Общество
У ВОЙНЫ НЕ ДЕТСКОЕ ЛИЦО
01 февраля
Оказывается, в нашем городе, имеющем свою весьма богатую военную историю, имеется и такая организация. Созданная почти тринадцать лет назад, она объединила в своих рядах шестьдесят пожилых людей, самые страшные воспоминания которых приходятся как раз на тот жизненный период, каковой иначе, чем "счастливым", в Советском Союзе называть было не принято.
Как рассказал автору Ростислав Яковлевич, в их организации состоят не только те, кто родился и вырос в Сталинграде. Немало среди них и уроженцев Ленин-града - детей, вывезенных из блокадного города страшной зимой 1941-1942 года по Дороге жизни. Их эвакуировали подальше от войны в этот тогда еще тихий тыловой город на берегу Волги. Но уже 23 августа 1942-го, когда ударная группировка 6-й армии Паулюса достигла северных окраин Сталинграда, ленинградские дети вновь, что называется, "попали из огня да в полымя" - ровно в 16 часов 18 минут тут начало твориться такое, что даже и сейчас, по прошествии шестидесяти с половиной лет, иначе, чем адом, Ростислав Яковлевич назвать не может.
Сейчас ему уже семьдесят четыре. А в тот вечер он, 14-летний мальчишка, вместе со своим дедушкой как раз возвращался домой с рыбалки, и рев "юнкерсов" и "хейнкелей", перемежающийся частыми разрывами авиационных бомб, был хорошо слышен еще на подходе к Волге. Переправляясь же на другую сторону реки, он по дороге то и дело встречал плывущие к левому берегу паромы и катера - их палубы были буквально забиты ранеными людьми: солдатами и гражданскими, мужчинами и женщинами, детьми и стариками... А чуть позже, едва ступив на горящую пристань, подросток попал и под первую в своей жизни бомбежку.
Потом за ту неделю, что он с матерью, бабушкой и дедушкой оставался в осажденном Сталинграде, таких бомбежек ему довелось пережить не один десяток: поддерживая с воздуха рвущиеся в город части вермахта и СС, люфтваффе "утюжило" его практически без перерыва, совершая за день порядка двух тысяч боевых вылетов. И каждая такая бомбардировка уже до самой смерти будет стоять перед глазами этого человека - во всех красках, как на ленте цветной кинохроники.
- Все как в замедленной съемке, - вспоминает Ростислав Яковлевич, - вот "юнкерс" выходит из пике, вот выпадает бомба из его бомболюка, и те несколько секунд, пока она, истошно завывая, летит к земле, начинают казаться вечностью. И странное дело: ведь ты знаешь, что она покрашена в защитный цвет, а сверкает на солнце, как полированная! И ты уже не можешь оторвать глаз от этого сверкания - из той щели, куда ты забился вместе с такими же бедолагами, ты смотришь, и смотришь, и смотришь на него, как завороженный. А в голове лишь одна мысль: "Только бы не меня, только бы не меня, только бы не меня!"
В ушах этого пожилого человека до сих пор слышатся и крики соседей, доносящиеся из под руин разбомбленного дома, и стоны раненых, умирающих прямо на улице, и вой сирен воздушной тревоги, заставляющий людей мгновенно забиваться в любую щель - в подвал дома, в наспех отрытый окоп на обочине, в воронку, оставленную взрывом очередной бомбы... А память уже никогда не позволит ему забыть ни гнетущего чувства страха, жажды и голода, которое постоянно преследовало его в эти дни, ни запаха пыли, дыма и гари, который все время стоял над городом, продолжавшим сражаться из последних сил.
Впрочем, для самого Ростислава Яковлевича весь этот кошмар, можно сказать, благополучно закончился уже через неделю: несмотря на то что Сталин запретил эвакуацию населения и из города его имени людей попросту не выпускали, 30 августа семье Капрановых все же удалось оттуда вырваться - раненные бойцы смоги найти им местечко на палубе катера, перевозившего их на левый берег Волги. И потом, вплоть до 7 февраля 1943-го, когда появилась возможность вернуться в несдавшийся город, 14-летний Ростислав вместе с мамой, бабушкой и дедом прожил в прифронтовом лесхозе на краю казахской степи. Однако и там битва за Сталинград продолжала постоянно напоминать о себе: доносящимися оттуда отголосками разрывов снарядов и бомб, постоянным чувством голода да частыми разговорами с летсоставом полка знаменитых ночных бомбардировщиков У-2, дислоцировавшегося неподалеку.
Эта машина могла совершенно незаметно подлететь к позициям противника, причем настолько близко, что пилот способен был, выражаясь фигурально, сосчитать количество веснушек на физиономии какого-нибудь "рыжего Ганса". Для этого наши летчики использовали такой прием: забирались над своим аэродромом на максимально возможную для их У-2 высоту, взяв курс в сторону немецких позиций, разгоняли его до максимальной скорости, а затем, выключив двигатель, переходили в режим планирования. Конструкция легкого биплана позволяла делать это достаточно долго - инерции вполне хватало и на то, чтобы бесшумно подлететь к нужному объекту, и на то, чтобы, снизившись над ним на высоту "бреющего", произвести "точечное" ручное бомбометание, и на то, чтобы вновь взмыть к облакам, "опираясь" плоскостями на восходящие воздушные потоки. А там движок запускался вновь, и летчик с чувством выполненного долга возвращался на базу.
Возвращался, опять пролетая над тем городом, в котором все еще продолжали не только оставаться, но и сражаться вместе со взрослыми многие ровесники нашего собеседника. Оставался здесь и 12-летний Юра Вержичинский, эвакуированный в самом начале войны к бабушке в тогда еще тыловой Сталинград из разрушенного фашистами Минска, и его ровесница из блокадного Ленинграда Люда Радыно - увы, война догнала их здесь, на берегах Волги. Догнала и уготовила судьбу и героическую, и трагическую одновременно. Люда, в числе других шестерых ребят отобранная из детприемника на Клинской улице, прошла специальную подготовку и затем семь раз ходила в разведку - командование считало, что детям под видом беженцев было гораздо легче, чем взрослым, переходить через линию фронта.
А Юре Вержичинскому, остававшемуся в Сталинграде на протяжении почти всей его героической эпопеи, дважды только чудом удалось избежать смерти. Его бабушка, как тогда делали практически все сталинградцы, спасая от бомбежек и пожаров свои наиболее ценные вещи, закопала их во дворе собственного дома. А когда эту часть города захватили немцы, то среди откопанных ими вещей они обнаружили и офицерскую форму Юриного отца - летный шлем, кожаное пальто с петлицами, планшет... Бабушку тут же расстреляли, а вот ее внука в тот момент дома не оказалось. Осиротевший парнишка прибился к нашим войскам и тоже, как и Люда, стал разведчиком.
В один из своих разведвыходов в район Дар-горы Юра, разительно отличавшийся от местных белобрысых мальчишек черной как смоль шевелюрой, был задержан танкистами по подозрению, что он еврей. "Jueden?" - спросил пацана немец. "Юра, Юра!" - удивленно подтвердил парнишка, совершенно не знавший немецкого и не понимавший, откуда танкист знает его имя. И тут же был передан в руки эсэсовцам, причем не немцам, а украинцам из дивизии СС "Галичина" - хорошо известно, что те зверствовали в тылу и на фронте почище любой зондеркоманды. Не изменили они своим обычаям и теперь - малолетку решили повесить на стволе танкового орудия. Но то ли ствол был опущен слишком низко, то ли веревку как-то не так закрепили, но в результате она соскользнула и Юра упал на землю. А когда, приподняв ствол, его стали вешать во второй раз, на счастье парнишки, начался минометный обстрел, и "храбрые" палачи разбежались. Разумеется, удрал к своим и Юра - так и бежал с петлей на шее, не обращая внимания на разрывы.
Тогда ему чудом удалось избежать смерти, но теперь уже и его, и Людмилы Радыно нет среди живых. "Я-то ведь старше их, а поди ж ты, еще жив, - говорит Ростислав Капранов, - слишком многое довелось пережить им в детстве, вот и не хватило теперь здоровья". Сейчас из тех шестидесяти, что почти тринадцать лет назад образовали питерское общественное объединение "Дети военного Сталинграда", остались только сорок четыре человека.
Александр СЕЛИЦКИЙ
Как рассказал автору Ростислав Яковлевич, в их организации состоят не только те, кто родился и вырос в Сталинграде. Немало среди них и уроженцев Ленин-града - детей, вывезенных из блокадного города страшной зимой 1941-1942 года по Дороге жизни. Их эвакуировали подальше от войны в этот тогда еще тихий тыловой город на берегу Волги. Но уже 23 августа 1942-го, когда ударная группировка 6-й армии Паулюса достигла северных окраин Сталинграда, ленинградские дети вновь, что называется, "попали из огня да в полымя" - ровно в 16 часов 18 минут тут начало твориться такое, что даже и сейчас, по прошествии шестидесяти с половиной лет, иначе, чем адом, Ростислав Яковлевич назвать не может.
Сейчас ему уже семьдесят четыре. А в тот вечер он, 14-летний мальчишка, вместе со своим дедушкой как раз возвращался домой с рыбалки, и рев "юнкерсов" и "хейнкелей", перемежающийся частыми разрывами авиационных бомб, был хорошо слышен еще на подходе к Волге. Переправляясь же на другую сторону реки, он по дороге то и дело встречал плывущие к левому берегу паромы и катера - их палубы были буквально забиты ранеными людьми: солдатами и гражданскими, мужчинами и женщинами, детьми и стариками... А чуть позже, едва ступив на горящую пристань, подросток попал и под первую в своей жизни бомбежку.
Потом за ту неделю, что он с матерью, бабушкой и дедушкой оставался в осажденном Сталинграде, таких бомбежек ему довелось пережить не один десяток: поддерживая с воздуха рвущиеся в город части вермахта и СС, люфтваффе "утюжило" его практически без перерыва, совершая за день порядка двух тысяч боевых вылетов. И каждая такая бомбардировка уже до самой смерти будет стоять перед глазами этого человека - во всех красках, как на ленте цветной кинохроники.
- Все как в замедленной съемке, - вспоминает Ростислав Яковлевич, - вот "юнкерс" выходит из пике, вот выпадает бомба из его бомболюка, и те несколько секунд, пока она, истошно завывая, летит к земле, начинают казаться вечностью. И странное дело: ведь ты знаешь, что она покрашена в защитный цвет, а сверкает на солнце, как полированная! И ты уже не можешь оторвать глаз от этого сверкания - из той щели, куда ты забился вместе с такими же бедолагами, ты смотришь, и смотришь, и смотришь на него, как завороженный. А в голове лишь одна мысль: "Только бы не меня, только бы не меня, только бы не меня!"
В ушах этого пожилого человека до сих пор слышатся и крики соседей, доносящиеся из под руин разбомбленного дома, и стоны раненых, умирающих прямо на улице, и вой сирен воздушной тревоги, заставляющий людей мгновенно забиваться в любую щель - в подвал дома, в наспех отрытый окоп на обочине, в воронку, оставленную взрывом очередной бомбы... А память уже никогда не позволит ему забыть ни гнетущего чувства страха, жажды и голода, которое постоянно преследовало его в эти дни, ни запаха пыли, дыма и гари, который все время стоял над городом, продолжавшим сражаться из последних сил.
Впрочем, для самого Ростислава Яковлевича весь этот кошмар, можно сказать, благополучно закончился уже через неделю: несмотря на то что Сталин запретил эвакуацию населения и из города его имени людей попросту не выпускали, 30 августа семье Капрановых все же удалось оттуда вырваться - раненные бойцы смоги найти им местечко на палубе катера, перевозившего их на левый берег Волги. И потом, вплоть до 7 февраля 1943-го, когда появилась возможность вернуться в несдавшийся город, 14-летний Ростислав вместе с мамой, бабушкой и дедом прожил в прифронтовом лесхозе на краю казахской степи. Однако и там битва за Сталинград продолжала постоянно напоминать о себе: доносящимися оттуда отголосками разрывов снарядов и бомб, постоянным чувством голода да частыми разговорами с летсоставом полка знаменитых ночных бомбардировщиков У-2, дислоцировавшегося неподалеку.
Эта машина могла совершенно незаметно подлететь к позициям противника, причем настолько близко, что пилот способен был, выражаясь фигурально, сосчитать количество веснушек на физиономии какого-нибудь "рыжего Ганса". Для этого наши летчики использовали такой прием: забирались над своим аэродромом на максимально возможную для их У-2 высоту, взяв курс в сторону немецких позиций, разгоняли его до максимальной скорости, а затем, выключив двигатель, переходили в режим планирования. Конструкция легкого биплана позволяла делать это достаточно долго - инерции вполне хватало и на то, чтобы бесшумно подлететь к нужному объекту, и на то, чтобы, снизившись над ним на высоту "бреющего", произвести "точечное" ручное бомбометание, и на то, чтобы вновь взмыть к облакам, "опираясь" плоскостями на восходящие воздушные потоки. А там движок запускался вновь, и летчик с чувством выполненного долга возвращался на базу.
Возвращался, опять пролетая над тем городом, в котором все еще продолжали не только оставаться, но и сражаться вместе со взрослыми многие ровесники нашего собеседника. Оставался здесь и 12-летний Юра Вержичинский, эвакуированный в самом начале войны к бабушке в тогда еще тыловой Сталинград из разрушенного фашистами Минска, и его ровесница из блокадного Ленинграда Люда Радыно - увы, война догнала их здесь, на берегах Волги. Догнала и уготовила судьбу и героическую, и трагическую одновременно. Люда, в числе других шестерых ребят отобранная из детприемника на Клинской улице, прошла специальную подготовку и затем семь раз ходила в разведку - командование считало, что детям под видом беженцев было гораздо легче, чем взрослым, переходить через линию фронта.
А Юре Вержичинскому, остававшемуся в Сталинграде на протяжении почти всей его героической эпопеи, дважды только чудом удалось избежать смерти. Его бабушка, как тогда делали практически все сталинградцы, спасая от бомбежек и пожаров свои наиболее ценные вещи, закопала их во дворе собственного дома. А когда эту часть города захватили немцы, то среди откопанных ими вещей они обнаружили и офицерскую форму Юриного отца - летный шлем, кожаное пальто с петлицами, планшет... Бабушку тут же расстреляли, а вот ее внука в тот момент дома не оказалось. Осиротевший парнишка прибился к нашим войскам и тоже, как и Люда, стал разведчиком.
В один из своих разведвыходов в район Дар-горы Юра, разительно отличавшийся от местных белобрысых мальчишек черной как смоль шевелюрой, был задержан танкистами по подозрению, что он еврей. "Jueden?" - спросил пацана немец. "Юра, Юра!" - удивленно подтвердил парнишка, совершенно не знавший немецкого и не понимавший, откуда танкист знает его имя. И тут же был передан в руки эсэсовцам, причем не немцам, а украинцам из дивизии СС "Галичина" - хорошо известно, что те зверствовали в тылу и на фронте почище любой зондеркоманды. Не изменили они своим обычаям и теперь - малолетку решили повесить на стволе танкового орудия. Но то ли ствол был опущен слишком низко, то ли веревку как-то не так закрепили, но в результате она соскользнула и Юра упал на землю. А когда, приподняв ствол, его стали вешать во второй раз, на счастье парнишки, начался минометный обстрел, и "храбрые" палачи разбежались. Разумеется, удрал к своим и Юра - так и бежал с петлей на шее, не обращая внимания на разрывы.
Тогда ему чудом удалось избежать смерти, но теперь уже и его, и Людмилы Радыно нет среди живых. "Я-то ведь старше их, а поди ж ты, еще жив, - говорит Ростислав Капранов, - слишком многое довелось пережить им в детстве, вот и не хватило теперь здоровья". Сейчас из тех шестидесяти, что почти тринадцать лет назад образовали питерское общественное объединение "Дети военного Сталинграда", остались только сорок четыре человека.
Александр СЕЛИЦКИЙ
