Город
МЕЖДУ ПЕРВОЙ И ВТОРОЙ
02 октября
Совсем недавно русская эмиграция была для советских людей своеобразной "терра инкогнита" - манящей, запретной и почти столь же загадочной, как Атлантида. Разница лишь в том, что культура русской эмиграции не только просуществовала до нашего времени, но и ухитрялась все эти годы составлять реальную конкуренцию официальной советской культуре.
Финляндия - это не Парагвай и даже не Чехия: всего 30 км от бывшей столицы Российской империи. Однако для многих беженцев, спасавшихся от ужасов Гражданской войны и "социалистического строительства", эта граница стала чертой между благополучным прошлым и пугающим будущим (доклад
О.Р. Демидовой "Граница как экзистенциальная катастрофа").
Впереди их ждали трудности, связанные с необходимостью адаптироваться в чуждой языковой, культурной и конфессиональной среде, статус "полугражданина" и "нансеновский паспорт" (доклады М.Л. Магидович, А.И. Рупасова, З.С. Бочаровой). Сложности усугубляла и неоднородность в среде самих эмигрантов, делившихся на несколько более мелкие общины (представители интеллигенции и буржуазии, белогвардейцы, участники Кронштадтского восстания, "соплеменники" финнов - ингерманландцы и карелы).
Более-менее успешно адаптироваться сумели немногие, и их имена вспоминают в Финляндии с большим уважением (художник Илья Репин, архитектор Иван Кудрявцев, петербургские мастера хореографии, ставшие артистами балета Хельсинки).
Но эмигранты в подавляющем большинстве были все-таки не учеными или деятелями культуры, а простыми обывателями. И для этой основной массы Суоми так и не стала второй Родиной. Кто виноват в этом - предмет для дискуссий. С одной стороны, видимо, памятуя о "колониальном прошлом", многие финны не слишком-то доброжелательно относились к выходцам из бывшей метрополии.
С другой стороны, и сами русские (если не считать "соплеменников") жили достаточно изолированной общиной, "варясь практически в своем собственном соку". В Финляндии они не видели того гостеприимства, с которым встречались в славянских странах (Чехии, Болгарии, Югославии), не было здесь и свободного ("немного космополитичного") духа таких европейских столиц, как Париж, Берлин, Лондон, Вена. И именно поэтому для подавляющего большинства русских беженцев Финляндия стала лишь временным пристанищем на их долгом и полном страданий эмигрантском пути. Встречи же со своей настоящей Родиной им всем "пришлось ждать года".
Дмитрий МИТЮРИН
Финляндия - это не Парагвай и даже не Чехия: всего 30 км от бывшей столицы Российской империи. Однако для многих беженцев, спасавшихся от ужасов Гражданской войны и "социалистического строительства", эта граница стала чертой между благополучным прошлым и пугающим будущим (доклад
О.Р. Демидовой "Граница как экзистенциальная катастрофа").
Впереди их ждали трудности, связанные с необходимостью адаптироваться в чуждой языковой, культурной и конфессиональной среде, статус "полугражданина" и "нансеновский паспорт" (доклады М.Л. Магидович, А.И. Рупасова, З.С. Бочаровой). Сложности усугубляла и неоднородность в среде самих эмигрантов, делившихся на несколько более мелкие общины (представители интеллигенции и буржуазии, белогвардейцы, участники Кронштадтского восстания, "соплеменники" финнов - ингерманландцы и карелы).
Более-менее успешно адаптироваться сумели немногие, и их имена вспоминают в Финляндии с большим уважением (художник Илья Репин, архитектор Иван Кудрявцев, петербургские мастера хореографии, ставшие артистами балета Хельсинки).
Но эмигранты в подавляющем большинстве были все-таки не учеными или деятелями культуры, а простыми обывателями. И для этой основной массы Суоми так и не стала второй Родиной. Кто виноват в этом - предмет для дискуссий. С одной стороны, видимо, памятуя о "колониальном прошлом", многие финны не слишком-то доброжелательно относились к выходцам из бывшей метрополии.
С другой стороны, и сами русские (если не считать "соплеменников") жили достаточно изолированной общиной, "варясь практически в своем собственном соку". В Финляндии они не видели того гостеприимства, с которым встречались в славянских странах (Чехии, Болгарии, Югославии), не было здесь и свободного ("немного космополитичного") духа таких европейских столиц, как Париж, Берлин, Лондон, Вена. И именно поэтому для подавляющего большинства русских беженцев Финляндия стала лишь временным пристанищем на их долгом и полном страданий эмигрантском пути. Встречи же со своей настоящей Родиной им всем "пришлось ждать года".
Дмитрий МИТЮРИН
