Общество
ТИХИЕ РАДОСТИ СРЕДНЕГО КЛАССА, ИЛИ БЮРО НАЙДЕННЫХ ПОКОЛЕНИЙ
07 мартa
Убегают поколения. Убегают и теряются. Одно за другим, затылком в затылок, с постоянством маятника. Эскапизм - религия молодых. Перед тем как потеряться окончательно, каждое поколение оставляет про себя книжку. Кажется, что вся приличная литература высокоразвитых стран - это предсмертные записки потерявшихся поколений. Начиная с середины прошлого века на Западе только и делают, что подробно и страстно описывают: от чего убегали, как потерялись и где их в случае чего искать.
И вот что интересно. Если сложить вместе все, от чего бежали, что проклинали и над чем смеялись англоязычные бунтари и эскаписты от Селинджера до Уэлша, то получится гора из телевизоров, дипломов, автомобилей, комиксов, родительских заповедей, постеров, религиозных брошюр и газонокосилок. И ее очертания окажутся знакомы. Это силуэт башен всемирных ценностей, пристрастий и привычек среднего класса.
Похоже на приличную советскую литературу, которая по определению - литература антисоветская. Она тоже била по самому больному, по идеалу, по мечте о преображении человеческой природы в горниле коммунистического труда. Потому что если природа эта неизменна, если отдельные недостатки складываются в правило, то, перефразируя апостола, тщетна вера, мы несчастнее всех на свете, все ложь, бред, обман и ничья руководящая роль тут не поможет. Идеологическая конструкция "советский человек" в книгах сталкивалась с реальностью, и реальность оказывалась значительно крепче, быт брал свое; мечта оборачивалась тюрьмой.
Так и литература, которую, довольно условно, можно назвать антибуржуазной, атакует самое светлое идейное завоевание развитого капитализма - средний класс. Рука писателей поднялась на главное оправдание нынешней экономической системы перед историей, пик Гуманизма, Монблан общечеловеческих ценностей; если уж это окажется ерундой, то чего тогда стоит все остальное, все эти транснациональные монстры и миллионы голодающих? Реальность среднего класса в книгах столкнулась с душевными запросами начинающего жить человека, и реальность оказалась значительно беднее; победа обернулась кошмаром гиперпотребления.
УБЕЙ В СЕБЕ СРЕДНЕГО!
Под ровными газонами частных домов спрятаны трупы. Так пугает в романе "Кровь на яблоке" Максим Русси - канадский собрат нашего Владимира Сорокина. Если абсурдизм последнего опирается на ущербность советского быта, то его более жесткий и менее эстетствующий американский коллега режет по плоти среднего класса.
Полная стерильность: при входе в дом надо погружать ноги в дезинфицирующий раствор, от которого пропадают ногти; мыться нужно два, нет три, пять раз в день. Как водится, стерильность внешняя отражает внутреннюю, старшее поколение механично выполняет программу жизни среднего класса: образование - работа - карьера - дом. На сообщение дочери о готовности покончить с собой родители отвечают, что сначала нужно поступить в университет.
Подростковые заработки - явление, столь любимое апологетами буржуазной морали, у Максима Русси превращается в школу ненависти и покорности покруче советского стройбата. Мак-рабством назвал работу в американском общепите Дуглас Коупленд, о котором после, а статистика свидетельствует: каждый пятнадцатый американец начинал свой трудовой путь в "Макдоналдсе".
Тут нет и намека на какой-то там бунт поколения - просто у стерильных родителей растут дети-уроды, которые вообще не понимают, что делать с жизнью. Мать продает дочери косметику в рамках системы сетевого маркетинга - раз начав обогащаться, они уже не могут остановиться. Контроль системы тотален: даже в пафосной на первый взгляд финальной сцене самоубийства на прорезавшихся у жертвы ангельских крылах мелькают логотипы ресторана фаст-фуда, в котором она работала.
ОЧЕНЬ ДАЛЬНИЙ ЗАПАД - ЭТО ВОСТОК
В Токио есть кварталы, где в обычные часы редко встретишь прохожего. Гудят машинные потоки, царапают небо дворцы из четвертого сна Веры Павловны, и - малолюдно. Это районы банков и офисов, где только дважды в день тротуары заполняются людьми. Одинаковые, не старые, не слишком молодые мужчины: белые рубашки, неброские галстуки. Утром плотными рядами - в одну сторону, вечером - в другую. Зрелище не менее впечатляющее, нежели толпы рабочих, бредущих по гудку на завод из фильмов про гнет царизма.
Белые воротнички - одна из групп, составляющих средний класс как на Западе, так и на Дальнем Востоке. Классические жилища представителей класса - двухэтажные частные дома с небольшими садиками - группируются на городских окраинах. Я был в одном из них, словно списанном с какой-то социологической статьи: муж - владелец маленькой фирмы, поставляющей текстиль из Китая (бригадир челноков - если по-нашему), вкалывает с утра до ночи без отпусков; жена работает пару дней в неделю скорее для удовольствия, ведет дом и свободное время посвящает протестантской христианской церкви или вот приему зарубежных гостей вроде русских журналистов. Дети - студент и школьница: MTV, Голливуд, мода; японское чудо, японская трудовая этика уже не для них. Настроение старших тревожное - в стране кризис, доходы падают, растет безработица. Среди бездомных в городских парках уже не только пьяницы и маргиналы, но и реальные жертвы экономических неурядиц.
Здесь творит один из самых любимых и покупаемых в современной России писателей Харуки Мураками. Быт японского среднего класса - только фон для его психологических импровизаций, но фон впечатляющий. Герой Мураками давно все понял, давно не питает никаких иллюзий относительно окружающего его общества: "Перевод-на-дерьмо - величайшее благо эпохи Развитого Капитализма... оно питает мировой порядок, мировой порядок активизирует экономику, экономика производит еще больше объектов для переведения на дерьмо". Тут важно, что говорит это молодой японец, обращаясь к пожилому, всю жизнь имевшему дело совсем с другой моделью капитализма: "Такого устройства общества моя душа не приемлет!"
Молодые герои Мураками такое устройство не то чтобы приемлют, но - свыклись. И твердо усвоили, что власть в стране принадлежит могущественным, всегда остающимся в тени корпорациям, тесно сращенным с мафией и публичными политиками, что правды нет и нет закона, а сказки про гражданский и демократический контроль так же смешны, как официальный запрет проституции.
...На Сибуе - одном из центральных токийских районов, много гуляющих парочек, переполненных суши-баров, улыбающихся детей, девушек, пытающихся придать неповторимому своему восточному облику черты Бритни Спирс; веселых японских блондинов, олицетворяющих мощь местной химической промышленности. Можно сделать пару шагов от этого солнечного потока в темный переулок и наткнуться на нечто вроде меню порнозрелищ перед входом в заведение, работающее и днем. Каждый пункт его сопровождается ценой и картинкой. Де Сад позавидовал бы.
ОН ВАМ НЕ ОБЪЕКТ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ
Если кто и сомневался в том, что протестная литература метит в конкретную социальную мишень, а не просто жизнью не довольна, то после "Поколения Икс" Дэвида Коупленда таких сомнений не остается. Его герои настойчиво подчеркивают - мы дети среднего класса. Забавно, что книга, заказанная автору как социологическое исследование, обернулась художественным романом, давшим название поколению и ставшим, как принято говорить, культовым.
Кто они - икстеры?
Постпоколение. Постхиппи, постъяппи. Уже прочитаны Кэрруак, Кизи, Буковски, Хантер Томпсон, просмотрены "Птичка" и "Забриски Пойнт", возложены цветы на могилу Моррисона - что дальше? Уже опробован стиль жизни среднего класса, уже сделана попытка вписаться в общую социальную пирамиду - что вы можете предложить еще?
Они все уже знают, они все попробовали, равно иронизируя и над опереточным бунтом "волосатых" и над железобетонными ценностями отцов. Как и герои Мураками, они осознали, что мир изменился, капитализм, при котором строили свои жизни их отцы, и капитализм нынешний - это разные системы. Они прекрасно понимают, как функционирует эта машина: "Раньше работал в рекламе (более того - в маркетинге), ...с восьми до пяти перед белесым, как сперма, компьютерным монитором, где я решал абстрактные задачи, косвенно способствующие порабощению третьего мира". Вообще-то в этих трех строчках изложена суть процесса глобализации, но это мало волнует героев книги - они убежали. Убежали и спрятались в маленьком городке посреди пустыни: "... Тихое убежище от той стадной жизни, которую ведет большинство представителей среднего класса".
Убежали и опять - потерялись.
ВСТАВАЙ, ПРОКЛЯТЬЕМ ЗАКЛЕЙМЕННЫЙ СРЕДНИЙ КЛАСС!
Найдутся. Погуляют, побегают, порезвятся и вернутся. Найдутся, как нашлись все предыдущие поколения - кому-то ведь нужно продолжать торжественную поступь свободы и прогресса: бомбить Ирак, например. Убегать вообще очень опасно, бунт против общества ведет прежде всего к саморазрушению, как описал это в своей антиутопии "Пляж" (по которому снят фильм с Ди Каприо в главной роли) Алекс Гарленд. Да и Чак Паланик со своим культовым "Бойцовским клубом", строго говоря, о том же.
Да и не убежать далеко: альтернативная музыка и альтернативная литература такой же ходовой товар, как и культура потребительская, и доллары от продажи маек с Че Геварой или конопляными листиками ничем не отличаются от других долларов. Икстеры, как герой "Бойцовского клуба", продолжают жить по каталогу ИКЕА (отчего-то эта фирма считается знаковой именно для среднего класса, и открытие супермаркета ИКЕА в Москве приравнивается к появлению этой социальной группы в России).
И все же.
Герои Коупленда и Уэлша в общество вернутся, но никогда уже они не вольются в классический средний класс, как это произошло с бунтарями шестидесятых. По миру аккуратных газонов, белых домиков и семей с сыном и дочкой за общим столом прошла трещина. Чаще всего ее принято называть глобализация. Именно она призвана похоронить средний класс как движитель истории, как группу, влияющую на мировой процесс.
И похоже, что это понимают уже не только молодые эскаписты и маргиналы, но и самые обычные американские обыватели. Если верить философу и политологу Владимиру Видеману (интервью журналу "Эксперт", № 18, 2002), американский антиглобализм совсем не то, что европейский, - в нем нет пафоса протеста ради протеста, нет левой идеологии. "Я не увидел во время демонстраций в Сиэтле ни одного красного флага, серпа и молота, ни одного портрета Маркса или Ленина, не было никаких социалистических лозунгов. Это были именно протесты потребителя, обывателя, это было движение среднего класса".
Об этом надо бы подробнее, подробнее и будет в следующий раз, а пока, в свете слов видемана, совсем иначе видится финал "бойцовского клуба" в киноинтерпретации Дэвида Финчера. Там, предвосхищая 11 сентября, рушатся башни мировых финансовых центров. Бомбы под них заложил простой американский обыватель, превращенный психической болезнью в жесткого и умного боевика.
Алексей ГОРИЧЕНСКИЙ
И вот что интересно. Если сложить вместе все, от чего бежали, что проклинали и над чем смеялись англоязычные бунтари и эскаписты от Селинджера до Уэлша, то получится гора из телевизоров, дипломов, автомобилей, комиксов, родительских заповедей, постеров, религиозных брошюр и газонокосилок. И ее очертания окажутся знакомы. Это силуэт башен всемирных ценностей, пристрастий и привычек среднего класса.
Похоже на приличную советскую литературу, которая по определению - литература антисоветская. Она тоже била по самому больному, по идеалу, по мечте о преображении человеческой природы в горниле коммунистического труда. Потому что если природа эта неизменна, если отдельные недостатки складываются в правило, то, перефразируя апостола, тщетна вера, мы несчастнее всех на свете, все ложь, бред, обман и ничья руководящая роль тут не поможет. Идеологическая конструкция "советский человек" в книгах сталкивалась с реальностью, и реальность оказывалась значительно крепче, быт брал свое; мечта оборачивалась тюрьмой.
Так и литература, которую, довольно условно, можно назвать антибуржуазной, атакует самое светлое идейное завоевание развитого капитализма - средний класс. Рука писателей поднялась на главное оправдание нынешней экономической системы перед историей, пик Гуманизма, Монблан общечеловеческих ценностей; если уж это окажется ерундой, то чего тогда стоит все остальное, все эти транснациональные монстры и миллионы голодающих? Реальность среднего класса в книгах столкнулась с душевными запросами начинающего жить человека, и реальность оказалась значительно беднее; победа обернулась кошмаром гиперпотребления.
УБЕЙ В СЕБЕ СРЕДНЕГО!
Под ровными газонами частных домов спрятаны трупы. Так пугает в романе "Кровь на яблоке" Максим Русси - канадский собрат нашего Владимира Сорокина. Если абсурдизм последнего опирается на ущербность советского быта, то его более жесткий и менее эстетствующий американский коллега режет по плоти среднего класса.
Полная стерильность: при входе в дом надо погружать ноги в дезинфицирующий раствор, от которого пропадают ногти; мыться нужно два, нет три, пять раз в день. Как водится, стерильность внешняя отражает внутреннюю, старшее поколение механично выполняет программу жизни среднего класса: образование - работа - карьера - дом. На сообщение дочери о готовности покончить с собой родители отвечают, что сначала нужно поступить в университет.
Подростковые заработки - явление, столь любимое апологетами буржуазной морали, у Максима Русси превращается в школу ненависти и покорности покруче советского стройбата. Мак-рабством назвал работу в американском общепите Дуглас Коупленд, о котором после, а статистика свидетельствует: каждый пятнадцатый американец начинал свой трудовой путь в "Макдоналдсе".
Тут нет и намека на какой-то там бунт поколения - просто у стерильных родителей растут дети-уроды, которые вообще не понимают, что делать с жизнью. Мать продает дочери косметику в рамках системы сетевого маркетинга - раз начав обогащаться, они уже не могут остановиться. Контроль системы тотален: даже в пафосной на первый взгляд финальной сцене самоубийства на прорезавшихся у жертвы ангельских крылах мелькают логотипы ресторана фаст-фуда, в котором она работала.
ОЧЕНЬ ДАЛЬНИЙ ЗАПАД - ЭТО ВОСТОК
В Токио есть кварталы, где в обычные часы редко встретишь прохожего. Гудят машинные потоки, царапают небо дворцы из четвертого сна Веры Павловны, и - малолюдно. Это районы банков и офисов, где только дважды в день тротуары заполняются людьми. Одинаковые, не старые, не слишком молодые мужчины: белые рубашки, неброские галстуки. Утром плотными рядами - в одну сторону, вечером - в другую. Зрелище не менее впечатляющее, нежели толпы рабочих, бредущих по гудку на завод из фильмов про гнет царизма.
Белые воротнички - одна из групп, составляющих средний класс как на Западе, так и на Дальнем Востоке. Классические жилища представителей класса - двухэтажные частные дома с небольшими садиками - группируются на городских окраинах. Я был в одном из них, словно списанном с какой-то социологической статьи: муж - владелец маленькой фирмы, поставляющей текстиль из Китая (бригадир челноков - если по-нашему), вкалывает с утра до ночи без отпусков; жена работает пару дней в неделю скорее для удовольствия, ведет дом и свободное время посвящает протестантской христианской церкви или вот приему зарубежных гостей вроде русских журналистов. Дети - студент и школьница: MTV, Голливуд, мода; японское чудо, японская трудовая этика уже не для них. Настроение старших тревожное - в стране кризис, доходы падают, растет безработица. Среди бездомных в городских парках уже не только пьяницы и маргиналы, но и реальные жертвы экономических неурядиц.
Здесь творит один из самых любимых и покупаемых в современной России писателей Харуки Мураками. Быт японского среднего класса - только фон для его психологических импровизаций, но фон впечатляющий. Герой Мураками давно все понял, давно не питает никаких иллюзий относительно окружающего его общества: "Перевод-на-дерьмо - величайшее благо эпохи Развитого Капитализма... оно питает мировой порядок, мировой порядок активизирует экономику, экономика производит еще больше объектов для переведения на дерьмо". Тут важно, что говорит это молодой японец, обращаясь к пожилому, всю жизнь имевшему дело совсем с другой моделью капитализма: "Такого устройства общества моя душа не приемлет!"
Молодые герои Мураками такое устройство не то чтобы приемлют, но - свыклись. И твердо усвоили, что власть в стране принадлежит могущественным, всегда остающимся в тени корпорациям, тесно сращенным с мафией и публичными политиками, что правды нет и нет закона, а сказки про гражданский и демократический контроль так же смешны, как официальный запрет проституции.
...На Сибуе - одном из центральных токийских районов, много гуляющих парочек, переполненных суши-баров, улыбающихся детей, девушек, пытающихся придать неповторимому своему восточному облику черты Бритни Спирс; веселых японских блондинов, олицетворяющих мощь местной химической промышленности. Можно сделать пару шагов от этого солнечного потока в темный переулок и наткнуться на нечто вроде меню порнозрелищ перед входом в заведение, работающее и днем. Каждый пункт его сопровождается ценой и картинкой. Де Сад позавидовал бы.
ОН ВАМ НЕ ОБЪЕКТ РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ
Если кто и сомневался в том, что протестная литература метит в конкретную социальную мишень, а не просто жизнью не довольна, то после "Поколения Икс" Дэвида Коупленда таких сомнений не остается. Его герои настойчиво подчеркивают - мы дети среднего класса. Забавно, что книга, заказанная автору как социологическое исследование, обернулась художественным романом, давшим название поколению и ставшим, как принято говорить, культовым.
Кто они - икстеры?
Постпоколение. Постхиппи, постъяппи. Уже прочитаны Кэрруак, Кизи, Буковски, Хантер Томпсон, просмотрены "Птичка" и "Забриски Пойнт", возложены цветы на могилу Моррисона - что дальше? Уже опробован стиль жизни среднего класса, уже сделана попытка вписаться в общую социальную пирамиду - что вы можете предложить еще?
Они все уже знают, они все попробовали, равно иронизируя и над опереточным бунтом "волосатых" и над железобетонными ценностями отцов. Как и герои Мураками, они осознали, что мир изменился, капитализм, при котором строили свои жизни их отцы, и капитализм нынешний - это разные системы. Они прекрасно понимают, как функционирует эта машина: "Раньше работал в рекламе (более того - в маркетинге), ...с восьми до пяти перед белесым, как сперма, компьютерным монитором, где я решал абстрактные задачи, косвенно способствующие порабощению третьего мира". Вообще-то в этих трех строчках изложена суть процесса глобализации, но это мало волнует героев книги - они убежали. Убежали и спрятались в маленьком городке посреди пустыни: "... Тихое убежище от той стадной жизни, которую ведет большинство представителей среднего класса".
Убежали и опять - потерялись.
ВСТАВАЙ, ПРОКЛЯТЬЕМ ЗАКЛЕЙМЕННЫЙ СРЕДНИЙ КЛАСС!
Найдутся. Погуляют, побегают, порезвятся и вернутся. Найдутся, как нашлись все предыдущие поколения - кому-то ведь нужно продолжать торжественную поступь свободы и прогресса: бомбить Ирак, например. Убегать вообще очень опасно, бунт против общества ведет прежде всего к саморазрушению, как описал это в своей антиутопии "Пляж" (по которому снят фильм с Ди Каприо в главной роли) Алекс Гарленд. Да и Чак Паланик со своим культовым "Бойцовским клубом", строго говоря, о том же.
Да и не убежать далеко: альтернативная музыка и альтернативная литература такой же ходовой товар, как и культура потребительская, и доллары от продажи маек с Че Геварой или конопляными листиками ничем не отличаются от других долларов. Икстеры, как герой "Бойцовского клуба", продолжают жить по каталогу ИКЕА (отчего-то эта фирма считается знаковой именно для среднего класса, и открытие супермаркета ИКЕА в Москве приравнивается к появлению этой социальной группы в России).
И все же.
Герои Коупленда и Уэлша в общество вернутся, но никогда уже они не вольются в классический средний класс, как это произошло с бунтарями шестидесятых. По миру аккуратных газонов, белых домиков и семей с сыном и дочкой за общим столом прошла трещина. Чаще всего ее принято называть глобализация. Именно она призвана похоронить средний класс как движитель истории, как группу, влияющую на мировой процесс.
И похоже, что это понимают уже не только молодые эскаписты и маргиналы, но и самые обычные американские обыватели. Если верить философу и политологу Владимиру Видеману (интервью журналу "Эксперт", № 18, 2002), американский антиглобализм совсем не то, что европейский, - в нем нет пафоса протеста ради протеста, нет левой идеологии. "Я не увидел во время демонстраций в Сиэтле ни одного красного флага, серпа и молота, ни одного портрета Маркса или Ленина, не было никаких социалистических лозунгов. Это были именно протесты потребителя, обывателя, это было движение среднего класса".
Об этом надо бы подробнее, подробнее и будет в следующий раз, а пока, в свете слов видемана, совсем иначе видится финал "бойцовского клуба" в киноинтерпретации Дэвида Финчера. Там, предвосхищая 11 сентября, рушатся башни мировых финансовых центров. Бомбы под них заложил простой американский обыватель, превращенный психической болезнью в жесткого и умного боевика.
Алексей ГОРИЧЕНСКИЙ
