Общество
НЕЗНАКОМЫЙ ГОРОД
27 май
Зрители уже достаточно скоро поняли, чем отличаются нынешние питерские новости от более привычных. "Раньше в вашем городе каждую неделю кого-нибудь убивали, а сейчас чего-то открывают". Люди, сведущие как в современной политике, так и в современной истории России, обсуждали визиты Кошмана, посвященные надзору над нашим строительством: "Его что, посылают к вам присматривать за вашим Кадыровым?" Завидовали, правда, по-доброму: сколько денег вам подарили, надо бы приехать посмотреть, на что их потратили. Уже позже стало известно - не всякая "юбилейная зависть" настолько добродушна...
Первым кусочком Питера, увиденным после разлуки, стал аэропорт. Мое удивление началось во внутреннем Пулково и было связано не только с видом работ, но и с тем, что сколько бы я ни ехал дальше по Пулковскому шоссе, перешедшему в Московский проспект, за окном было одно и то же: рычащая техника, дымящийся асфальт и снующие между ними рабочие.
Это была окраина. В центре же произошло чудо, которое можно было предугадать по телевизионным репортажам центральных каналов, но все равно, полная картина важнее деталей. Еще в январе Питер был городом заборов и строительных лесов. В те дни какие-то дощатые ограды оставались, а другие разбирали на глазах, но, несмотря на это, было ясно, что Питер стал другим городом.
Возможно, если бы мне довелось провести в Питере эти три месяца, такого ощущения бы не возникло. Но недолгое отсутствие стало соавтором чуда: Санкт-Петербург превратился в город, которого мы еще не видели. Быть может, таким он был перед Первой мировой.
Любое положительное мнение проще всего выражать "от обратного". Вспомнились разговоры в троллейбусе на Невском, которые доводилось слышать и пятнадцать лет назад, и десять, а кажется, что и пять: "Унылый и грязный город". Не было вопроса, из какого города прибыли эти пассажиры. Иногда я бросался в спор, иногда нет. Если спорил, то говорил, что самая запущенная европейская провинция имеет немало преимуществ перед Вавилоном, который давным-давно забыл - к какой части света он относится?
Так вот, в ближайшие годы так не сможет сказать никто. Выздоровел город или нет - пока сказать невозможно, но то, что он смыл грязь хотя бы с части лица, это стало очевидно.
Питерские друзья удивили меня меньше, хотя бы потому, что связь с ними я так и не терял. Кто-то готовился на праздничные дни покинуть город, кто-то прикидывал - удастся ли отсидеться на окраинах. Эту озабоченность я понял чуть позже. И еще быстрее понял и нашел объяснение другому: реплике, то звучавшей вслух, то скрытой в намеке, но не менее ясной: лучше бы всего это не было.
Объяснение же нашлось особенно легко из-за его седой традиционности, выдержавшей проверку веками. Главным афоризмом юного Петербурга была реплика (с изрядно болезненными последствиями): "Быть городу пусту!" С того самого первого, вслух выраженного сомнения в том, что на невских берегах получится что-то путное, и начинается подлинная история города. Потом Иван Аксаков скажет, что в Петербурге должен остаться один Медный всадник, да и тот ускачет. Потом город и правда опустел и тут же опять наполнялся жителями. Потом опустел опять.
А сколько было вопросов. Как может жить этот город, если он не столица? Как может жить этот город, если он уже не Ленинград, его ведь после смены имени никто кормить не будет? Однако живет и смотрится живее многих "естественных" городов.
Вот и новая напасть: День рождения, на который, как и полагается, навезли вдоволь подарков. Навалили действительно много, так что даже кого-то этим ушибли. А кто-то, неушибленный, обиделся на это. Но уж всяко не больше, чем журналист из города Ульяновск, долго перечислявший в своей газете ужасы истории Петербурга, чтобы все свести к одному выводу: на деньги, ушедшие на трехсотлетие, могли сто пятьдесят раз отремонтировать ульяновское водоснабжение. Впрочем, не стоит о зависти.
В любом случае праздничная неделя, когда народные гуляния оказались совмещенными со встречей мировой элиты, и все произошло в центре мегаполиса - эта неделя забудется. Подарок - единовременное вложение средств в ремонт одного города - останется с нами навсегда. Где-то быстро облезет краска, какие-нибудь деревья завянут, но, в конце концов, и дворцы, начатые при Петре, перестраивались потом по три раза.
Сегодня мы все, даже те, кто не покидал Питер и на неделю, оказались в новом городе, в таком Петербурге, какого еще никто из нас не видел. В городе незнакомом и поэтому немного пугающем. Но этот город уже никто не назовет "грязным", и ни один из туристов уже не спросит: "Где у вас взятие Зимнего дворца?" Двенадцать лет спустя после восстановления законного имени город окончательно стал Санкт-Петербургом.
Михаил ЛОГИНОВ
Первым кусочком Питера, увиденным после разлуки, стал аэропорт. Мое удивление началось во внутреннем Пулково и было связано не только с видом работ, но и с тем, что сколько бы я ни ехал дальше по Пулковскому шоссе, перешедшему в Московский проспект, за окном было одно и то же: рычащая техника, дымящийся асфальт и снующие между ними рабочие.
Это была окраина. В центре же произошло чудо, которое можно было предугадать по телевизионным репортажам центральных каналов, но все равно, полная картина важнее деталей. Еще в январе Питер был городом заборов и строительных лесов. В те дни какие-то дощатые ограды оставались, а другие разбирали на глазах, но, несмотря на это, было ясно, что Питер стал другим городом.
Возможно, если бы мне довелось провести в Питере эти три месяца, такого ощущения бы не возникло. Но недолгое отсутствие стало соавтором чуда: Санкт-Петербург превратился в город, которого мы еще не видели. Быть может, таким он был перед Первой мировой.
Любое положительное мнение проще всего выражать "от обратного". Вспомнились разговоры в троллейбусе на Невском, которые доводилось слышать и пятнадцать лет назад, и десять, а кажется, что и пять: "Унылый и грязный город". Не было вопроса, из какого города прибыли эти пассажиры. Иногда я бросался в спор, иногда нет. Если спорил, то говорил, что самая запущенная европейская провинция имеет немало преимуществ перед Вавилоном, который давным-давно забыл - к какой части света он относится?
Так вот, в ближайшие годы так не сможет сказать никто. Выздоровел город или нет - пока сказать невозможно, но то, что он смыл грязь хотя бы с части лица, это стало очевидно.
Питерские друзья удивили меня меньше, хотя бы потому, что связь с ними я так и не терял. Кто-то готовился на праздничные дни покинуть город, кто-то прикидывал - удастся ли отсидеться на окраинах. Эту озабоченность я понял чуть позже. И еще быстрее понял и нашел объяснение другому: реплике, то звучавшей вслух, то скрытой в намеке, но не менее ясной: лучше бы всего это не было.
Объяснение же нашлось особенно легко из-за его седой традиционности, выдержавшей проверку веками. Главным афоризмом юного Петербурга была реплика (с изрядно болезненными последствиями): "Быть городу пусту!" С того самого первого, вслух выраженного сомнения в том, что на невских берегах получится что-то путное, и начинается подлинная история города. Потом Иван Аксаков скажет, что в Петербурге должен остаться один Медный всадник, да и тот ускачет. Потом город и правда опустел и тут же опять наполнялся жителями. Потом опустел опять.
А сколько было вопросов. Как может жить этот город, если он не столица? Как может жить этот город, если он уже не Ленинград, его ведь после смены имени никто кормить не будет? Однако живет и смотрится живее многих "естественных" городов.
Вот и новая напасть: День рождения, на который, как и полагается, навезли вдоволь подарков. Навалили действительно много, так что даже кого-то этим ушибли. А кто-то, неушибленный, обиделся на это. Но уж всяко не больше, чем журналист из города Ульяновск, долго перечислявший в своей газете ужасы истории Петербурга, чтобы все свести к одному выводу: на деньги, ушедшие на трехсотлетие, могли сто пятьдесят раз отремонтировать ульяновское водоснабжение. Впрочем, не стоит о зависти.
В любом случае праздничная неделя, когда народные гуляния оказались совмещенными со встречей мировой элиты, и все произошло в центре мегаполиса - эта неделя забудется. Подарок - единовременное вложение средств в ремонт одного города - останется с нами навсегда. Где-то быстро облезет краска, какие-нибудь деревья завянут, но, в конце концов, и дворцы, начатые при Петре, перестраивались потом по три раза.
Сегодня мы все, даже те, кто не покидал Питер и на неделю, оказались в новом городе, в таком Петербурге, какого еще никто из нас не видел. В городе незнакомом и поэтому немного пугающем. Но этот город уже никто не назовет "грязным", и ни один из туристов уже не спросит: "Где у вас взятие Зимнего дворца?" Двенадцать лет спустя после восстановления законного имени город окончательно стал Санкт-Петербургом.
Михаил ЛОГИНОВ
