Культура
ДАВАЙТЕ ОПРЕДЕЛИМ, ЧТО ЖЕ ТАКОЕ СОВРЕМЕННЫЙ ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР?..
12 ноября
- Разумеется. Мне кажется, что сегодня мы теряем какие-то очень ценные вещи, которые не сможем потом восстановить: они исчезнут навсегда... Когда-то большевики запрещали Чайковского как буржуазного композитора, был такой период, но потом вовремя спохватились и канонизировали и Чайковского, и Станиславского, поняв, что это вечные ценности и их потеря - это потеря национального достояния. Сегодня у нас все так размыто, все критерии настолько перепутаны или вообще исчезли, что впору сесть и попытаться вновь определить, что же такое драматический театр.
На театральных фестивалях творится часто полная неразбериха. Туда приезжает один театр, где раздеваются, поют и пляшут. А рядом другой - с постановкой Островского. Я не против театра с пением и танцами, но должны быть определены критерии. Помню, как наши учителя Товстоногов и Кацман яростно спорили, выясняя, что такое драматический театр. Нужно ли добавлять в определение слово "личность". Формулировалось так: материал драматического искусства - живой действующий актер. Обратите внимание: живой, то есть не кукла и не то, что снято на пленку. Действующий - значит добивающийся какой-то цели. Ведь действие - это процесс достижения цели. Потому что бывает артист, двигающийся по сцене, но не действующий. А потом к этому еще добавили слово "личность". Товстоногов на этом настоял. Он считал, что все, что делает герой, освещено его личным вкладом, его мировоззрением.
А сейчас нередко видишь, что никакого мировоззрения нет. Даже просто взгляда. Не только у актера, но и у режиссера. Он объяснить толком не может, что он делает и для чего.
Вопрос в том, что все-таки является материалом драматического искусства: в музыке это звук, в живописи - цвет, линия, в скульптуре - форма... А что в театре? Сейчас меняется сам материал, сам предмет театрального искусства. Возникает какой-то другой вид искусства.
Вы меня спросите: а что вас так беспокоит? Ну меняется, приходит что-то новое... что волноваться-то? Повторяю, мне кажется, в процессе этих перемен уходит что-то сущностное, жизненно важное. Исчезает театральное событие, почти подвиг, когда происходит рождение нового существа. Вот как Товстоногов и Смоктуновский создали чудо князя Мышкина.
- А что приходит вместо?
- Я уже сказал - другой вид зрелища. Меняется... если бы я мог это четко определить, то, наверно, получил бы Нобелевскую премию и бросил бы режиссуру, поскольку только Левшин смог сформулировать, что сейчас происходит в театре. Мне кажется, что меняется психология, сознание зрителя, появляется некая усредненная мировая или пока только европейская психология. Зритель не стремится в театре переживать, не включается в сценическую жизнь, не отождествляет себя с героями спектакля, не за этим туда идет. Сегодня в театре публика только релаксирует. Да, конечно, и там, в Европе, есть спектакли, где зал сопереживает, шоково молчит и у кого-то на глазах появляются слезы. Но основная тенденция - это явное зрелище. Я сижу, жую жвачку, совершенно расслаблен, мне интересно, глаз радуется... Я тут отдыхаю. Как в массажном кабинете или сауне. На таких спектаклях не смеются и не плачут.
В этом релаксирующем театре и актеры, особенно молодые, привыкают к расслабленности. Позволяют себе схалтурить, не сыграть роль до конца, не выложиться, что-то пропустить. Поставить "Обломова", где не будет Ольги Ильинской.
Литературной основой в таком зрелище часто становится стеб, прикол, как теперь говорят. Мы в молодые годы тоже занимались стебом, шутками, писали пародийные, стилизованные песенки. Но это не было нашим основным занятием. А сейчас подобное творчество превратилось чуть ли не в высокооплачиваемое искусство. Мы делали в нашем театре капустник, и молодые ребята приносили мне с восторгом песни одной известной рок-звезды. Спрашиваю: "Что вам здесь нравится? Я могу такое с ходу сымпровизировать". - "Попробуйте". - "Пожалуйста: "Был месяц май, / Стоял там черный чай, / А мы зашли с друзьями невзначай..." Такое можно сочинять километрами, не затрачиваясь. Не испытывая никаких творческих мук.
С другой стороны, я уверен, что потребность сопереживать в театре все равно существует.
- А вам не кажется, что тут есть противоречие? Вы говорите, что потребность в переживаниях, в потрясениях сохранилась, а театр, получается, на эту потребность не отвечает? Предлагает другой товар?
- Совершенно верно. Театр идет по линии наименьшего сопротивления. Существует спрос на интересного актера? Пожалуйста - вот вам спектакли со звездами. Какие спектакли? Что туда вложено? Неважно - там есть звезды, вы же сами просили. И идут на любое бессмысленное зрелище, если там есть какая-нибудь звезда.
- А вы в своем театре пытаетесь противостоять вот этим негативным тенденциям? И получается?
- Во всяком случае, мы стремимся, чтоб на наших спектаклях зритель смеялся и плакал, сопереживал. Наш "Венецианский купец" получил Гран-при на фестивале в Тольятти; в городе Тихвине, где мы его показывали, была 10-минутная овация и дома хороший прием, и пресса благосклонна. Думаю, все это потому, что удалось соединить художественность и широкий адрес, затронуть какие-то важные человеческие струны. Вот если мы говорим, что "Крестный отец" - великое произведение и лидер проката, то это значит, что сделано замечательное дело - миллионы людей увидели эту потрясающую историю, увидели великолепных актеров мирового класса.
Но когда спектакль, где художественность и не ночевала, получает гранты, премии, поездки, с ужасом думаешь, зачем же я по полтора года делаю спектакли, мучаюсь, переживаю, когда можно получить все атрибуты признания, совсем не затрачиваясь... Впрочем, это личное, а мы говорим об общем состоянии современной сцены...
Повторяю, потребность осознания смысла жизни, любви, ненависти осталась. Человек смотрит "Ромео и Джульетту" и понимает, что тут есть необходимый ему смысл. Искать ли любовь или плюнуть на это дело и выходить замуж по уму, по контракту. Дочка моя меня спрашивает, а надо ли так добиваться любви, когда есть подруги, живущие без любви, но вполне благополучно. И жаль, что сегодняшний театр все меньше и меньше отвечает на вопросы молодых - и не только молодых.
У меня нет готовых рецептов. Но уверен, что пришла пора обо всем этом задуматься...
Александр УРЕС
На театральных фестивалях творится часто полная неразбериха. Туда приезжает один театр, где раздеваются, поют и пляшут. А рядом другой - с постановкой Островского. Я не против театра с пением и танцами, но должны быть определены критерии. Помню, как наши учителя Товстоногов и Кацман яростно спорили, выясняя, что такое драматический театр. Нужно ли добавлять в определение слово "личность". Формулировалось так: материал драматического искусства - живой действующий актер. Обратите внимание: живой, то есть не кукла и не то, что снято на пленку. Действующий - значит добивающийся какой-то цели. Ведь действие - это процесс достижения цели. Потому что бывает артист, двигающийся по сцене, но не действующий. А потом к этому еще добавили слово "личность". Товстоногов на этом настоял. Он считал, что все, что делает герой, освещено его личным вкладом, его мировоззрением.
А сейчас нередко видишь, что никакого мировоззрения нет. Даже просто взгляда. Не только у актера, но и у режиссера. Он объяснить толком не может, что он делает и для чего.
Вопрос в том, что все-таки является материалом драматического искусства: в музыке это звук, в живописи - цвет, линия, в скульптуре - форма... А что в театре? Сейчас меняется сам материал, сам предмет театрального искусства. Возникает какой-то другой вид искусства.
Вы меня спросите: а что вас так беспокоит? Ну меняется, приходит что-то новое... что волноваться-то? Повторяю, мне кажется, в процессе этих перемен уходит что-то сущностное, жизненно важное. Исчезает театральное событие, почти подвиг, когда происходит рождение нового существа. Вот как Товстоногов и Смоктуновский создали чудо князя Мышкина.
- А что приходит вместо?
- Я уже сказал - другой вид зрелища. Меняется... если бы я мог это четко определить, то, наверно, получил бы Нобелевскую премию и бросил бы режиссуру, поскольку только Левшин смог сформулировать, что сейчас происходит в театре. Мне кажется, что меняется психология, сознание зрителя, появляется некая усредненная мировая или пока только европейская психология. Зритель не стремится в театре переживать, не включается в сценическую жизнь, не отождествляет себя с героями спектакля, не за этим туда идет. Сегодня в театре публика только релаксирует. Да, конечно, и там, в Европе, есть спектакли, где зал сопереживает, шоково молчит и у кого-то на глазах появляются слезы. Но основная тенденция - это явное зрелище. Я сижу, жую жвачку, совершенно расслаблен, мне интересно, глаз радуется... Я тут отдыхаю. Как в массажном кабинете или сауне. На таких спектаклях не смеются и не плачут.
В этом релаксирующем театре и актеры, особенно молодые, привыкают к расслабленности. Позволяют себе схалтурить, не сыграть роль до конца, не выложиться, что-то пропустить. Поставить "Обломова", где не будет Ольги Ильинской.
Литературной основой в таком зрелище часто становится стеб, прикол, как теперь говорят. Мы в молодые годы тоже занимались стебом, шутками, писали пародийные, стилизованные песенки. Но это не было нашим основным занятием. А сейчас подобное творчество превратилось чуть ли не в высокооплачиваемое искусство. Мы делали в нашем театре капустник, и молодые ребята приносили мне с восторгом песни одной известной рок-звезды. Спрашиваю: "Что вам здесь нравится? Я могу такое с ходу сымпровизировать". - "Попробуйте". - "Пожалуйста: "Был месяц май, / Стоял там черный чай, / А мы зашли с друзьями невзначай..." Такое можно сочинять километрами, не затрачиваясь. Не испытывая никаких творческих мук.
С другой стороны, я уверен, что потребность сопереживать в театре все равно существует.
- А вам не кажется, что тут есть противоречие? Вы говорите, что потребность в переживаниях, в потрясениях сохранилась, а театр, получается, на эту потребность не отвечает? Предлагает другой товар?
- Совершенно верно. Театр идет по линии наименьшего сопротивления. Существует спрос на интересного актера? Пожалуйста - вот вам спектакли со звездами. Какие спектакли? Что туда вложено? Неважно - там есть звезды, вы же сами просили. И идут на любое бессмысленное зрелище, если там есть какая-нибудь звезда.
- А вы в своем театре пытаетесь противостоять вот этим негативным тенденциям? И получается?
- Во всяком случае, мы стремимся, чтоб на наших спектаклях зритель смеялся и плакал, сопереживал. Наш "Венецианский купец" получил Гран-при на фестивале в Тольятти; в городе Тихвине, где мы его показывали, была 10-минутная овация и дома хороший прием, и пресса благосклонна. Думаю, все это потому, что удалось соединить художественность и широкий адрес, затронуть какие-то важные человеческие струны. Вот если мы говорим, что "Крестный отец" - великое произведение и лидер проката, то это значит, что сделано замечательное дело - миллионы людей увидели эту потрясающую историю, увидели великолепных актеров мирового класса.
Но когда спектакль, где художественность и не ночевала, получает гранты, премии, поездки, с ужасом думаешь, зачем же я по полтора года делаю спектакли, мучаюсь, переживаю, когда можно получить все атрибуты признания, совсем не затрачиваясь... Впрочем, это личное, а мы говорим об общем состоянии современной сцены...
Повторяю, потребность осознания смысла жизни, любви, ненависти осталась. Человек смотрит "Ромео и Джульетту" и понимает, что тут есть необходимый ему смысл. Искать ли любовь или плюнуть на это дело и выходить замуж по уму, по контракту. Дочка моя меня спрашивает, а надо ли так добиваться любви, когда есть подруги, живущие без любви, но вполне благополучно. И жаль, что сегодняшний театр все меньше и меньше отвечает на вопросы молодых - и не только молодых.
У меня нет готовых рецептов. Но уверен, что пришла пора обо всем этом задуматься...
Александр УРЕС
