Общество
ГОД 2003-Й: ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ХРОНОЛОГИЯ
31 декабря
ВЕСНА. ЗАКОН О ЗЕМЛЕ. БАРЫНЯ С СОБАЧКОЙ
Огромный пустырь был в двух шагах от моего дома, но я, лишь когда вырос, узнал, что на самом деле это Полежаевский парк. Мое незнание объяснялось не только реалиями средней школы Красносельского района. Этот пустырь с извилистой и заросшей речкой, воронками от снарядов, непонятными развалинами и единственной правильной аллеей - аллеей Славы - слишком мало напоминал привычный парк. Зато он всегда привлекал любителей позагорать на траве, садоводов, искавших, где накопать землицы, и, конечно, собачников.
С этой дамой я как раз и познакомился на собачьем променаде. У нее была молодая борзая, которая уже настолько убегалась, что пыталась свалиться под ноги хозяйке.
Моя собака тоже не имела никакого желания бегать, поэтому мы смогли остановиться и поговорить. Поначалу о борзых. О том, что борзой надо всегда поддерживать форму не только как бегунье, но и как охотнице: "Мы с мужем осенью его будем вывозить под Шушары. Близко от города, но в клубе говорили, что зайцев там полно". О том, насколько повезло Альфреду (так звали пса) - вроде бы вокруг город, а какие здесь лужайки и холмы. Отойти от аллеи Славы, поближе к реке Дудергофке, и можно часами бродить, не встретив ни человека, ни собаки.
Обычный разговор двух "собачников" был практически исчерпан, когда моя собеседница, пока еще никак не представившаяся, указала в низину, приблизительно туда, где Дудергофка вливалась в канал, и сказала:
- Вообще-то здесь раньше жила моя бабушка.
Мои знания о прошлом этих мест были до безобразия ограничены, но я все же представил себе графиню с борзой, гуляющую в своих владениях. Впрочем, все оказалось проще.
- Здесь был какой-то поселок, говорили - немецкая колония. Когда была революция, колония опустела, и в этих домах поселилась - даже не бабушка, а ее семья. Бабушка любила мне рассказывать об этом, когда мы в Стрельну ездили на трамвае. Вот, мол, могли бы жить и здесь. Причем она даже показывала мне бумагу, выданную райисполкомом. Это, конечно, не право на собственность, так, скорее, ордер на вселение. Но жили на законных основаниях. А потом война. И весь поселок - как катком.
Я еще раз взглянул на склон холма, покрытого свежей травой и мать-и-мачехой, пытаясь представить себе домики, стоявшие там. Какое это было бы счастье: прямо сейчас жить в ложбине, на берегу реки, среди каменных громад, возвышающихся с обеих сторон! Пожалуй, у моей собеседницы были прекрасные шансы. Эх, проклятая война!
- Скажите, а вам не приходило в голову попытаться восстановить ваши права? Ведь недавно принят Закон о земле?
Видимо, я слишком увлекся чужой идилией и не задумался над собственными словами. Я сам сообразил, что закон о купле-продаже земли не является аналогом Закону о реституции.
- Нет, никогда об этом не думала. Наоборот, я теперь боюсь, что кто-нибудь захочет купить эту землю. Лучше бы все осталось как есть. Эта земля, наверное, очень дорого стоит. У меня с мужем денег на нее не хватит. А мы будем сюда с Альфредом на трамвае приезжать. Если только здесь все заборами не перегородят.
К этому времени пес отдохнул, и хозяйка направилась к остановке на Петергофском шоссе. А я подумал: хорошо было бы внести в Закон о земле очень важную поправку. Хорошую землю, особенно в городе и рядом, надо продавать только хорошим людям. Но откуда у них деньги?
ЛЕТО. ДЫМ НАД СТОЛИЦАМИ. ОДИНОКИЙ ЛЕСНИЧИЙ
Летние разговоры о погоде, особенно в Москве, были более чем данью вежливости. "Скажите, правда, что ветер завтра переменится на западный? Ну, слава Богу, а то уже не зги не видно".
К концу августа я уже знал, что большой дымный колпак над Москвой всего лишь фрагмент еще большего дымного колпака, край которого коснулся и нашего города. Знал, также то, что другим городам досталось куда сильнее. К примеру, в Нижнем Новгороде с набережной было не разглядеть середины Волги (хотя Волга в этом городе не шире, чем Нева перед Литейным мостом).
Эта встреча произошла у меня между Москвой и Нижним. Мне было нужно как можно скорее попасть туда; билет нашелся лишь в плацкартный вагон дневного поезда. Собеседники в такой дороге неизбежны.
Разговор о лесных пожарах начался сразу же - дым был и на вокзале, а ближе к Владимиру он только сгустился. От следствия, естественно, перешли к причинам да заодно к тому, как с этими причинами бороться. Кто-то предложил не пускать в лес вообще никого. Дамочка, везшая куда-то кроликов в корзинке, отвечала на это: не пускать в лес только людей со спичками, зажигалками и другими источниками огня. Еще в общем-то логично добавляла: если лето было бы дождливое, то люди ругались бы из-за этого, и никто не заметил бы - пожаров никаких нет. Надо надеяться, следующее лето таким и будет.
Сидевший напротив пожилой мужчина внезапно ей ответил.
- Чушь. Будут дожди или нет, все равно на следующий год будет гореть.
Его спросили, почему он так уверен в этом. Мужчина разговорился.
Он оказался бывшим лесником, на пенсии. По его мнению, честных "лесных сторожей" не существует. И не существовало, сколько он помнит. Это же только в сказках и детских книжках лесник живет в глухой чащобе, отстреливаясь от волков и браконьеров. На самом деле живет он в поселке, среди людей. И с людьми приходится уживаться.
Но с тем, что происходит сейчас, ужиться невозможно.
Знаешь, граница есть даже у беспредела. Когда уже вырублено, что можно, справку на выруб не дадут ни в районе, ни в области. Тогда знаешь, что делают? Лес поджигают. Пускают низовой пал. Кусты и дрова сгорели, низ у стволов почернел чуть-чуть. Сосна, понятное дело, потом отойдет. Но нет, инструкция есть. Все, лес испорченный. Не пропадать же добру! Полагается весь этот порченый лес на сруб. Те же деятели, которые к нему подступиться не могли, получают лицензию уже по закону. И приезжают. Лесные санитары (непечатное слово).
А говорят, что все из-за торфяников...
Да торфяники же сами собой не горят. Тут сколько лес от грибников не закрывай, все равно кто надо - тот приедет и подожжет. И никто об этом не скажет, даже этим журналистам. Кто приезжает тушить - пожарные, солдатики, те ничего не знают. А местные просто боятся сказать. Это же не десяток бревен, как со мной бывало. Это несколько делянок за лето так стригут.
Я однажды просто нанял за три бутылки экскаваторщика, и мы дорогу разрыли. Пусть хотя бы вывезти не смогут. Хотя глупость это. Не сейчас - так зимой. Или на следующий год. Не, я уверен, пока все не вырубят, не кончит лес гореть.
Может, лесник и не прав. Но я теперь со страхом жду того лета, когда не случится ни одного лесного пожара. Не будет ли это означать, что не осталось не только того, чему нельзя гореть, но и того, чего нельзя рубить?
ОСЕНЬ. "НОРД-ОСТ". СПЕКТАКЛЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
С Николаем Юрьевичем я познакомился еще нынешней весной, когда ненадолго заехал в город Кириллов Вологодской области. Николай Юрьевич работал в предвыборном штабе одного из районных кандидатов, но основным его делом была школа, где он преподавал литературу, а в свободное время (впрочем, во время выборных кампаний его всегда мало) ставил школьные спектакли. Я запомнил только пару названий, но один из этих спектаклей и заставил меня дозвониться до далекого города Кириллова. Самодеятельная труппа 9-го и 10-го классов поставила спектакль "Два капитана".
В городе Кириллове пьют почти все и с очень раннего возраста, почти детского. Школьный театр работает больше двенадцати лет. Это означает, что и в городе Кириллове всегда находились подростки, не желавшие уходить из школы после уроков, хотя их сверстники пьют чуть ли не на крыльце. Но меня больше всего интересовал другой вопрос: почему именно Каверин? Не связан ли школьный спектакль с московским мюзиклом?
Оказывается, связан.
Я узнал, что в Москве поставили оперетту (Николаю Юрьевичу не нравится слово "мюзикл") по Каверину и подумал: столица к нему вернулась, почему мы не можем? "Двух капитанов" мы проходили во внеклассном чтении. И я предложил ребятам сделать спектакль. Я считаю, что за все время, пока существует наш театр, это самая удачная постановка. Особенно хороша наша Светланка - Катя Татаринова. Таким девочкам надо поступать в театральный, но боюсь, ей дальше Вологодского педагогического не выбраться.
Николай Юрьевич мало знает про "Норд-Ост". Он даже думал, что над сценой по ходу действия летает настоящий самолет. У педагога из райцентра отношение к столице, мягко говоря, не самое лучшее.
Не думаю, что москвичи могли хорошо обойтись с Кавериным. Вениамин Александрович сам из провинции, из Пскова. Но его роман нужен всем. Потому что он о верности, о том, что надо добиваться своего, если ты веришь в правду. Это сейчас важно для всех. Поэтому я был в шоке, узнав, что театр захватили прямо во время представления. Для меня особая подлость случившегося в Москве в том, что вооруженные люди напали именно на этот спектакль.
Потом я спросил: а если бы это случилось в Кириллове? Если бы школьный театр со всеми актерами и зрителями захватили бы именно здесь? Николай Юрьевич ответил: не случилось бы. Потому что до нашего города спецназ добрался бы быстрее, чем журналисты центральных каналов. И... никто бы ничего не узнал.
Сегодня в городе Кириллове спектакль "Два капитана" продолжает идти. Правда, в школьном театре раз в два месяца.
ЗИМА. НОВАЯ СЕННАЯ. КВАЛИФИЦИРОВАННОЕ МНЕНИЕ
В начале я пообещал, что здесь не будет экспертов. Однако Нину Сергеевну все же можно назвать экспертом - экспертом по Сенной. Она, старый друг моей семьи, всю жизнь прожила на Загородном. Сенная для нее - это не просто площадь. Поэтому, когда она из площади стала проспектом, я обратился за комментарием к Нине Сергеевне.
Понравилось ли мне, что с Сенной сделали? Пока не скажу, посмотрю, как будет дальше. Я ведь помню, как после войны из Сенной - площади Мира тоже пытались сделать чуть ли не главную городскую площадь. Ведь она была в начале проспекта Сталина, он потом опять стал Московским. Помню все эти проекты: высотные дома по углам, такие же сталинские небоскребы, как у Парка Победы. А посередине площади должна была стоять колонна Мира. Я думаю, это чтобы было выше, чем столб на Дворцовой площади. Но Сталин умер, дома прекратили строить, а уж про колонну естественно забыли.
Нина Сергеевна помнит, как на Сенной сносили церковь. Помнит, как площадь заполонила автостанция. Помнит и то, как площадь превратилась в главный объект "Метростроя". Помнит, как окрестности стройплощадки стали одним большим рынком.
Я помню, как тогда все мы испугались, что новая блокада будет. Я ее совсем еще девчонкой застала, но страх остался. Талоны на водку и вино все отоваривала, чтобы на хлеб менять. Сама водку держала про запас, вязала носочки, ходила на рынок, пыталась их продать. Да там много было таких, как я. Помню, как в 1991 году почти весь декабрь отстояла. Потом плюнула, ходить перестала. Тут еще цены отпустили. Тоже было страшно поначалу, но зато видно - продукты в магазинах есть.
Еще несколько лет прошло. Я привыкла к Сенной, что это один большой базар вокруг забора. Конечно, грязно, но где еще так дешево еду купить можно? Были ларьки - в ларьках покупала. Потом ларьки снесли - приходилось с рук покупать или на сам рынок ходила.
Теперь Сенная приобрела черты большого проспекта и даже пешеходной зоны. Нина Сергеевна рада, что стало чище. Судьба дешевых продуктов ее не беспокоит, а вот к окончательным планам переустройства Сенной она относится скептически.
Не знаю, что из этого выйдет. Вот, например, скамейки поставили. Но если это будет настоящий проспект вроде Московского, так на таких скамейках и не посидишь. А если Сенная так и останется Сенной, возле каждой скамейки или по милиционеру придется поставить, или на них будут вечно одни бомжи сидеть, которых та же милиция будет иногда гонять. Что храм хотят восстановить - это хорошо. Но сколько на этом разворуют - подумать страшно!
А вообще, Сенная так и останется Сенной. Это все же рынок. Слышала, что будут какие-то торговые комплексы, лучшие в городе... Но и тогда Сенная не будет, как сейчас модно говорить, элитным местом. Потому что сюда всегда ходили те, у кого денег мало. Что тут ни ставь - колонну, или фонтан, или башню, - так все и останется.
Может, Нина Сергеевна не права. И времена, когда прямо на Сенной или в окрестных переулках продавали яблоки и шоколад прямо из коробок, уйдут в историю, как и те времена, когда на Сенной кого-то били кнутом. Сейчас же не бьют.
И еще я надеюсь, что в наступающем году Закон о земле не используют во зло, дыма будет меньше, а все спектакли будут доиграны до конца.
Михаил ЛОГИНОВ
Огромный пустырь был в двух шагах от моего дома, но я, лишь когда вырос, узнал, что на самом деле это Полежаевский парк. Мое незнание объяснялось не только реалиями средней школы Красносельского района. Этот пустырь с извилистой и заросшей речкой, воронками от снарядов, непонятными развалинами и единственной правильной аллеей - аллеей Славы - слишком мало напоминал привычный парк. Зато он всегда привлекал любителей позагорать на траве, садоводов, искавших, где накопать землицы, и, конечно, собачников.
С этой дамой я как раз и познакомился на собачьем променаде. У нее была молодая борзая, которая уже настолько убегалась, что пыталась свалиться под ноги хозяйке.
Моя собака тоже не имела никакого желания бегать, поэтому мы смогли остановиться и поговорить. Поначалу о борзых. О том, что борзой надо всегда поддерживать форму не только как бегунье, но и как охотнице: "Мы с мужем осенью его будем вывозить под Шушары. Близко от города, но в клубе говорили, что зайцев там полно". О том, насколько повезло Альфреду (так звали пса) - вроде бы вокруг город, а какие здесь лужайки и холмы. Отойти от аллеи Славы, поближе к реке Дудергофке, и можно часами бродить, не встретив ни человека, ни собаки.
Обычный разговор двух "собачников" был практически исчерпан, когда моя собеседница, пока еще никак не представившаяся, указала в низину, приблизительно туда, где Дудергофка вливалась в канал, и сказала:
- Вообще-то здесь раньше жила моя бабушка.
Мои знания о прошлом этих мест были до безобразия ограничены, но я все же представил себе графиню с борзой, гуляющую в своих владениях. Впрочем, все оказалось проще.
- Здесь был какой-то поселок, говорили - немецкая колония. Когда была революция, колония опустела, и в этих домах поселилась - даже не бабушка, а ее семья. Бабушка любила мне рассказывать об этом, когда мы в Стрельну ездили на трамвае. Вот, мол, могли бы жить и здесь. Причем она даже показывала мне бумагу, выданную райисполкомом. Это, конечно, не право на собственность, так, скорее, ордер на вселение. Но жили на законных основаниях. А потом война. И весь поселок - как катком.
Я еще раз взглянул на склон холма, покрытого свежей травой и мать-и-мачехой, пытаясь представить себе домики, стоявшие там. Какое это было бы счастье: прямо сейчас жить в ложбине, на берегу реки, среди каменных громад, возвышающихся с обеих сторон! Пожалуй, у моей собеседницы были прекрасные шансы. Эх, проклятая война!
- Скажите, а вам не приходило в голову попытаться восстановить ваши права? Ведь недавно принят Закон о земле?
Видимо, я слишком увлекся чужой идилией и не задумался над собственными словами. Я сам сообразил, что закон о купле-продаже земли не является аналогом Закону о реституции.
- Нет, никогда об этом не думала. Наоборот, я теперь боюсь, что кто-нибудь захочет купить эту землю. Лучше бы все осталось как есть. Эта земля, наверное, очень дорого стоит. У меня с мужем денег на нее не хватит. А мы будем сюда с Альфредом на трамвае приезжать. Если только здесь все заборами не перегородят.
К этому времени пес отдохнул, и хозяйка направилась к остановке на Петергофском шоссе. А я подумал: хорошо было бы внести в Закон о земле очень важную поправку. Хорошую землю, особенно в городе и рядом, надо продавать только хорошим людям. Но откуда у них деньги?
ЛЕТО. ДЫМ НАД СТОЛИЦАМИ. ОДИНОКИЙ ЛЕСНИЧИЙ
Летние разговоры о погоде, особенно в Москве, были более чем данью вежливости. "Скажите, правда, что ветер завтра переменится на западный? Ну, слава Богу, а то уже не зги не видно".
К концу августа я уже знал, что большой дымный колпак над Москвой всего лишь фрагмент еще большего дымного колпака, край которого коснулся и нашего города. Знал, также то, что другим городам досталось куда сильнее. К примеру, в Нижнем Новгороде с набережной было не разглядеть середины Волги (хотя Волга в этом городе не шире, чем Нева перед Литейным мостом).
Эта встреча произошла у меня между Москвой и Нижним. Мне было нужно как можно скорее попасть туда; билет нашелся лишь в плацкартный вагон дневного поезда. Собеседники в такой дороге неизбежны.
Разговор о лесных пожарах начался сразу же - дым был и на вокзале, а ближе к Владимиру он только сгустился. От следствия, естественно, перешли к причинам да заодно к тому, как с этими причинами бороться. Кто-то предложил не пускать в лес вообще никого. Дамочка, везшая куда-то кроликов в корзинке, отвечала на это: не пускать в лес только людей со спичками, зажигалками и другими источниками огня. Еще в общем-то логично добавляла: если лето было бы дождливое, то люди ругались бы из-за этого, и никто не заметил бы - пожаров никаких нет. Надо надеяться, следующее лето таким и будет.
Сидевший напротив пожилой мужчина внезапно ей ответил.
- Чушь. Будут дожди или нет, все равно на следующий год будет гореть.
Его спросили, почему он так уверен в этом. Мужчина разговорился.
Он оказался бывшим лесником, на пенсии. По его мнению, честных "лесных сторожей" не существует. И не существовало, сколько он помнит. Это же только в сказках и детских книжках лесник живет в глухой чащобе, отстреливаясь от волков и браконьеров. На самом деле живет он в поселке, среди людей. И с людьми приходится уживаться.
Но с тем, что происходит сейчас, ужиться невозможно.
Знаешь, граница есть даже у беспредела. Когда уже вырублено, что можно, справку на выруб не дадут ни в районе, ни в области. Тогда знаешь, что делают? Лес поджигают. Пускают низовой пал. Кусты и дрова сгорели, низ у стволов почернел чуть-чуть. Сосна, понятное дело, потом отойдет. Но нет, инструкция есть. Все, лес испорченный. Не пропадать же добру! Полагается весь этот порченый лес на сруб. Те же деятели, которые к нему подступиться не могли, получают лицензию уже по закону. И приезжают. Лесные санитары (непечатное слово).
А говорят, что все из-за торфяников...
Да торфяники же сами собой не горят. Тут сколько лес от грибников не закрывай, все равно кто надо - тот приедет и подожжет. И никто об этом не скажет, даже этим журналистам. Кто приезжает тушить - пожарные, солдатики, те ничего не знают. А местные просто боятся сказать. Это же не десяток бревен, как со мной бывало. Это несколько делянок за лето так стригут.
Я однажды просто нанял за три бутылки экскаваторщика, и мы дорогу разрыли. Пусть хотя бы вывезти не смогут. Хотя глупость это. Не сейчас - так зимой. Или на следующий год. Не, я уверен, пока все не вырубят, не кончит лес гореть.
Может, лесник и не прав. Но я теперь со страхом жду того лета, когда не случится ни одного лесного пожара. Не будет ли это означать, что не осталось не только того, чему нельзя гореть, но и того, чего нельзя рубить?
ОСЕНЬ. "НОРД-ОСТ". СПЕКТАКЛЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
С Николаем Юрьевичем я познакомился еще нынешней весной, когда ненадолго заехал в город Кириллов Вологодской области. Николай Юрьевич работал в предвыборном штабе одного из районных кандидатов, но основным его делом была школа, где он преподавал литературу, а в свободное время (впрочем, во время выборных кампаний его всегда мало) ставил школьные спектакли. Я запомнил только пару названий, но один из этих спектаклей и заставил меня дозвониться до далекого города Кириллова. Самодеятельная труппа 9-го и 10-го классов поставила спектакль "Два капитана".
В городе Кириллове пьют почти все и с очень раннего возраста, почти детского. Школьный театр работает больше двенадцати лет. Это означает, что и в городе Кириллове всегда находились подростки, не желавшие уходить из школы после уроков, хотя их сверстники пьют чуть ли не на крыльце. Но меня больше всего интересовал другой вопрос: почему именно Каверин? Не связан ли школьный спектакль с московским мюзиклом?
Оказывается, связан.
Я узнал, что в Москве поставили оперетту (Николаю Юрьевичу не нравится слово "мюзикл") по Каверину и подумал: столица к нему вернулась, почему мы не можем? "Двух капитанов" мы проходили во внеклассном чтении. И я предложил ребятам сделать спектакль. Я считаю, что за все время, пока существует наш театр, это самая удачная постановка. Особенно хороша наша Светланка - Катя Татаринова. Таким девочкам надо поступать в театральный, но боюсь, ей дальше Вологодского педагогического не выбраться.
Николай Юрьевич мало знает про "Норд-Ост". Он даже думал, что над сценой по ходу действия летает настоящий самолет. У педагога из райцентра отношение к столице, мягко говоря, не самое лучшее.
Не думаю, что москвичи могли хорошо обойтись с Кавериным. Вениамин Александрович сам из провинции, из Пскова. Но его роман нужен всем. Потому что он о верности, о том, что надо добиваться своего, если ты веришь в правду. Это сейчас важно для всех. Поэтому я был в шоке, узнав, что театр захватили прямо во время представления. Для меня особая подлость случившегося в Москве в том, что вооруженные люди напали именно на этот спектакль.
Потом я спросил: а если бы это случилось в Кириллове? Если бы школьный театр со всеми актерами и зрителями захватили бы именно здесь? Николай Юрьевич ответил: не случилось бы. Потому что до нашего города спецназ добрался бы быстрее, чем журналисты центральных каналов. И... никто бы ничего не узнал.
Сегодня в городе Кириллове спектакль "Два капитана" продолжает идти. Правда, в школьном театре раз в два месяца.
ЗИМА. НОВАЯ СЕННАЯ. КВАЛИФИЦИРОВАННОЕ МНЕНИЕ
В начале я пообещал, что здесь не будет экспертов. Однако Нину Сергеевну все же можно назвать экспертом - экспертом по Сенной. Она, старый друг моей семьи, всю жизнь прожила на Загородном. Сенная для нее - это не просто площадь. Поэтому, когда она из площади стала проспектом, я обратился за комментарием к Нине Сергеевне.
Понравилось ли мне, что с Сенной сделали? Пока не скажу, посмотрю, как будет дальше. Я ведь помню, как после войны из Сенной - площади Мира тоже пытались сделать чуть ли не главную городскую площадь. Ведь она была в начале проспекта Сталина, он потом опять стал Московским. Помню все эти проекты: высотные дома по углам, такие же сталинские небоскребы, как у Парка Победы. А посередине площади должна была стоять колонна Мира. Я думаю, это чтобы было выше, чем столб на Дворцовой площади. Но Сталин умер, дома прекратили строить, а уж про колонну естественно забыли.
Нина Сергеевна помнит, как на Сенной сносили церковь. Помнит, как площадь заполонила автостанция. Помнит и то, как площадь превратилась в главный объект "Метростроя". Помнит, как окрестности стройплощадки стали одним большим рынком.
Я помню, как тогда все мы испугались, что новая блокада будет. Я ее совсем еще девчонкой застала, но страх остался. Талоны на водку и вино все отоваривала, чтобы на хлеб менять. Сама водку держала про запас, вязала носочки, ходила на рынок, пыталась их продать. Да там много было таких, как я. Помню, как в 1991 году почти весь декабрь отстояла. Потом плюнула, ходить перестала. Тут еще цены отпустили. Тоже было страшно поначалу, но зато видно - продукты в магазинах есть.
Еще несколько лет прошло. Я привыкла к Сенной, что это один большой базар вокруг забора. Конечно, грязно, но где еще так дешево еду купить можно? Были ларьки - в ларьках покупала. Потом ларьки снесли - приходилось с рук покупать или на сам рынок ходила.
Теперь Сенная приобрела черты большого проспекта и даже пешеходной зоны. Нина Сергеевна рада, что стало чище. Судьба дешевых продуктов ее не беспокоит, а вот к окончательным планам переустройства Сенной она относится скептически.
Не знаю, что из этого выйдет. Вот, например, скамейки поставили. Но если это будет настоящий проспект вроде Московского, так на таких скамейках и не посидишь. А если Сенная так и останется Сенной, возле каждой скамейки или по милиционеру придется поставить, или на них будут вечно одни бомжи сидеть, которых та же милиция будет иногда гонять. Что храм хотят восстановить - это хорошо. Но сколько на этом разворуют - подумать страшно!
А вообще, Сенная так и останется Сенной. Это все же рынок. Слышала, что будут какие-то торговые комплексы, лучшие в городе... Но и тогда Сенная не будет, как сейчас модно говорить, элитным местом. Потому что сюда всегда ходили те, у кого денег мало. Что тут ни ставь - колонну, или фонтан, или башню, - так все и останется.
Может, Нина Сергеевна не права. И времена, когда прямо на Сенной или в окрестных переулках продавали яблоки и шоколад прямо из коробок, уйдут в историю, как и те времена, когда на Сенной кого-то били кнутом. Сейчас же не бьют.
И еще я надеюсь, что в наступающем году Закон о земле не используют во зло, дыма будет меньше, а все спектакли будут доиграны до конца.
Михаил ЛОГИНОВ
