийским чемпионом был один Валентин Муратов, остальные - просто сильные московские гимнасты. Но поразил нас не Муратов, гимнаст элегантный, чистых линий (он выступал с вольными упражнениями), а сутуловатый Кравец, первым в мире исполнивший двойное сальто при соскоке с перекладины. Мы обмерли, когда он, оторвавшись от снаряда, полетел к люстре под потолком, невысоким потолком актового зала Карельского пединститута - чудо, что не задел люстру и не разбился...
ИСТИНА - В НАГОТЕ?
С чего начинается спорт, каким мы сегодня его знаем?
С гимнастики и бега. Древние греки упражнялись в обнаженном виде в специально предназначенных для этого помещениях - гимнасиях (от греческого gymnos - обнаженный). И на спортивных состязаниях древнегреческие мужчины выступали обнаженными - женщины на стадионы не допускались. "Греки гордились тем, - пишет Игорь Кон в работе "Мужское тело как эротический объект", - что только у них мужчины соревновались нагими... Греческая культура - культура самообладания, распущенность и эксгибиционизм ей глубоко чужды".
Чего не скажешь о современной культуре, где все на продажу - и мужское тело, и женское.
Трепещите, современные сатиры и аполлоны: обнаженная маха делает стойку махом! Вот он, момент истины древнейшего из спортивных искусств. Древнейшего и эротичнейшего.
"Нагота равняется истине" - было провозглашено в немецком молодежном движении начала ХХ века. Проповедью распущенности здесь и не пахло. Речь шла о культе здоровья и близости природе. Не только немецкие, но и французские и англосаксонские журналы по атлетике поставили тогда задачу вернуть телу современного мужчины античные пропорции. "Многочисленные фотографии популярных атлетов и преподавателей физкультуры в позах классических статуй пропагандировали единство здоровья, силы и красоты. Эталонами мужской красоты становятся полунагие атлеты или Тарзан Джонни Вейсмюллера", - пишет профессор Кон в вышеупомянутой работе (она напечатана в сборнике статей "О муже(N)ственно-сти", вышедшем в свет в этом году в издательстве "Новое литературное обозрение").
Пришедшие к власти в Германии в начале 30-х нацисты быстро разобрались бы со своими соотечественниками, утверждавшими, что истина - в наготе. Не в наготе, не в вине, а в силе, воле, воинственности и дисциплине. Все их статуи, несмотря на античные пропорции, несмотря на то, что все, включая гениталии, у них на месте и без фиговых листков, аэротичны. Исследователь (тот же И. С. Кон) отмечает, что в Третьем рейхе реальная, бытовая нагота (нудизм, купание нагишом и т. п.) была строго запрещена и приравнена к гомосексуальности; что же касается СССР, большевистская сексофобия сделала всякое эротическое искусство в России официально невозможным и главными сферами самореализации мужского тела (впрочем, и женского тоже) было не изобразительное искусство, а балет и спорт.
"Дано мне тело - что мне делать с ним, Таким единым и таким моим?//За радость тихую дышать и жить Кого, скажите, мне благодарить?//Я и садовник, я же и цветок, В темнице мира я не одинок.//На стекла вечности уже легло Мое дыхание, мое тепло..." - стихотворением "Дыхание" открывается в 1913 году первая маленькая книжка стихов Осипа Мандельштама.
И если мы "в области балета", а также в тех видах спорта, что наиболее близки к искусству (спортивная и художественная гимнастика, фигурное катание на коньках), долгие годы были "впереди планеты всей", то обязаны этим, как ни удивительно, сексофобии наших властей предержащих, как черт ладана боявшихся наготы и вынудивших своих соотечественников решать - публично, прилюдно - поставленный поэтом вопрос ("Дано мне тело - что мне делать с ним?..") преимущественно в балетно-спортивной плоскости. Духовно-пластическая одаренность народа, присущая национальному характеру поэтичность облагородили маскулинно-мускулистое атлетическое начало, согрели душевным теплом мраморный холод оживших античных статуй.
АКМЕИСТЫ СПОРТА
Гимнасты-акмеисты нашего спортивного цеха. И потому, что чаще других покоряли мировые и олимпийские вершины ("акмэ" по-гречески - вершина). И потому, что подобно поэтам-акмеистам, крупнейшим из них Мандельштаму и Ахматовой, выверены, точны, конкретны в своем мастерстве. И разве не акмеистической формулой "красота - не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра" руководствовались садовники нашей гимнастической школы, чтобы вырастить редкостные цветы - Латынину, Кучинскую, Турищеву, Цукарина, Азаряна, Воронина, Андрианова, Дитятина, чье дыхание и тепло легли на стекла вечности, смешавшись с дыханием и теплом Шостаковича, Рихтера, Улановой, Флоренского, Мандельштама, Платонова, Цветаевой и других великих мастеров, полубогов и богов отечественной культуры, умевших создавать прекрасное "из тяжести недоброй".
У гимнастики - и отечественной, и мировой - было когда-то, каких-нибудь тридцать с "хвостиком" лет назад, лицо Наташи Кучинской, ленинградки-невесты Мехико, влюбившей в себя весь мир своей улыбкой взахлеб, своей открытостью, чистотой, простодушием. Теперь у нее лицо Светланы Хоркиной с тугой тесемкой губ и жестким прищуром глаз. Такая красота мир не спасет: она самое себя оберегает от всевозможных поползновений...
Что вы хотите? Времена изменились, однако простодушие, улыбки взахлеб ныне не в цене. Мир становится жестче, злее, агрессивнее. Прагматики, скажем, перефразируя Слуцкого, в почете, а лирики-романтики - в загоне. И красота, на чем от века держалась гимнастика, чем она привлекала возвышенно настроенные сердца, если и не в загоне, то уж и не на авансцене. В давней гимнастической тяжбе между красотой и сложностью, выразительностью и трудностью верх все увереннее берут сложность и трудность.
ГОНКА ТРУДНОСТИ
"Идет гонка этой трудности, - сказала заслуженный тренер СССР Тамара Желеева, комментируя по одному из телевизионных спортивных каналов в конце ноября этого года чемпионат мира по спортивной гимнастике в венгерском городе Дебрецене. - Надо когда-то остановиться, чтобы показать красоту".
Но остановиться, понятно, нельзя. И если каких-нибудь тридцать лет назад весь мир ахнул, когда Ольга Корбут на десятисантиметровой полоске бревна исполнила сальто назад, то сейчас уже никого не удивишь и каскадом сальто, и сальто с поворотом на 360 градусов - что и говорить, далеко продвинулась - и методически, и технически - спортивная гимнастика, которую Ренальд Кныш, воспитавший Ольгу Корбут, назвал (гимнастику, а не Ольгу) - "акробатикой на снарядах".
И опорные прыжки девчушки прыгают такой немыслимой сложности, что холодок пробегает по позвоночнику, когда видишь, что они выделывают с данным им телом - прыгают, скажем, "цукахару" с поворотом на 540 градусов. Давно ли на всем белом свете только он один, японец Мицуо Цукахара, олимпийский чемпион Мюнхена и Монреаля на перекладине, чемпион мира 1970 года в опорном прыжке, делал переворот боком с поворотом и сальто назад согнувшись?..
Прыгайте "цухакару", если позволяет хищный глазомер простого столяра!
Крутите солнце, как наш земляк Владимир Силин!
Делайте стойку силой - на краю стола (не обязательно обеденного), как делает и поныне мой школьный друг в свои шестьдесят восемь!
Ну хотя бы подтягивайтесь на перекладине, как Борис Немцов!..
Алексей САМОЙЛОВ
