Общество
С РАЙКИНЫМ В ЭРМИТАЖ
18 ноября
Ленинградский дворец культуры имени Первой пятилетки на долгие годы стал гостеприимным домом и концертной площадкой Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Зал дворца вмещал 1042 места и во время спектакля Райкина был заполнен до отказа. Ежедневные репетиции в гостеприимном зале создавали уют, привносили вкус домашней и теплой обстановки.
Именно здесь, в ДК имени Первой пятилетки, прошло первое "торжественное" семидесятилетие Великого Мастера эстрады Аркадия Райкина. В воздухе витало невидимое напряжение, все было "упаковано", сжато, выверено, но очень не хватало теплоты торжественного момента, раскованности. Близкие к артистическому миру люди знали, что юбилей проведут по-тихому, без помпы, но солидно.
Сатирик был настолько велик, что боязнь лишний раз возвеличить его наводила страх на власть. Ленинградские газеты, как по мановению палочки, скудно осветили знаменательное событие заметками и маленькими снимками. Отрапортовав, остались довольны, что все вписалось в рамки, прошло тихо, без эксцессов.
Через короткий промежуток времени в Москве, в Концертном зале "Россия", состоялось поистине триумфальное чествование по случаю семидесятилетия Аркадия Райкина. На концерте присутствовали видные деятели театра и кино, народные артисты СССР, писатели, поэты, композиторы, космонавты, певцы...
Концерты чередовались репетициями, а репетиции концертами... Казалось, для Райкина не существует такого понятия, как "свободный от трудов праведных день". Но однажды в начале восьмидесятых годов ранней осенью репетиция сорвалась. Райкин стоял в зрительном зале в "гордом одиночестве" - благо это было утро. Стараясь заполнить возникшую паузу, аккуратно подбрасываю идею, как заполнить возникшее окно полезным мероприятием: посетить выставку известного художника в Русском музее.
Длиннющая пауза... И вдруг в пустом зале тихий голос со смешинкой произносит:
- Я же еврей, при чем здесь Русский музей?
Готов был услышать от Райкина все что угодно, но только не это. Холодок пробежал по спине - неловкая ситуация: как среагировать, что ответить? Молчу, Райкин стоит как вкопанный, весь седой, строгий, худой, уставший. Кто-то приоткрыл одну из дверей в зал, но тут же захлопнул... Видно, поняв, что реакции от меня не последует, Райкин быстро сориентировался и сказал: "Давайте в Эрмитаж к Пиотровскому". На сердце полегчало... Но как туда попасть в святая святых музеев страны: все строгости и условия с посещением прессы и съемками оговариваются заранее. А Райкин меж тем уже зажегся, засуетился, засобирался...
Честно говоря, на мои плечи свалилось то, что сделать почти невозможно. Без всякого предупреждения, без предварительной договоренности явиться в Эрмитаж с Райкиным и получить отлуп. Крутись, брат, не позорься, проявляй творческую инициативу. Выручило то, что по роду своей репортерской деятельности мне ежемесячно доводилось бывать в кабинете Бориса Борисовича Пиотровского. Звоню в Эрмитаж. Соединили с ним быстро: секретарем там была милейшая и обаятельная женщина. Сообщаю Борису Борисовичу пожелание именитого артиста нанести визит в музей. Пиотровский внимательно выслушал меня и со вздохом ответил: "Жаль, очень жаль, что не смогу лично приветить Райкина - все расписано по часам на неделю вперед... Да вы и сейчас совершенно случайно застали меня в кабинете... Перезвоните, пожалуйста, через несколько минут..." Перезваниваю, с волнением слушаю. Пиотровский говорит: "Договорюсь с бюро пропусков и пожарной охраной. Вас встретят, пройдете в мой кабинет, а потом вас проводят в Эрмитажный театр... Он сейчас закрыт, но специально для Райкина откроем. Но прошу: все съемки производить без ламп-вспышек и спецподсветок..."
Аркадий Исаакович был при машине, поэтому до Эрмитажа добрались быстро. Пиотровского уже нет на месте, встречают сотрудники музея - радушно, приветливо. Проводят в Эрмитажный театр. Здоровенным ключом со скрипом открывают массивную дверь, и нашему взору предстают старинный занавес сцены, красивые мраморные колонны, молчаливые зрительские места... Веет древностью и умиротворением - театр добрых лет сто не видел реставраторов и ремонта. В начале тридцатых годов Райкин выступал здесь студентом Театрального института. И пошли воспоминания. Он светился радостью, как ребенок, замирал в грустной позе, присаживался в зрительских рядах, вскакивал на сцену, останавливался у пыльных кулис... Мне думалось, он встречался с юностью, изучал свои первые шаги по сцене, которая через труд, неимоверный и огромный талант привела его к всеобщему признанию, к заслуженной славе.
А я, счастливый свидетель путешествия Великого актера в свою юность, безудержно снимал, стараясь запечатлеть волнительные моменты...
Потом мы бродили по залам Эрмитажа. Стоило нам появиться на выставке акварелей, как нас окружили посетители Эрмитажа. Они тепло благодарили Райкина за высокий талант, за удивительное искусство моментального перевоплощения из одного образа в другой, забрасывали вопросами, просили автограф. Актер внимательно выслушивал каждого: один вопрос вызывал у него улыбку, другой - серьезность, третий - иронию, четвертый - задумчивую грусть... Райкин даже здесь, в музее, оставался сценическим Райкиным - по-разному реагировал на ту или иную реплику, подхватывал и развивал ту или иную тему.
Аркадий Исаакович ценил прекрасное, тонко разбирался в нем. Узкий круг друзей по актерскому цеху знал о его увлечениях живописью, фарфором и хрусталем. И не просто увлекался, но мог дать совет на профессиональном уровне. В редкие свободные минуты он любил побродить по мебельным комиссионным магазинам. Один из старых реставраторов рассказал мне, что Райкин с трепетом относился к мебели XVII-XVIII веков и прекрасно в ней разбирался. Он мог даже дать дельный совет, как отреставрировать деталь старинного кресла или комода, как обустроить интерьер, чтобы тот отвечал соответствующей эпохе. Соответственно, вся квартира его была со вкусом обставлена антикварной мебелью, удивительно напоминавшей петербургскую обстановку девятнадцатого века.
Валентин ГОЛУБОВСКИЙ
Именно здесь, в ДК имени Первой пятилетки, прошло первое "торжественное" семидесятилетие Великого Мастера эстрады Аркадия Райкина. В воздухе витало невидимое напряжение, все было "упаковано", сжато, выверено, но очень не хватало теплоты торжественного момента, раскованности. Близкие к артистическому миру люди знали, что юбилей проведут по-тихому, без помпы, но солидно.
Сатирик был настолько велик, что боязнь лишний раз возвеличить его наводила страх на власть. Ленинградские газеты, как по мановению палочки, скудно осветили знаменательное событие заметками и маленькими снимками. Отрапортовав, остались довольны, что все вписалось в рамки, прошло тихо, без эксцессов.
Через короткий промежуток времени в Москве, в Концертном зале "Россия", состоялось поистине триумфальное чествование по случаю семидесятилетия Аркадия Райкина. На концерте присутствовали видные деятели театра и кино, народные артисты СССР, писатели, поэты, композиторы, космонавты, певцы...
Концерты чередовались репетициями, а репетиции концертами... Казалось, для Райкина не существует такого понятия, как "свободный от трудов праведных день". Но однажды в начале восьмидесятых годов ранней осенью репетиция сорвалась. Райкин стоял в зрительном зале в "гордом одиночестве" - благо это было утро. Стараясь заполнить возникшую паузу, аккуратно подбрасываю идею, как заполнить возникшее окно полезным мероприятием: посетить выставку известного художника в Русском музее.
Длиннющая пауза... И вдруг в пустом зале тихий голос со смешинкой произносит:
- Я же еврей, при чем здесь Русский музей?
Готов был услышать от Райкина все что угодно, но только не это. Холодок пробежал по спине - неловкая ситуация: как среагировать, что ответить? Молчу, Райкин стоит как вкопанный, весь седой, строгий, худой, уставший. Кто-то приоткрыл одну из дверей в зал, но тут же захлопнул... Видно, поняв, что реакции от меня не последует, Райкин быстро сориентировался и сказал: "Давайте в Эрмитаж к Пиотровскому". На сердце полегчало... Но как туда попасть в святая святых музеев страны: все строгости и условия с посещением прессы и съемками оговариваются заранее. А Райкин меж тем уже зажегся, засуетился, засобирался...
Честно говоря, на мои плечи свалилось то, что сделать почти невозможно. Без всякого предупреждения, без предварительной договоренности явиться в Эрмитаж с Райкиным и получить отлуп. Крутись, брат, не позорься, проявляй творческую инициативу. Выручило то, что по роду своей репортерской деятельности мне ежемесячно доводилось бывать в кабинете Бориса Борисовича Пиотровского. Звоню в Эрмитаж. Соединили с ним быстро: секретарем там была милейшая и обаятельная женщина. Сообщаю Борису Борисовичу пожелание именитого артиста нанести визит в музей. Пиотровский внимательно выслушал меня и со вздохом ответил: "Жаль, очень жаль, что не смогу лично приветить Райкина - все расписано по часам на неделю вперед... Да вы и сейчас совершенно случайно застали меня в кабинете... Перезвоните, пожалуйста, через несколько минут..." Перезваниваю, с волнением слушаю. Пиотровский говорит: "Договорюсь с бюро пропусков и пожарной охраной. Вас встретят, пройдете в мой кабинет, а потом вас проводят в Эрмитажный театр... Он сейчас закрыт, но специально для Райкина откроем. Но прошу: все съемки производить без ламп-вспышек и спецподсветок..."
Аркадий Исаакович был при машине, поэтому до Эрмитажа добрались быстро. Пиотровского уже нет на месте, встречают сотрудники музея - радушно, приветливо. Проводят в Эрмитажный театр. Здоровенным ключом со скрипом открывают массивную дверь, и нашему взору предстают старинный занавес сцены, красивые мраморные колонны, молчаливые зрительские места... Веет древностью и умиротворением - театр добрых лет сто не видел реставраторов и ремонта. В начале тридцатых годов Райкин выступал здесь студентом Театрального института. И пошли воспоминания. Он светился радостью, как ребенок, замирал в грустной позе, присаживался в зрительских рядах, вскакивал на сцену, останавливался у пыльных кулис... Мне думалось, он встречался с юностью, изучал свои первые шаги по сцене, которая через труд, неимоверный и огромный талант привела его к всеобщему признанию, к заслуженной славе.
А я, счастливый свидетель путешествия Великого актера в свою юность, безудержно снимал, стараясь запечатлеть волнительные моменты...
Потом мы бродили по залам Эрмитажа. Стоило нам появиться на выставке акварелей, как нас окружили посетители Эрмитажа. Они тепло благодарили Райкина за высокий талант, за удивительное искусство моментального перевоплощения из одного образа в другой, забрасывали вопросами, просили автограф. Актер внимательно выслушивал каждого: один вопрос вызывал у него улыбку, другой - серьезность, третий - иронию, четвертый - задумчивую грусть... Райкин даже здесь, в музее, оставался сценическим Райкиным - по-разному реагировал на ту или иную реплику, подхватывал и развивал ту или иную тему.
Аркадий Исаакович ценил прекрасное, тонко разбирался в нем. Узкий круг друзей по актерскому цеху знал о его увлечениях живописью, фарфором и хрусталем. И не просто увлекался, но мог дать совет на профессиональном уровне. В редкие свободные минуты он любил побродить по мебельным комиссионным магазинам. Один из старых реставраторов рассказал мне, что Райкин с трепетом относился к мебели XVII-XVIII веков и прекрасно в ней разбирался. Он мог даже дать дельный совет, как отреставрировать деталь старинного кресла или комода, как обустроить интерьер, чтобы тот отвечал соответствующей эпохе. Соответственно, вся квартира его была со вкусом обставлена антикварной мебелью, удивительно напоминавшей петербургскую обстановку девятнадцатого века.
Валентин ГОЛУБОВСКИЙ
