Город
НА СЕННОЙ ШУСТРЯТ ВСЕ
16 октября
Возможно, это одна из самых больших городских площадей в мире. Уж точно больше Красной, а площадь Звезды в Париже по сравнению с ней просто карлик. Не сможет сравниться с ней и берлинская Александерплац. Но очутившись тут, прохожий не будет ошеломлен размахом, не вызовут у него восторженного трепета монументы, не восхитится он величием человеческого духа, воплощенным в памятники архитектуры. Скорее всего, он даже не поймет, что оказался на площади, а поняв, равнодушно пойдет дальше.
КОЛОННА ВО ЧРЕВЕ
"Чрева Парижа", знаменитого рынка, уже тридцать лет нет как нет, на его месте разместился ошеломляющий модерном Центр имени Жоржа Помпиду. А Сенная, чрево Петербурга, стоит. И стоять будет, пока Петербургу не быть пусту. А может, и дольше... Впрочем, тщетно поспешая за "цивилизованным миром", обзавелось недавно наше чрево полупрозрачной стелой - Башней мира, прибывшей прямо с берегов Сены. Но то ли монумент слишком незначителен для нашей площади, то ли современная европейская архитектура такова, но питерская публика либо вовсе не замечает его, либо принимает за очередной мол для размещения рекламы и начинает эту рекламу искать. И не найдя ничего на предмет скидок и товаров, оставляет попытки понять смысл сего шедевра.
Перед европейскими площадями щеголяет Сенная с недавних пор убранством своих мостовых. Но расхристанность штукатурки ее зданий предательски выдает прошлое мелкой купчихи, торговавшей некогда сеном. Да и новый свой облик приобрела она совсем недавно, всего-то к юбилею, от которого город не совсем еще отошел. До того было на этом месте нечто несуразное, по привычке именовавшееся петербуржцами площадью Мира, - убогий бидонвилль ларьков, толкущиеся вокруг старушки, собирающие картонные ящики бомжи. Середина была закрыта великим забором, за ним догнивали остатки амбициозных планов Метростроя, которым так и не суждено было воплотиться в жизнь. Все это было, и все это не прошло. Сенная сменила облик, приобретя некий внешний лоск, но внутри-то, внутри что изменилось?..
Сенная! Есть ли более полное выражение исконного духа Петербурга? Этого европейского щеголя, каждый вечер фланирующего на Невском проспекте и возвращающегося на канал Грибоедова в свой дом, лестница которого веками пропитывалась запахом жаренной на постном масле картошки.
Из мерцающей дрязги белой ночи выступают унылые громады домов. Пищат во множестве сигающие в такое время под ногами крысы. Пара загулявших мужиков допивают у входа в безмолвствующее метро Бог весть какую бутылку пива. И влив в пасть последние капли пены, один из них начинает хорошо поставленным голосом выдавать в пространство спящего города польский гимн. "Еще Польска не сгинела"... Ну да, не сгинела, знаем. А Сенная-то при чем? А просто так, типичный питерский пассаж во всем своем неприкрытом сюрреализме.
Фантасмагоричность Петербурга проявилась даже в здешних домах. Вот старая барская усадьба начала XIX века, Бог знает, каким ветром занесенная из Ульянки в самый центр. Вот величественная в своих формах, отражающих представляемую ею высшую военную власть, но почему-то нарочито низенькая Гауптвахта. Вот три знаменитых огромных ночлежных дома, куда со страхом, судя по его воспоминаниям, входил сам глава сыскной полиции Петербурга и гроза воров - Путилин.
Впрочем, один из этих домов Путилин бы не узнал. Тот, который после Второй мировой войны был перестроен и получил убранство, типичное для сталинского барокко. Ныне лепные символы процветания советского общества периодически пытаются упасть на головы проходящих у стен дома граждан, а потому городские власти окружают эти архитектурные излишества заботой, выражающейся либо в натянутой сетке, либо в небольшой ограде, обозначенной тонкой бечевкой с привязанными красными флажками, либо, наконец, в виде очередного срочного ремонта фасада. Но вновь и вновь изуродованный сталинскими зодчими дом отторгает чуждые его ночлежному духу символы.
НЕИСТРЕБИМЫЙ ДУХ ЗОЛОТОГО ТЕЛЬЦА
Казалось бы, годы правления "руководящей и направляющей" должны были начисто стереть само воспоминание о рыночной душе этой площади. Ан нет! Снесены ларьки, столько лет бывшие продовольственной Меккой малоимущих петербуржцев. Но вновь возникли торговые точки, внешне приобретшие пристойный вид, но внутри заполненные теми же консервами, макаронами и пивом. Даже под землю, в переходы метро, залезли жрецы желтого металла.
Впрочем, сегодняшняя Сенная торгует не только для бедных. Однако чужеродными элементами смотрятся здесь ювелирные магазины и салоны мобильной связи. Не идут здешней торговле всякие снобистские изыски, она всегда будет казаться "воробьиным бизнесом", воплощаться в юрких стаях старушек с негодным тряпьем, рассеивающихся от одного вида милиционера в отдалении и столь же быстро появляющихся опять, или загадочных "коммерсантах" у метро с картонными табличками на груди: "часы, ордена, золото".
Зато "точки общественного питания", лепящиеся друг к другу, какие были, такие и остались. Вряд ли они вообще сильно изменились с позапрошлого века. Нигде в Петербурге вы не найдете их в таком количестве. "С выпечкой за столики не садиться!" - сурово возглашает кусок рваного картона у одной из "шаверм". "С шавермой не входить!" - вторит ей величественный трехногий щит у входа в небольшое кафе. Шаверма, щедро политая майонезом пополам с кетчупом, дабы отбить всякие подозрительные привкусы, под пиво идет неплохо. Регулярно поставляют пациентов гастроэнтерологам и голосистые торговки пирожками.
Торговля. Разбитная девица торгуется о чем-то с сидящей в груде всякого хлама облезлой личностью. При ближайшем рассмотрении девица оказывается искусствоведом, закончившим один из престижных гуманитарных вузов северной столицы. "И чем ты тут занимаешься?" - "Да так, шустрю..."
КЛУБ НА СТРАНСТВУЮЩИХ СКАМЕЙКАХ
На Сенной шустрят все. Это стиль здешнего существования, в котором творится не только дневная вакханалия торговли и всякого мелкого аферизма, но и вечерняя стихия отдыха. Каждое утро многие тысячи людей выплескиваются двумя станциями метро. Чиновники с чиновницами, всевозможные менеджеры, официанты, продавцы, певцы и балерины, студенты - большая часть тех, кто подвизался в огромном районе, ограниченном Фонтанкой, Невой и Невским проспектом. Вечером людской поток меняет направление. Но на лицах людей уже нет рвения и целеустремленности, они хотят расслабиться, отдохнуть после напряженного трудового дня.
Вот группа товарищей, судя по одежде, не последних менеджеров какого-то банка, с увлечением изучает проблемы кредитной политики вкупе с содержимым бутылки коньяка. Вот двоица одетых попроще граждан предается ежевечерней дегустации пива. Вот парочка, самозабвенно обнимающаяся под сенью двух банок джин-тоника, расположенных по обе стороны любовного действа. Сенная демократична по сути, она объединяет расслоенное до безобразия общество с помощью всего лишь бутылки пива. Магия. Всевозможные ларьки и магазинчики делают Сенную общепетербургским клубом, членом которого может стать любой, независимо от расы, пола, возраста, социального и имущественного положения, а также взглядов на жизнь.
Названный клуб располагается на тяжелых чугунных скамейках, боковые спинки которых сделаны, вероятно, в воспоминание о великом сенном прошлом площади в виде усеченных тележных колес. Они хоть и не способны вращаться, но, видимо, имеют свою подвижную натуру, а потому скамьи, невзирая на свой вес, неизвестно почему периодически отправляются в путешествие по площади, заканчивающееся обычно тем, что они сбиваются в стаи. Заботливая рука служителей площади возвращает мятежные седалища на место, определенное архитектором, но они вновь и вновь устремляются на встречу друг с другом. Может быть, они вообразили себя телегами сенного поезда с милой Украины, которые на ночь составлялись возницами вместе?
Среди членов клуба бродят разнообразные темные личности. Почти восемьдесят лет назад был закрыт последний ночлежный дом на Сенной, а количество людей, именуемых в милицейских протоколах "лицами без определенного места жительства", снующих по этой площади, не поддается пересчету. Вся эта разношерстная толпа кормится сбором бутылок и банок и отличается повышенной нахальностью и проворством. А посему членам клуба отдыха надо быть постоянно начеку, а не то недопитая бутылка пива может запросто испариться.
Низовые типажи Сенной заслуживают отдельного описания. Порой они настолько необычны, что их бытование невозможно представить себе нигде, как только здесь. Шикарная девица (это она сама себя таковой ощущает) лет пятидесяти пяти, в ярких лосинах и огромном розовом банном полотенце, завязанном на голове на манер тюрбана. Она идет, кокетливо виляя бедрами, и тянет за собой огромную сумку-тележку, забитую всяким хламом. Вежливой мужчина, прилично одетый, с тусклыми глазами и дружелюбной улыбочкой на устах, предлагающий в вечернее время посидельцам здешних скамеек что угодно для развлечения - девочек, мальчиков, "траву". Туалетный работник... Однако об этом персонаже хотелось бы поподробнее.
КАИН И МАНФРЕД
Уж не дознаешься, какому титану мысли пришло в голову учредить в помпезном здании бывшей Гауптвахты, памятнике архитектуры первой половины XIX века, общественную уборную. Недавно сей уголок коммунального хозяйства был поднят на невиданную высоту. Кафель, покрывающий пол и стены, радует глаз, ароматизаторы услаждают обоняние. Имеют место даже электронные умывальники и сушильные агрегаты. Одно плохо - электричества пока нет. Посему страждущее человечество не в состоянии воспользоваться этими благами цивилизации.
Страдают от этого окрестные подворотни, ибо многочасовое потребление пива автоматически включает в себя частые отлучки по естественной причине. Впрочем, у самой станции метро разместились синенькие пластмассовые кабинки, где желающий за сходную цену может удовлетворить эти самые надобности. При каждой кабинке положен свой "продавец счастья". Один из них весьма примечателен: плотное телосложение и бритая голова направляют размышления о его социальном статусе, роде занятий и моральных устоях в правильном направлении, а массивная золотая цепь окончательно открывает глаза на то, с кем имеешь дело. Этот человек словоохотливо разъяснит, сколько, в натуре, стоит посещение его заведения, и прочтет лекцию, как надо здесь себя вести по понятиям. Поневоле почувствуешь, как у Венечки Ерофеева, что ты мелкая сошка, а он - Каин и Манфред. Вероятно, поэтому его кабинки, как внутри, так и снаружи, блистают чистотой. Вот уж воистину: не место красит человека... Так и хочется воззвать жалобно, подобно герою Бориса Чиркова в знаменитом некогда фильме "Каин XVIII": "Не бросай меня, туалетный работник...". Не бросит, всегда пребудет тут, на своем законном месте, у синеньких кабинок на славной площади Сенной.
Сенная. Каждый день здесь что-то происходит, что-то неуловимо меняется. Порой стихийно, порой направляемо чьей-то рукой, но столь же хаотично. Каждый день она являет собой срез питерской непарадной жизни, жизни обычных людей, живущих в этом фантастичном и прекрасном городе. Неизвестно, какой Сенная будет через десять лет. Но в том, что она останется самой необычной и самой типичной площадью нашего города, можно быть уверенным.
Дмитрий МАЦКЕВИЧ, Павел ГАНИПРОВСКИЙ
КОЛОННА ВО ЧРЕВЕ
"Чрева Парижа", знаменитого рынка, уже тридцать лет нет как нет, на его месте разместился ошеломляющий модерном Центр имени Жоржа Помпиду. А Сенная, чрево Петербурга, стоит. И стоять будет, пока Петербургу не быть пусту. А может, и дольше... Впрочем, тщетно поспешая за "цивилизованным миром", обзавелось недавно наше чрево полупрозрачной стелой - Башней мира, прибывшей прямо с берегов Сены. Но то ли монумент слишком незначителен для нашей площади, то ли современная европейская архитектура такова, но питерская публика либо вовсе не замечает его, либо принимает за очередной мол для размещения рекламы и начинает эту рекламу искать. И не найдя ничего на предмет скидок и товаров, оставляет попытки понять смысл сего шедевра.
Перед европейскими площадями щеголяет Сенная с недавних пор убранством своих мостовых. Но расхристанность штукатурки ее зданий предательски выдает прошлое мелкой купчихи, торговавшей некогда сеном. Да и новый свой облик приобрела она совсем недавно, всего-то к юбилею, от которого город не совсем еще отошел. До того было на этом месте нечто несуразное, по привычке именовавшееся петербуржцами площадью Мира, - убогий бидонвилль ларьков, толкущиеся вокруг старушки, собирающие картонные ящики бомжи. Середина была закрыта великим забором, за ним догнивали остатки амбициозных планов Метростроя, которым так и не суждено было воплотиться в жизнь. Все это было, и все это не прошло. Сенная сменила облик, приобретя некий внешний лоск, но внутри-то, внутри что изменилось?..
Сенная! Есть ли более полное выражение исконного духа Петербурга? Этого европейского щеголя, каждый вечер фланирующего на Невском проспекте и возвращающегося на канал Грибоедова в свой дом, лестница которого веками пропитывалась запахом жаренной на постном масле картошки.
Из мерцающей дрязги белой ночи выступают унылые громады домов. Пищат во множестве сигающие в такое время под ногами крысы. Пара загулявших мужиков допивают у входа в безмолвствующее метро Бог весть какую бутылку пива. И влив в пасть последние капли пены, один из них начинает хорошо поставленным голосом выдавать в пространство спящего города польский гимн. "Еще Польска не сгинела"... Ну да, не сгинела, знаем. А Сенная-то при чем? А просто так, типичный питерский пассаж во всем своем неприкрытом сюрреализме.
Фантасмагоричность Петербурга проявилась даже в здешних домах. Вот старая барская усадьба начала XIX века, Бог знает, каким ветром занесенная из Ульянки в самый центр. Вот величественная в своих формах, отражающих представляемую ею высшую военную власть, но почему-то нарочито низенькая Гауптвахта. Вот три знаменитых огромных ночлежных дома, куда со страхом, судя по его воспоминаниям, входил сам глава сыскной полиции Петербурга и гроза воров - Путилин.
Впрочем, один из этих домов Путилин бы не узнал. Тот, который после Второй мировой войны был перестроен и получил убранство, типичное для сталинского барокко. Ныне лепные символы процветания советского общества периодически пытаются упасть на головы проходящих у стен дома граждан, а потому городские власти окружают эти архитектурные излишества заботой, выражающейся либо в натянутой сетке, либо в небольшой ограде, обозначенной тонкой бечевкой с привязанными красными флажками, либо, наконец, в виде очередного срочного ремонта фасада. Но вновь и вновь изуродованный сталинскими зодчими дом отторгает чуждые его ночлежному духу символы.
НЕИСТРЕБИМЫЙ ДУХ ЗОЛОТОГО ТЕЛЬЦА
Казалось бы, годы правления "руководящей и направляющей" должны были начисто стереть само воспоминание о рыночной душе этой площади. Ан нет! Снесены ларьки, столько лет бывшие продовольственной Меккой малоимущих петербуржцев. Но вновь возникли торговые точки, внешне приобретшие пристойный вид, но внутри заполненные теми же консервами, макаронами и пивом. Даже под землю, в переходы метро, залезли жрецы желтого металла.
Впрочем, сегодняшняя Сенная торгует не только для бедных. Однако чужеродными элементами смотрятся здесь ювелирные магазины и салоны мобильной связи. Не идут здешней торговле всякие снобистские изыски, она всегда будет казаться "воробьиным бизнесом", воплощаться в юрких стаях старушек с негодным тряпьем, рассеивающихся от одного вида милиционера в отдалении и столь же быстро появляющихся опять, или загадочных "коммерсантах" у метро с картонными табличками на груди: "часы, ордена, золото".
Зато "точки общественного питания", лепящиеся друг к другу, какие были, такие и остались. Вряд ли они вообще сильно изменились с позапрошлого века. Нигде в Петербурге вы не найдете их в таком количестве. "С выпечкой за столики не садиться!" - сурово возглашает кусок рваного картона у одной из "шаверм". "С шавермой не входить!" - вторит ей величественный трехногий щит у входа в небольшое кафе. Шаверма, щедро политая майонезом пополам с кетчупом, дабы отбить всякие подозрительные привкусы, под пиво идет неплохо. Регулярно поставляют пациентов гастроэнтерологам и голосистые торговки пирожками.
Торговля. Разбитная девица торгуется о чем-то с сидящей в груде всякого хлама облезлой личностью. При ближайшем рассмотрении девица оказывается искусствоведом, закончившим один из престижных гуманитарных вузов северной столицы. "И чем ты тут занимаешься?" - "Да так, шустрю..."
КЛУБ НА СТРАНСТВУЮЩИХ СКАМЕЙКАХ
На Сенной шустрят все. Это стиль здешнего существования, в котором творится не только дневная вакханалия торговли и всякого мелкого аферизма, но и вечерняя стихия отдыха. Каждое утро многие тысячи людей выплескиваются двумя станциями метро. Чиновники с чиновницами, всевозможные менеджеры, официанты, продавцы, певцы и балерины, студенты - большая часть тех, кто подвизался в огромном районе, ограниченном Фонтанкой, Невой и Невским проспектом. Вечером людской поток меняет направление. Но на лицах людей уже нет рвения и целеустремленности, они хотят расслабиться, отдохнуть после напряженного трудового дня.
Вот группа товарищей, судя по одежде, не последних менеджеров какого-то банка, с увлечением изучает проблемы кредитной политики вкупе с содержимым бутылки коньяка. Вот двоица одетых попроще граждан предается ежевечерней дегустации пива. Вот парочка, самозабвенно обнимающаяся под сенью двух банок джин-тоника, расположенных по обе стороны любовного действа. Сенная демократична по сути, она объединяет расслоенное до безобразия общество с помощью всего лишь бутылки пива. Магия. Всевозможные ларьки и магазинчики делают Сенную общепетербургским клубом, членом которого может стать любой, независимо от расы, пола, возраста, социального и имущественного положения, а также взглядов на жизнь.
Названный клуб располагается на тяжелых чугунных скамейках, боковые спинки которых сделаны, вероятно, в воспоминание о великом сенном прошлом площади в виде усеченных тележных колес. Они хоть и не способны вращаться, но, видимо, имеют свою подвижную натуру, а потому скамьи, невзирая на свой вес, неизвестно почему периодически отправляются в путешествие по площади, заканчивающееся обычно тем, что они сбиваются в стаи. Заботливая рука служителей площади возвращает мятежные седалища на место, определенное архитектором, но они вновь и вновь устремляются на встречу друг с другом. Может быть, они вообразили себя телегами сенного поезда с милой Украины, которые на ночь составлялись возницами вместе?
Среди членов клуба бродят разнообразные темные личности. Почти восемьдесят лет назад был закрыт последний ночлежный дом на Сенной, а количество людей, именуемых в милицейских протоколах "лицами без определенного места жительства", снующих по этой площади, не поддается пересчету. Вся эта разношерстная толпа кормится сбором бутылок и банок и отличается повышенной нахальностью и проворством. А посему членам клуба отдыха надо быть постоянно начеку, а не то недопитая бутылка пива может запросто испариться.
Низовые типажи Сенной заслуживают отдельного описания. Порой они настолько необычны, что их бытование невозможно представить себе нигде, как только здесь. Шикарная девица (это она сама себя таковой ощущает) лет пятидесяти пяти, в ярких лосинах и огромном розовом банном полотенце, завязанном на голове на манер тюрбана. Она идет, кокетливо виляя бедрами, и тянет за собой огромную сумку-тележку, забитую всяким хламом. Вежливой мужчина, прилично одетый, с тусклыми глазами и дружелюбной улыбочкой на устах, предлагающий в вечернее время посидельцам здешних скамеек что угодно для развлечения - девочек, мальчиков, "траву". Туалетный работник... Однако об этом персонаже хотелось бы поподробнее.
КАИН И МАНФРЕД
Уж не дознаешься, какому титану мысли пришло в голову учредить в помпезном здании бывшей Гауптвахты, памятнике архитектуры первой половины XIX века, общественную уборную. Недавно сей уголок коммунального хозяйства был поднят на невиданную высоту. Кафель, покрывающий пол и стены, радует глаз, ароматизаторы услаждают обоняние. Имеют место даже электронные умывальники и сушильные агрегаты. Одно плохо - электричества пока нет. Посему страждущее человечество не в состоянии воспользоваться этими благами цивилизации.
Страдают от этого окрестные подворотни, ибо многочасовое потребление пива автоматически включает в себя частые отлучки по естественной причине. Впрочем, у самой станции метро разместились синенькие пластмассовые кабинки, где желающий за сходную цену может удовлетворить эти самые надобности. При каждой кабинке положен свой "продавец счастья". Один из них весьма примечателен: плотное телосложение и бритая голова направляют размышления о его социальном статусе, роде занятий и моральных устоях в правильном направлении, а массивная золотая цепь окончательно открывает глаза на то, с кем имеешь дело. Этот человек словоохотливо разъяснит, сколько, в натуре, стоит посещение его заведения, и прочтет лекцию, как надо здесь себя вести по понятиям. Поневоле почувствуешь, как у Венечки Ерофеева, что ты мелкая сошка, а он - Каин и Манфред. Вероятно, поэтому его кабинки, как внутри, так и снаружи, блистают чистотой. Вот уж воистину: не место красит человека... Так и хочется воззвать жалобно, подобно герою Бориса Чиркова в знаменитом некогда фильме "Каин XVIII": "Не бросай меня, туалетный работник...". Не бросит, всегда пребудет тут, на своем законном месте, у синеньких кабинок на славной площади Сенной.
Сенная. Каждый день здесь что-то происходит, что-то неуловимо меняется. Порой стихийно, порой направляемо чьей-то рукой, но столь же хаотично. Каждый день она являет собой срез питерской непарадной жизни, жизни обычных людей, живущих в этом фантастичном и прекрасном городе. Неизвестно, какой Сенная будет через десять лет. Но в том, что она останется самой необычной и самой типичной площадью нашего города, можно быть уверенным.
Дмитрий МАЦКЕВИЧ, Павел ГАНИПРОВСКИЙ
