Культура
КОЛЬЦО СКОВАНО
15 января
Среди многих инициатив нашего неутомимого маэстро эта - возрождение вагнеровской традиции - одна из самых впечатляющих. Некогда Мариинский театр был форпостом означенной традиции, и о выдающихся интерпретаторах немецкого классика, прежде всего великом певце И. В. Ершове и дирижере Э. Ф. Направнике, до сих пор ходят легенды. Но "Кольцо" ставилось около ста лет назад. Другие же оперы из-за того, что Вагнера любил Гитлер, исчезли из репертуара еще до войны, а после войны возвратился на сцену один лишь "Лоэнгрин". После того как Гергиев представил в Мариинке все пять опер Мусоргского, всего театрального Прокофьева, обе версии "Катерины Измайловой" Шостаковича, новые сценические прочтения шедевров Глинки, Римского-Корсакова, Чайковского, он обратился к зарубежной классике. Наряду с Моцартом, Верди, почему-то обойденным Пуччини, Р. Штраусом он ставил и Вагнера: возобновил "Лоэнгрина" и заново подготовил "Летучего голландца", никогда тут не шедшее последнее творение композитора - мистерию "Парсифаль", и вот все четыре части "Кольца Нибелунга". С каждой новой работой углублялось проникновение певцов, оркестра, хора, да и самого дирижера, в вагнеровский стиль. Очень полезными для вокалистов оказались занятия с тонким знатоком наследия композитора Рихардом Тримборном, благодаря которым оперы звучат на языке оригинала вполне достойно.
Оказалось, что театр располагает и вагнеровскими голосами - мощными, выносливыми, полетными, как, к примеру, великолепное сопрано Ларисы Гоголевской или бас Михаила Петренко. Правда, не оказалось героического тенора для самого значительного из героев, Зигфрида. Но троим певцам, Виктору Луцюку, Леониду Захожаеву и канадцу Гари Райдауту, хватило вокальных и физических ресурсов одолеть эту бесконечно трудную партию. О том, как роскошно, переливаясь красками, высвечивая в трепещущей симфонической ткани волшебные мелодические нити, звучит оркестр и как мощно в "Гибели богов" хор, я писал уже в рецензии на предварительное концертное исполнение больших оперных фрагментов в Актовом зале Университета. Каждому звучащему мигу Гергиев сообщает какую-то сверхестественную энергию. Два вторых спектакля вместо заболевшего Гергиева провел - на весьма высоком артистическом уровне - молодой немецкий дирижер Михаэль Гюттлер. Красота и взрывная сила этой музыки и сегодня потрясают.
Что же касается сценического прочтения обеих опер, осуществленного одной бригадой во главе с художником Георгием Цыпиным и режиссером Владимиром Мирзоевым, то о нем я распространяться не стану: оно того не стоит. Скажу зло, потому что допекло (ведь данное решение далеко не первое в своем роде): это дорогостоящее убожество. Театральная трактовка "Кольца" из-за перенасыщенности его философией, из-за медлительности развертывания представляет большие трудности, к преодолению которых постановщики готовятся всю жизнь. Для знаменитого Цыпина это обращение к тетралогии - не первое. Но его на этот раз постигла неудача. Правда, говорят, задумано было нечто иное, что не удалось технически осуществить. Сужу о том, что видел. Четыре гигантских (от пола до колосников) пластиковых истукана могли бы присутствовать и в любой другой опере и были бы в ней столь же неуместны. Малоподвижные и малофункциональные, они быстро надоедают. Страшно подумать, что будет, если и первые две части тетралогии, как предполагается, будут наново переставлены ради присутствия в них чудищ-великанов. Лишь однажды, во втором акте "Зигфрида", когда гиганты, приняв горизонтальное положение, были освещены зеленым светом, показалось, что им досталась образная задача предстать драконом. Но вот наступил миг гибели страшилища от меча Зигфрида, и на сцене появился совсем другой - небольшой, безобидный, негромко поющий Дракоша.
Негативное ощущение от сценографии дополняется аналогичным впечатлением от нелепых костюмов, созданных художником Татьяной Ногиновой. На голове у Эрды двухметровая ладья с длинной бахромой, так что не разберешь, лицом повернут к нам персонаж или затылком. Злодей Хаген обряжен в длинную концертную юбку, а бог Вотан в короткую меховую. Зачем?
Режиссуру Мирзоева, пользующегося в драматическом театре репутацией скандального ниспровергателя традиций и впервые обратившегося к оперному жанру прямо накануне репетиций, я просто отказываюсь называть режиссурой - настолько робка его фантазия, настолько пассивен он во взаимоотношениях с актерами. Лишь один из солистов, Райдаут, воплощает какой-то характер. Зигфрид у него наивный, не осознающий своей силы ребенок-акселерат. Такое возможно, и даже убедительно, но лишь в первом акте первой из опер. Однако герой остается Зигфридушкой-дурачком до самой своей смерти. Все остальные исполнители сценически никакие. Они поют, как в концерте. Действие призван оживить балет (танцевальная компания "Каннон-Данс", руководимая Натальей Каспаровой). Но появляется он в самые неподходящие моменты, а хореография Ким Франк столь же бедна и притом противоестественна, как и все остальное.
Впечатление такое, что постановщики озабочены лишь одним - замыслить такое, что было бы противоположно придуманному Вагнером и запечатленному в музыке. Там, где звучание исполнено божественной красоты, - на сцене уродство, там, где величие, - приземленность, там, где интенсивное действие, - неподвижность. Тетралогия завершается всемирной катастрофой, в которой гибнет даже Валгалла - обитель богов, и погружением в первоначальный хаос. Зритель, наблюдающий, как жалкая декорация освещается жалким красным, а потом жалким зеленым светом, даже не догадывается об этом.
Мне не хотелось бы, чтобы высказанное здесь удержало кого-то от намерения сходить в Мариинский на Вагнера. Демонстрируемый там сценический нигилизм как раз может прийтись кому-то по душе. Если же нет - рекомендую последовать моему примеру. В первый раз я присматривался к происходящему на сцене, чтобы написать настоящие заметки. Во второй же раз погружался в музыку, надолго закрывая глаза. Было гораздо приятнее.
Михаил БЯЛИК
Оказалось, что театр располагает и вагнеровскими голосами - мощными, выносливыми, полетными, как, к примеру, великолепное сопрано Ларисы Гоголевской или бас Михаила Петренко. Правда, не оказалось героического тенора для самого значительного из героев, Зигфрида. Но троим певцам, Виктору Луцюку, Леониду Захожаеву и канадцу Гари Райдауту, хватило вокальных и физических ресурсов одолеть эту бесконечно трудную партию. О том, как роскошно, переливаясь красками, высвечивая в трепещущей симфонической ткани волшебные мелодические нити, звучит оркестр и как мощно в "Гибели богов" хор, я писал уже в рецензии на предварительное концертное исполнение больших оперных фрагментов в Актовом зале Университета. Каждому звучащему мигу Гергиев сообщает какую-то сверхестественную энергию. Два вторых спектакля вместо заболевшего Гергиева провел - на весьма высоком артистическом уровне - молодой немецкий дирижер Михаэль Гюттлер. Красота и взрывная сила этой музыки и сегодня потрясают.
Что же касается сценического прочтения обеих опер, осуществленного одной бригадой во главе с художником Георгием Цыпиным и режиссером Владимиром Мирзоевым, то о нем я распространяться не стану: оно того не стоит. Скажу зло, потому что допекло (ведь данное решение далеко не первое в своем роде): это дорогостоящее убожество. Театральная трактовка "Кольца" из-за перенасыщенности его философией, из-за медлительности развертывания представляет большие трудности, к преодолению которых постановщики готовятся всю жизнь. Для знаменитого Цыпина это обращение к тетралогии - не первое. Но его на этот раз постигла неудача. Правда, говорят, задумано было нечто иное, что не удалось технически осуществить. Сужу о том, что видел. Четыре гигантских (от пола до колосников) пластиковых истукана могли бы присутствовать и в любой другой опере и были бы в ней столь же неуместны. Малоподвижные и малофункциональные, они быстро надоедают. Страшно подумать, что будет, если и первые две части тетралогии, как предполагается, будут наново переставлены ради присутствия в них чудищ-великанов. Лишь однажды, во втором акте "Зигфрида", когда гиганты, приняв горизонтальное положение, были освещены зеленым светом, показалось, что им досталась образная задача предстать драконом. Но вот наступил миг гибели страшилища от меча Зигфрида, и на сцене появился совсем другой - небольшой, безобидный, негромко поющий Дракоша.
Негативное ощущение от сценографии дополняется аналогичным впечатлением от нелепых костюмов, созданных художником Татьяной Ногиновой. На голове у Эрды двухметровая ладья с длинной бахромой, так что не разберешь, лицом повернут к нам персонаж или затылком. Злодей Хаген обряжен в длинную концертную юбку, а бог Вотан в короткую меховую. Зачем?
Режиссуру Мирзоева, пользующегося в драматическом театре репутацией скандального ниспровергателя традиций и впервые обратившегося к оперному жанру прямо накануне репетиций, я просто отказываюсь называть режиссурой - настолько робка его фантазия, настолько пассивен он во взаимоотношениях с актерами. Лишь один из солистов, Райдаут, воплощает какой-то характер. Зигфрид у него наивный, не осознающий своей силы ребенок-акселерат. Такое возможно, и даже убедительно, но лишь в первом акте первой из опер. Однако герой остается Зигфридушкой-дурачком до самой своей смерти. Все остальные исполнители сценически никакие. Они поют, как в концерте. Действие призван оживить балет (танцевальная компания "Каннон-Данс", руководимая Натальей Каспаровой). Но появляется он в самые неподходящие моменты, а хореография Ким Франк столь же бедна и притом противоестественна, как и все остальное.
Впечатление такое, что постановщики озабочены лишь одним - замыслить такое, что было бы противоположно придуманному Вагнером и запечатленному в музыке. Там, где звучание исполнено божественной красоты, - на сцене уродство, там, где величие, - приземленность, там, где интенсивное действие, - неподвижность. Тетралогия завершается всемирной катастрофой, в которой гибнет даже Валгалла - обитель богов, и погружением в первоначальный хаос. Зритель, наблюдающий, как жалкая декорация освещается жалким красным, а потом жалким зеленым светом, даже не догадывается об этом.
Мне не хотелось бы, чтобы высказанное здесь удержало кого-то от намерения сходить в Мариинский на Вагнера. Демонстрируемый там сценический нигилизм как раз может прийтись кому-то по душе. Если же нет - рекомендую последовать моему примеру. В первый раз я присматривался к происходящему на сцене, чтобы написать настоящие заметки. Во второй же раз погружался в музыку, надолго закрывая глаза. Было гораздо приятнее.
Михаил БЯЛИК
