Спорт
БЕЗЗАЩИТНЫЕ ЗАЩИТНИКИ
21 ноября
Вот я и постараюсь теперь эту несправедливость устранить, рассказав о двух игроках обороны, людях абсолютно разной судьбы, но, как мне представляется, равнозначного вклада в судьбу пучковской команды - бронзового призера хоккейного чемпионата страны 1971 года.
Козлов был капитаном этой команды, а Чурашов - первым игроком обороны, выдвинутым из ее рядов в национальную сборную СССР, и самым техничным среди наших "оборонцев". Это люди равной терпимости к нелегкому хоккейному труду, равной самоотдачи, ничего не требовавшей взамен, и сверх всех аналогий - равной беззащитности. Первый - от хронического бездушия спортивной бюрократии - с одной стороны, и от собственных фантазий - с другой, а второй - "всего-то навсего" от слабостей характера, оказавшихся, к несчастью, непреодолимыми.
ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В СКА
Олег Чурашов родился и вырос в Ленинграде, учился хоккею в детских командах "Кировца". А Паша Козлов родом из Свердловска, и, прежде чем попасть в армейскую команду нашего города из расформированного калининского СКА, пролил немало пота на "предсезонке" в ЦСКА, где тем не менее так и не приглянулся Анатолию Владимировичу Тарасову.
Прослышав об интересном форварде с Нарвской заставы, Пучков отправился "за Чурашовым" (игравшим тогда в нападении) на стадион Кировского завода. Козлова же Николай Георгиевич вовсе не приглашал, ибо калининцы, вопреки нередко повторяемому вымыслу, прибыли в Ленинград раньше, чем новый наставник, которому суждено было именно здесь стать ТРЕНЕРОМ.
Приглашенный в СКА Чурашов легко вписался в компанию сверстников, собранных Пучковым из городских клубов. Тем более что Валерий Егоров, например, с которым познакомился когда-то Олег еще при наборе в хоккейную секцию "Кировца", вообще оказался в армейском клубе во многом благодаря именно ему.
- Пучков меня, между прочим, в хоккей насильно утащил, - признался мне как-то Валерий Андреевич. - Он меня и знать-то не знал, а просто-напросто "вычислил", приехав с Панюхиным смотреть Чурашова.
Так или иначе, но в декабре 1964 года приятели одновременно получили призывные повестки. Олег направился в военкомат, а Валерка - паспорт в руки и к приятелю.
Все дело в том, что Егоров очень прилично играл в футбол. В 17 лет он летал в Италию с мастерами ленинградского "Спартака", потом, как говорят футболисты, "съел" самого Станислава Завидонова в матче против олимпийской сборной СССР на стадионе имени Кирова и 31 января 1965 года должен был отправиться на южный сбор с "Зенитом".
Словом, три ночи Егоров провел у друзей, а на четвертую его "накрыли", и, как сказал мне сам Валерий Андреевич, по "прямой наводке" Чурашова.
Что же касается Павла Козлова, то он был не только самым старшим из калининского пополнения, но и единственным немосквичом в этой компании. И все это вместе давало молодым восходящим столичным звездочкам известный повод числить его эдаким неискушенным в делах высшего тогдашнего хоккейного света простачком, если хотите, неумехой-провинциалом. Вне всякого сомнения, именно с подачи шустряков-москвичей его и звали, бывало, в команде не иначе как Пабло-не-рубит, хотя, конечно, "рубил" он в своем деле лучше многих, пытавшихся уколоть его насмешливым прозвищем, созвучным с именем, которое было на слуху.
Павел Николаевич всего только на полтора года моложе меня, и, регулярно встречаясь с ним в Ледовом дворце на улице Бутлерова, я всякий раз с удовлетворением отмечаю, что, миновав и гражданский пенсионный рубеж, он по-прежнему моложаво подтянут и по-прежнему служит хоккею, занимая хлопотный и ответственный пост директора спартаковского шатра искусственного льда на старинном стадионе в Удельной, где начинал когда-то сам Михаил Бутусов.
НЕРЯДОВОЙ РЯДОВОЙ
Надо сказать, что никто никогда не считал Пашу звездой, и я лично думаю, что, к великому счастью для себя, и сам Павел Николаевич отнюдь не придерживался в собственной оценке иного мнения. В общении с журналистами он всегда оставался в тени. Недавно, скажем, искренне удивился, услышав, что я до сих пор храню его капитанскую клюшку, изъятую "из обращения" в день "бронзовой" победы над "Спартаком" в "Юбилейном" 22 апреля 1971 года. Дескать, никому никогда клюшек не дарил. Пришлось сознаться, что я заранее задумал эту "двойку" - автограф тренера на клюшке капитана, невольно сделав его жертвой обмана, хотя и благородного.
Козлов был рядовым тружеником питерского хоккея, однако трудился во имя нашего СКА целых 25 лет, и уже одно это делает его отнюдь не рядовым, потому что подобным стажем не отличился больше никто.
После десяти лет выступлений на льду он пять лет был вторым тренером. А летом 1979 года наконец осуществилась идея, которую много лет вынашивал Пучков. На базе юниорской команды СКА, чемпиона СССР 1977 года, была создана вторая армейская команда мастеров, и набирали ее Павел Козлов с Игорем Щурковым. Пикантность ситуации состояла, однако, в том, что спортивное руководство округа добилось передачи в свое распоряжение штатов "Судостроителя" в обход Спорткомитета и городской федерации. И Пучков как гостренер приветствовать такое самоуправство, разумеется, никак не мог, тем более что его идея состояла в получении дополнительных армейских штатов, тогда как в новой ситуации ленинградские профсоюзы лишились представительства на всесоюзной хоккейной арене.
Словом, обстановка накалялась, и, как это нередко бывало в советские времена, общественность вознамерилась противостоять административному нажиму, что, впрочем, было заранее обречено на провал. Однако зал заседания городской федерации бурлил до тех пор, пока не взял слово Козлов.
- Команда ВИФК всегда была, есть и будет, - отчеканил Павел Николаевич.
И все рассмеялись, потому что аббревиатура Военного инфизкульта впервые ворвалась тогда в наш хоккейный лексикон. Все поняли, что вопрос бесповоротно закрыт...
Козлов отдал второй армейской команде немало сил, а будучи назначенным (в первом тренерском "заезде" Бориса Михайлова) начальником первой команды, по его собственным словам, ни за что не отвечающим и ни на что не влияющим, опять попросился во вторую, которая именовалась тогда "Звездой" и "проживала" в Оленегорске.
Он регулярно добивался ее усиления за счет призыва и весной 1987 года реально претендовал на выход в первую лигу. Предстояла финальная серия с киевской ШВСМ.
- На "Большевике" мы их "смяли" - 4:0 и 6:2, - вспоминает Павел Николаевич. - Осталось в Киеве выиграть один матч из трех, а в округе - переполох. Вызвал меня начальник 5-го СКА. Ты что же, говорит, не понимаешь? Да нам две команды ни в жизнь не осилить! Не вздумай... В общем, я и сам в Киев не поехал, и лучших игроков дома оставил. Хотя, если честно, до сих пор об этом своем малодушии жалею.
Кто знает, возможно, Козлов воспринял тогда стратегическое указание вышестоящего руководства с недостаточным энтузиазмом, не сумев этого скрыть? Во всяком случае, через год, когда проводили на военную пенсию, работы в клубе для него не нашлось...
В 1991 году на турнире ветеранов памяти Всеволода Боброва 53-летний Павел Козлов оказался старше всех и потому был отмечен специальным призом городской федерации.
А надо бы, подумалось мне тогда, вручить ему приз "Юбилейного", как раз в те дни отмечавшего 25-летие. Ведь именно Козлов забросил на этом льду самую первую шайбу 6 ноября 1966 года, открыв счет в поединке наших армейцев с ЦСКА.
А в том памятном турнире ветеранов Павел Козлов в последний раз вышел на лед вместе с Олегом Чурашовым, и факт этот в свете общего рассказа о них приобретает сейчас, как мне представляется, дополнительный интерес...
ВЗРОСЛЫЙ РЕБЕНОК
Старательный и самоотверженный Чурашов был, вне всякого сомнения, самым своеобразным игроком нашей армейской команды "времен первой бронзы". Незаурядная физическая сила позволяла ему проделывать на площадке огромный объем работы. Как никто другой, любил он длинные рейды в зону соперника и этим напоминал знаменитого цээсковца Виктора Кузькина. Олег был трогательно предан нашей команде и ее тренеру. И в 1973, и в 1978 годах, когда Николай Георгиевич Пучков по разным причинам оказывался не у дел, именно Чурашов был инициатором возвращения тренера за пульт команды. В декабре 1969 года, удачно сыграв за национальную сборную СССР в выигранном ею Призе "Известий", Олег получил от Аркадия Ивановича Чернышева предложение перейти в "Динамо". Он был женат на москвичке, но даже естественное желание супруги вернуться на родину не могло заставить Олега покинуть родной клуб.
Чурашов отыграл в СКА целых 16 сезонов, что и по меркам всего отечественного хоккея очень и очень много. Смею вас, однако, заверить, что его ресурс вовсе не был при этом исчерпан.
В феврале 1978 года, когда инициированное Чурашовым письмо игроков СКА на имя замминистра обороны маршала Советского Союза Соколова с просьбой вернуть Пучкова в команду, отпечатанное на моей пишущей машинке, было уже вручено адресату Виктором Васильевичем Тихоновым, я ехал в командировку в Москву по своим инженерным делам. Поезд едва отошел от перрона питерского вокзала, как в дверь нашего вагона вместе с клубами холодного воздуха протиснулись из тамбура один за другим "груженые" громадными хоккейными баулами Олег Чурашов и Борис Чучин. Мягко говоря, они выглядели "тяжеловато". На небритых лицах легко читались следы причины, по которой опоздали они накануне на поезд, увезший в столицу хоккеистов СКА.
Назавтра в пансионате ЦСКА на Песчаной Олег был уже другим и казался таким, как прежде. Но прежней надежности в его игре уже не было. Мне кажется, что в полной мере я ощутил это именно в том московском матче, когда "Крылья Советов" нанесли СКА самое тяжелое поражение в сезоне - 10:4. Чурашов, конечно, не был худшим, но это был уже совсем не тот Чурашов, к которому "привыкли глаза" за полтора десятка лет.
А вскоре к руководству армейской командой вернулся Пучков, и мне довелось присутствовать на первом собрании, которое он провел с игроками в пансионате на Звенигородской. Команда была, что называется, в "разобранном" состоянии, и Николай Георгиевич потребовал от командования округа немедленного возвращения на лед "опальных" Николая Дроздецкого и Александра Андреева. Вместе с тем тренер жестко предъявил свои претензии и некоторым игрокам.
- С товарищем Чучиным, - заявил он тогда, - я лично больше работать не буду.
А Чурашов сохранил свое место еще на год...
Потом он начал работать с мальчишками в армейской школе, однако достаточного удовлетворения, а тем более - достойного заработка это не приносило, и в 1983 году Олег Михайлович занял пост второго тренера "Ижорца".
Чурашов всегда оставался человеком открытой, совестливой, чистой души, оставался, я бы сказал, взрослым ребенком, в поступках людей не умел "читать между строк".
Осенью 1984 года, являясь составителем ленинградских хоккейных программ, я открыл в них весьма необычную по тем временам рубрику "Фотография на память". Один за другим появлялись там главные действующие лица "бронзовой" армейской команды 1971 года. И вот после нескольких публикаций ко мне подошел Чурашов.
- Посмотри, какая интересная фотография, - сказал он, - и как раз мы с Петькой.
И показал действительно очень неплохое фото, где в кадре с ним оказался Петр Андреев
Ситуация требует пояснения. Ижорская команда мастеров была создана по инициативе гостренера Пучкова в ответ на закрытие "Судостроителя". Одновременно Николай Георгиевич направил в Высшую школу тренеров в Москву Петра Андреева с тем, чтобы через два года, вернувшись домой, тот и возглавил новый клуб. А Петр Владимирович, оказавшись "у руля", что называется, на все замки закрыл двери в команду для государственного тренера, ответственного за ее судьбу. Все это совсем не одобряли в Облсовпрофе, и председатель облсовета ДСО "Труд" Станислав Ляпунов обращался даже ко мне с просьбой как-то разрядить ситуацию. Но, как и следовало ожидать, все мои увещевательные беседы с Андреевым ответа не нашли.
И вот, решив, по-видимому, что ждать своей фотографии в программке придется ему теперь куда дольше, чем хотелось бы, Петр Владимирович и решил поторопить события.
Но жизнь иной раз предлагает такие обстоятельства, которые не в состоянии придумать ни один романист. Все дело в том, что именно в тот вечер в моем портфеле лежала распечатка следующей программки, где уже "стоял" портрет Чурашова, который и воспроизводится сегодня в "НВ".
- Алик, - сказал я, разворачивая оттиск. - Ну, посмотри, какой ты красавец...
А спустя еще какое-то время, определить границы которого сегодня с достаточной точностью невозможно, меня разбудил поздний телефонный звонок. Я сразу узнал Чурашова и сразу понял, что он заметно подшофе.
- Маркович, я подлец, понимаешь, подлец... Я предал своего учителя...
Я повесил трубку...
Я и сегодня далек от мысли, что кто-нибудь имел моральное право упрекнуть Чурашова в том, что пошел он в ассистенты к Андрееву. Ведь шел-то Олег, что называется, на повышение. И не могло ему в команде мастеров работаться иначе, чем в охотку. Ведь он немало постиг в хоккее, и ему, конечно, было что показать людям. Тем более, в роли второго тренера. Но мысль о том, что сам он классифицировал мне как предательство, была, по-видимому, невыносима. Чистая его душа не выдержала обстановки, в которой он невольно оказался явно "не по ту сторону баррикад".
И Чурашов ушел из "Ижорца". Он вернулся в армейскую СДЮШОР и довел до выпуска группу 1969 года рождения, где играл его сын Игорь, после развода оставшийся на отцовском попечительстве.
Кроме хоккея реального дела не было, а в хоккее осталось для Чурашова теперь только одно место - в ветеранской команде. И он с удовольствием выходил на лед рядом со своими партнерами по "бронзе" 1971 года и даже завоевывал призы, которых не видел в лучшие свои годы. И оставался "на поляне" дольше других, благо здоровье позволяло. Надо было только активно восстанавливаться, а в расслаблениях и вольнице, традиционных на Руси, "Чураш" уже не мог себе отказать. Он сильно прибавил в весе, как говорят, оплыл с лица, однако весь его облик все еще излучал недюжинную энергию и постоянную готовность играть и играть.
Таким я и запомнил его навсегда.
22 мая 1992 года мы, питерская делегация, отъезжавшая в Москву на пленум Федерации хоккея России, собрались в городском спорткомитете. Пришел, хотя и не ехал с нами, и Олег Михайлович. Обсудив дела, мы попрощались на Миллионной, и он неспешно, медвежьей своей походкой двинулся по солнечной стороне улицы налево, в сторону Дворцовой, и вскоре скрылся из глаз по ту сторону моста через Лебяжью канавку...
Назавтра в Москве нас настигла страшная, просто невероятная весть.
Чурашов - умер. Внезапно, во сне. Лег спать и не проснулся.
А было ему без малого 47 лет.
Семен ВАЙХАНСКИЙ
Козлов был капитаном этой команды, а Чурашов - первым игроком обороны, выдвинутым из ее рядов в национальную сборную СССР, и самым техничным среди наших "оборонцев". Это люди равной терпимости к нелегкому хоккейному труду, равной самоотдачи, ничего не требовавшей взамен, и сверх всех аналогий - равной беззащитности. Первый - от хронического бездушия спортивной бюрократии - с одной стороны, и от собственных фантазий - с другой, а второй - "всего-то навсего" от слабостей характера, оказавшихся, к несчастью, непреодолимыми.
ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В СКА
Олег Чурашов родился и вырос в Ленинграде, учился хоккею в детских командах "Кировца". А Паша Козлов родом из Свердловска, и, прежде чем попасть в армейскую команду нашего города из расформированного калининского СКА, пролил немало пота на "предсезонке" в ЦСКА, где тем не менее так и не приглянулся Анатолию Владимировичу Тарасову.
Прослышав об интересном форварде с Нарвской заставы, Пучков отправился "за Чурашовым" (игравшим тогда в нападении) на стадион Кировского завода. Козлова же Николай Георгиевич вовсе не приглашал, ибо калининцы, вопреки нередко повторяемому вымыслу, прибыли в Ленинград раньше, чем новый наставник, которому суждено было именно здесь стать ТРЕНЕРОМ.
Приглашенный в СКА Чурашов легко вписался в компанию сверстников, собранных Пучковым из городских клубов. Тем более что Валерий Егоров, например, с которым познакомился когда-то Олег еще при наборе в хоккейную секцию "Кировца", вообще оказался в армейском клубе во многом благодаря именно ему.
- Пучков меня, между прочим, в хоккей насильно утащил, - признался мне как-то Валерий Андреевич. - Он меня и знать-то не знал, а просто-напросто "вычислил", приехав с Панюхиным смотреть Чурашова.
Так или иначе, но в декабре 1964 года приятели одновременно получили призывные повестки. Олег направился в военкомат, а Валерка - паспорт в руки и к приятелю.
Все дело в том, что Егоров очень прилично играл в футбол. В 17 лет он летал в Италию с мастерами ленинградского "Спартака", потом, как говорят футболисты, "съел" самого Станислава Завидонова в матче против олимпийской сборной СССР на стадионе имени Кирова и 31 января 1965 года должен был отправиться на южный сбор с "Зенитом".
Словом, три ночи Егоров провел у друзей, а на четвертую его "накрыли", и, как сказал мне сам Валерий Андреевич, по "прямой наводке" Чурашова.
Что же касается Павла Козлова, то он был не только самым старшим из калининского пополнения, но и единственным немосквичом в этой компании. И все это вместе давало молодым восходящим столичным звездочкам известный повод числить его эдаким неискушенным в делах высшего тогдашнего хоккейного света простачком, если хотите, неумехой-провинциалом. Вне всякого сомнения, именно с подачи шустряков-москвичей его и звали, бывало, в команде не иначе как Пабло-не-рубит, хотя, конечно, "рубил" он в своем деле лучше многих, пытавшихся уколоть его насмешливым прозвищем, созвучным с именем, которое было на слуху.
Павел Николаевич всего только на полтора года моложе меня, и, регулярно встречаясь с ним в Ледовом дворце на улице Бутлерова, я всякий раз с удовлетворением отмечаю, что, миновав и гражданский пенсионный рубеж, он по-прежнему моложаво подтянут и по-прежнему служит хоккею, занимая хлопотный и ответственный пост директора спартаковского шатра искусственного льда на старинном стадионе в Удельной, где начинал когда-то сам Михаил Бутусов.
НЕРЯДОВОЙ РЯДОВОЙ
Надо сказать, что никто никогда не считал Пашу звездой, и я лично думаю, что, к великому счастью для себя, и сам Павел Николаевич отнюдь не придерживался в собственной оценке иного мнения. В общении с журналистами он всегда оставался в тени. Недавно, скажем, искренне удивился, услышав, что я до сих пор храню его капитанскую клюшку, изъятую "из обращения" в день "бронзовой" победы над "Спартаком" в "Юбилейном" 22 апреля 1971 года. Дескать, никому никогда клюшек не дарил. Пришлось сознаться, что я заранее задумал эту "двойку" - автограф тренера на клюшке капитана, невольно сделав его жертвой обмана, хотя и благородного.
Козлов был рядовым тружеником питерского хоккея, однако трудился во имя нашего СКА целых 25 лет, и уже одно это делает его отнюдь не рядовым, потому что подобным стажем не отличился больше никто.
После десяти лет выступлений на льду он пять лет был вторым тренером. А летом 1979 года наконец осуществилась идея, которую много лет вынашивал Пучков. На базе юниорской команды СКА, чемпиона СССР 1977 года, была создана вторая армейская команда мастеров, и набирали ее Павел Козлов с Игорем Щурковым. Пикантность ситуации состояла, однако, в том, что спортивное руководство округа добилось передачи в свое распоряжение штатов "Судостроителя" в обход Спорткомитета и городской федерации. И Пучков как гостренер приветствовать такое самоуправство, разумеется, никак не мог, тем более что его идея состояла в получении дополнительных армейских штатов, тогда как в новой ситуации ленинградские профсоюзы лишились представительства на всесоюзной хоккейной арене.
Словом, обстановка накалялась, и, как это нередко бывало в советские времена, общественность вознамерилась противостоять административному нажиму, что, впрочем, было заранее обречено на провал. Однако зал заседания городской федерации бурлил до тех пор, пока не взял слово Козлов.
- Команда ВИФК всегда была, есть и будет, - отчеканил Павел Николаевич.
И все рассмеялись, потому что аббревиатура Военного инфизкульта впервые ворвалась тогда в наш хоккейный лексикон. Все поняли, что вопрос бесповоротно закрыт...
Козлов отдал второй армейской команде немало сил, а будучи назначенным (в первом тренерском "заезде" Бориса Михайлова) начальником первой команды, по его собственным словам, ни за что не отвечающим и ни на что не влияющим, опять попросился во вторую, которая именовалась тогда "Звездой" и "проживала" в Оленегорске.
Он регулярно добивался ее усиления за счет призыва и весной 1987 года реально претендовал на выход в первую лигу. Предстояла финальная серия с киевской ШВСМ.
- На "Большевике" мы их "смяли" - 4:0 и 6:2, - вспоминает Павел Николаевич. - Осталось в Киеве выиграть один матч из трех, а в округе - переполох. Вызвал меня начальник 5-го СКА. Ты что же, говорит, не понимаешь? Да нам две команды ни в жизнь не осилить! Не вздумай... В общем, я и сам в Киев не поехал, и лучших игроков дома оставил. Хотя, если честно, до сих пор об этом своем малодушии жалею.
Кто знает, возможно, Козлов воспринял тогда стратегическое указание вышестоящего руководства с недостаточным энтузиазмом, не сумев этого скрыть? Во всяком случае, через год, когда проводили на военную пенсию, работы в клубе для него не нашлось...
В 1991 году на турнире ветеранов памяти Всеволода Боброва 53-летний Павел Козлов оказался старше всех и потому был отмечен специальным призом городской федерации.
А надо бы, подумалось мне тогда, вручить ему приз "Юбилейного", как раз в те дни отмечавшего 25-летие. Ведь именно Козлов забросил на этом льду самую первую шайбу 6 ноября 1966 года, открыв счет в поединке наших армейцев с ЦСКА.
А в том памятном турнире ветеранов Павел Козлов в последний раз вышел на лед вместе с Олегом Чурашовым, и факт этот в свете общего рассказа о них приобретает сейчас, как мне представляется, дополнительный интерес...
ВЗРОСЛЫЙ РЕБЕНОК
Старательный и самоотверженный Чурашов был, вне всякого сомнения, самым своеобразным игроком нашей армейской команды "времен первой бронзы". Незаурядная физическая сила позволяла ему проделывать на площадке огромный объем работы. Как никто другой, любил он длинные рейды в зону соперника и этим напоминал знаменитого цээсковца Виктора Кузькина. Олег был трогательно предан нашей команде и ее тренеру. И в 1973, и в 1978 годах, когда Николай Георгиевич Пучков по разным причинам оказывался не у дел, именно Чурашов был инициатором возвращения тренера за пульт команды. В декабре 1969 года, удачно сыграв за национальную сборную СССР в выигранном ею Призе "Известий", Олег получил от Аркадия Ивановича Чернышева предложение перейти в "Динамо". Он был женат на москвичке, но даже естественное желание супруги вернуться на родину не могло заставить Олега покинуть родной клуб.
Чурашов отыграл в СКА целых 16 сезонов, что и по меркам всего отечественного хоккея очень и очень много. Смею вас, однако, заверить, что его ресурс вовсе не был при этом исчерпан.
В феврале 1978 года, когда инициированное Чурашовым письмо игроков СКА на имя замминистра обороны маршала Советского Союза Соколова с просьбой вернуть Пучкова в команду, отпечатанное на моей пишущей машинке, было уже вручено адресату Виктором Васильевичем Тихоновым, я ехал в командировку в Москву по своим инженерным делам. Поезд едва отошел от перрона питерского вокзала, как в дверь нашего вагона вместе с клубами холодного воздуха протиснулись из тамбура один за другим "груженые" громадными хоккейными баулами Олег Чурашов и Борис Чучин. Мягко говоря, они выглядели "тяжеловато". На небритых лицах легко читались следы причины, по которой опоздали они накануне на поезд, увезший в столицу хоккеистов СКА.
Назавтра в пансионате ЦСКА на Песчаной Олег был уже другим и казался таким, как прежде. Но прежней надежности в его игре уже не было. Мне кажется, что в полной мере я ощутил это именно в том московском матче, когда "Крылья Советов" нанесли СКА самое тяжелое поражение в сезоне - 10:4. Чурашов, конечно, не был худшим, но это был уже совсем не тот Чурашов, к которому "привыкли глаза" за полтора десятка лет.
А вскоре к руководству армейской командой вернулся Пучков, и мне довелось присутствовать на первом собрании, которое он провел с игроками в пансионате на Звенигородской. Команда была, что называется, в "разобранном" состоянии, и Николай Георгиевич потребовал от командования округа немедленного возвращения на лед "опальных" Николая Дроздецкого и Александра Андреева. Вместе с тем тренер жестко предъявил свои претензии и некоторым игрокам.
- С товарищем Чучиным, - заявил он тогда, - я лично больше работать не буду.
А Чурашов сохранил свое место еще на год...
Потом он начал работать с мальчишками в армейской школе, однако достаточного удовлетворения, а тем более - достойного заработка это не приносило, и в 1983 году Олег Михайлович занял пост второго тренера "Ижорца".
Чурашов всегда оставался человеком открытой, совестливой, чистой души, оставался, я бы сказал, взрослым ребенком, в поступках людей не умел "читать между строк".
Осенью 1984 года, являясь составителем ленинградских хоккейных программ, я открыл в них весьма необычную по тем временам рубрику "Фотография на память". Один за другим появлялись там главные действующие лица "бронзовой" армейской команды 1971 года. И вот после нескольких публикаций ко мне подошел Чурашов.
- Посмотри, какая интересная фотография, - сказал он, - и как раз мы с Петькой.
И показал действительно очень неплохое фото, где в кадре с ним оказался Петр Андреев
Ситуация требует пояснения. Ижорская команда мастеров была создана по инициативе гостренера Пучкова в ответ на закрытие "Судостроителя". Одновременно Николай Георгиевич направил в Высшую школу тренеров в Москву Петра Андреева с тем, чтобы через два года, вернувшись домой, тот и возглавил новый клуб. А Петр Владимирович, оказавшись "у руля", что называется, на все замки закрыл двери в команду для государственного тренера, ответственного за ее судьбу. Все это совсем не одобряли в Облсовпрофе, и председатель облсовета ДСО "Труд" Станислав Ляпунов обращался даже ко мне с просьбой как-то разрядить ситуацию. Но, как и следовало ожидать, все мои увещевательные беседы с Андреевым ответа не нашли.
И вот, решив, по-видимому, что ждать своей фотографии в программке придется ему теперь куда дольше, чем хотелось бы, Петр Владимирович и решил поторопить события.
Но жизнь иной раз предлагает такие обстоятельства, которые не в состоянии придумать ни один романист. Все дело в том, что именно в тот вечер в моем портфеле лежала распечатка следующей программки, где уже "стоял" портрет Чурашова, который и воспроизводится сегодня в "НВ".
- Алик, - сказал я, разворачивая оттиск. - Ну, посмотри, какой ты красавец...
А спустя еще какое-то время, определить границы которого сегодня с достаточной точностью невозможно, меня разбудил поздний телефонный звонок. Я сразу узнал Чурашова и сразу понял, что он заметно подшофе.
- Маркович, я подлец, понимаешь, подлец... Я предал своего учителя...
Я повесил трубку...
Я и сегодня далек от мысли, что кто-нибудь имел моральное право упрекнуть Чурашова в том, что пошел он в ассистенты к Андрееву. Ведь шел-то Олег, что называется, на повышение. И не могло ему в команде мастеров работаться иначе, чем в охотку. Ведь он немало постиг в хоккее, и ему, конечно, было что показать людям. Тем более, в роли второго тренера. Но мысль о том, что сам он классифицировал мне как предательство, была, по-видимому, невыносима. Чистая его душа не выдержала обстановки, в которой он невольно оказался явно "не по ту сторону баррикад".
И Чурашов ушел из "Ижорца". Он вернулся в армейскую СДЮШОР и довел до выпуска группу 1969 года рождения, где играл его сын Игорь, после развода оставшийся на отцовском попечительстве.
Кроме хоккея реального дела не было, а в хоккее осталось для Чурашова теперь только одно место - в ветеранской команде. И он с удовольствием выходил на лед рядом со своими партнерами по "бронзе" 1971 года и даже завоевывал призы, которых не видел в лучшие свои годы. И оставался "на поляне" дольше других, благо здоровье позволяло. Надо было только активно восстанавливаться, а в расслаблениях и вольнице, традиционных на Руси, "Чураш" уже не мог себе отказать. Он сильно прибавил в весе, как говорят, оплыл с лица, однако весь его облик все еще излучал недюжинную энергию и постоянную готовность играть и играть.
Таким я и запомнил его навсегда.
22 мая 1992 года мы, питерская делегация, отъезжавшая в Москву на пленум Федерации хоккея России, собрались в городском спорткомитете. Пришел, хотя и не ехал с нами, и Олег Михайлович. Обсудив дела, мы попрощались на Миллионной, и он неспешно, медвежьей своей походкой двинулся по солнечной стороне улицы налево, в сторону Дворцовой, и вскоре скрылся из глаз по ту сторону моста через Лебяжью канавку...
Назавтра в Москве нас настигла страшная, просто невероятная весть.
Чурашов - умер. Внезапно, во сне. Лег спать и не проснулся.
А было ему без малого 47 лет.
Семен ВАЙХАНСКИЙ
