Северо-Запад
ВОТ МОЯ ДЕРЕВНЯ
20 августа
Приметы разных времен здесь встречаются повсюду. С детства помню плакаты в сенях у соседки: румяная колхозница с кроликом в руках, улыбающийся механизатор, строитель у карты "Уренгой - Помары - Ужгород"; обоев в деревне и сейчас не достать, а плакатов когда-то было в избытке.
На нашем чердаке мы однажды нашли детскую книжку 30-х годов со стихами о труде: "Работай, товарищ, работай давай,/ Работы усиленной требует край./ Работай руками, работай умом,/ Работай без устали ночью и днем./ Не думай, что труд твой зазря пропадет,/ Не думай, что мир твоих дум не поймет,/ Так ну же, товарищ, работай давай,/ Работы усиленной требует край..." И трудились - как и по всей стране, не за деньги, а за трудодни. Еще в 60-х здесь был колхоз, была своя четырехлетняя школа, учитель организовал даже ансамбль народных инструментов, но детей становилось все меньше, и школу закрыли.
В бывшем школьном саду в урожайные годы и теперь еще хорошо плодоносят яблони... Началась кампания по укрупнению колхозов (а значит, и поселков), многие соседние деревни исчезли вовсе, и теперь Замошье или Пажино - это только зарастающие поля, на которых кое-где можно найти кусты крупной смородины или малины у старых фундаментов. Такие же "сады" встретишь иногда и в лесу - это бывшие эстонские хутора. В свое время, чтобы вынудить хуторян уехать, с домов срывали крыши; многие переселились в Прибалтику, но их потомки и сейчас дважды в год приезжают посетить эстонское кладбище.
В войну в окрестных лесах действовали партизаны; однажды стычка произошла прямо в деревне, за что фашисты казнили шестерых мужчин (не партизан, а тех, кто не успел вовремя убежать в лес) и подожгли деревню - к счастью, пожар после их отъезда успели потушить. Соседка рассказывала, что, когда они с матерью, увидев, что немцы уезжают, прибежали из лесу домой, она заметила, что на чердаке от залетевших искр загорелась солома. Воды под рукой не оказалось, и тогда она схватила из печи чугунок со щами и выплеснула их в солому - тем и спасла избу. Ее брат в это время прятался в сенном сарае и лишь по счастливой случайности не попался немцам и не сгорел вместе с сараем. А могила казненных известна и сейчас, находится она на том самом месте, где раньше стояла церковь, разрушенная в 20-е годы.
Жизнь каждого в деревне - как на ладони. До сих пор посмеиваются над бабой Аней, которая в свое время была комсомольской активисткой, потом писала письмо Гитлеру, а во время оккупации сама вызвалась ехать в Германию. Был в деревне мужик Коля Черное Море, прозванный так за бесконечные рассказы о том, как он однажды побывал на Черном море (кажется, это было самое яркое впечатление его жизни). Вообще о местных прозвищах можно рассказывать долго. Например, было в деревне двое Анатолиев, и оба - Федоровичи; один из них в молодости неплохо играл в шахматы, и до сих пор, чтобы отличать, его зовут Ботя (Ботвинник). Или, скажем, баба Самряха - родом с озера Самро.
Не только прозвища, но иногда и самые простые слова требуют объяснения. Городской житель не сразу поймет, что такое, скажем, "мазута", а это просто клейстер или замазка, то есть то, чем мажут. Или "привёра" - без подсказки и не догадаешься, что это местная разновидность калитки.
У здешних мест есть не только своя история, но и свои легенды. Говорят, что за озером на горе когда-то стояла церковь с серебряным крестом на куполе. Как-то в сильную грозу молния ударила в гору; церковь сгорела, а серебряный крест упал прямо в воду, и вода стала целебной, а в озере с тех пор никто не тонул. Многи ли тут правды - не знаю, но, сколько мы там живем, утопленников и правда не было, да и мелкие ранки после купания заживают быстрее. Такими же легендарными кажутся теперь Машин Хутор, Талькина Гора, бор Грём или Ратный Ручей, хотя с каждым из них связаны истории реально живших когда-то людей. Но время бежит, и уходят не только эти люди, но и те, кто помнил о них, а вскоре, наверное, забудутся и названия...
Наталия ВИНОГРАДОВА
На нашем чердаке мы однажды нашли детскую книжку 30-х годов со стихами о труде: "Работай, товарищ, работай давай,/ Работы усиленной требует край./ Работай руками, работай умом,/ Работай без устали ночью и днем./ Не думай, что труд твой зазря пропадет,/ Не думай, что мир твоих дум не поймет,/ Так ну же, товарищ, работай давай,/ Работы усиленной требует край..." И трудились - как и по всей стране, не за деньги, а за трудодни. Еще в 60-х здесь был колхоз, была своя четырехлетняя школа, учитель организовал даже ансамбль народных инструментов, но детей становилось все меньше, и школу закрыли.
В бывшем школьном саду в урожайные годы и теперь еще хорошо плодоносят яблони... Началась кампания по укрупнению колхозов (а значит, и поселков), многие соседние деревни исчезли вовсе, и теперь Замошье или Пажино - это только зарастающие поля, на которых кое-где можно найти кусты крупной смородины или малины у старых фундаментов. Такие же "сады" встретишь иногда и в лесу - это бывшие эстонские хутора. В свое время, чтобы вынудить хуторян уехать, с домов срывали крыши; многие переселились в Прибалтику, но их потомки и сейчас дважды в год приезжают посетить эстонское кладбище.
В войну в окрестных лесах действовали партизаны; однажды стычка произошла прямо в деревне, за что фашисты казнили шестерых мужчин (не партизан, а тех, кто не успел вовремя убежать в лес) и подожгли деревню - к счастью, пожар после их отъезда успели потушить. Соседка рассказывала, что, когда они с матерью, увидев, что немцы уезжают, прибежали из лесу домой, она заметила, что на чердаке от залетевших искр загорелась солома. Воды под рукой не оказалось, и тогда она схватила из печи чугунок со щами и выплеснула их в солому - тем и спасла избу. Ее брат в это время прятался в сенном сарае и лишь по счастливой случайности не попался немцам и не сгорел вместе с сараем. А могила казненных известна и сейчас, находится она на том самом месте, где раньше стояла церковь, разрушенная в 20-е годы.
Жизнь каждого в деревне - как на ладони. До сих пор посмеиваются над бабой Аней, которая в свое время была комсомольской активисткой, потом писала письмо Гитлеру, а во время оккупации сама вызвалась ехать в Германию. Был в деревне мужик Коля Черное Море, прозванный так за бесконечные рассказы о том, как он однажды побывал на Черном море (кажется, это было самое яркое впечатление его жизни). Вообще о местных прозвищах можно рассказывать долго. Например, было в деревне двое Анатолиев, и оба - Федоровичи; один из них в молодости неплохо играл в шахматы, и до сих пор, чтобы отличать, его зовут Ботя (Ботвинник). Или, скажем, баба Самряха - родом с озера Самро.
Не только прозвища, но иногда и самые простые слова требуют объяснения. Городской житель не сразу поймет, что такое, скажем, "мазута", а это просто клейстер или замазка, то есть то, чем мажут. Или "привёра" - без подсказки и не догадаешься, что это местная разновидность калитки.
У здешних мест есть не только своя история, но и свои легенды. Говорят, что за озером на горе когда-то стояла церковь с серебряным крестом на куполе. Как-то в сильную грозу молния ударила в гору; церковь сгорела, а серебряный крест упал прямо в воду, и вода стала целебной, а в озере с тех пор никто не тонул. Многи ли тут правды - не знаю, но, сколько мы там живем, утопленников и правда не было, да и мелкие ранки после купания заживают быстрее. Такими же легендарными кажутся теперь Машин Хутор, Талькина Гора, бор Грём или Ратный Ручей, хотя с каждым из них связаны истории реально живших когда-то людей. Но время бежит, и уходят не только эти люди, но и те, кто помнил о них, а вскоре, наверное, забудутся и названия...
Наталия ВИНОГРАДОВА
